Письма на воде (СИ) - Наталья Гринина

Ван Со изо всех сил старался не выдать ужаса, накрывшего его вслед за озарением.

– Кто ещё знает об этом?

– Кроме вас, меня этим больше никто не донимает, – обиженно надулась Хэ Су.

Жалкую попытку уколоть его четвёртый принц пропустил мимо ушей:

– Забудь всё, что ты видела в лесу. И забудь того человека, поняла?

– Да, Су, Ван Со прав, – неожиданно поддержал его Ук, правда, совсем по другой причине. – Только в этом случае ты избежишь смерти.

– А теперь я могу идти? – капризно поинтересовалась девчонка и, даже не поклонившись, направилась к себе.

– Ты! – неприязненно окликнул её Ван Со. – Не показывайся больше мне на глаза!

Он хотел припугнуть Хэ Су и рассчитывал, что его резкий пренебрежительный окрик, словно он обращался к прислуге, подстегнёт её и она побыстрее уберётся с глаз долой. Но та вдруг остановилась и, развернувшись к нему, с нажимом спросила:

– Да что такого я сделала? Вы предложили тому человеку в лесу убить меня, а ещё сказали, что сами меня убьёте. И что же мне было делать? Я что, должна была молча умереть?

Гневный голос Хэ Су сдвинул с места восьмого принца, и тот, успокаивая её, шагнул вперёд. А Ван Со с удивлением почувствовал, что у него внутри шевельнулось нечто, похожее на уважение к этой дерзкой и смелой девчонке. А она… молодец!

Он криво усмехнулся, чтобы скрыть смущение, и пошёл прочь, но замер, когда ему в спину донеслось:

– Это преступление – хотеть жить? Все хотят жить… За что вы так со мной?

Эти слова кинжалом прорезали загрубевшую оболочку души четвёртого принца и добрались до самого сокровенного.

И он тоже. Он тоже просто хотел жить. Под родным небом, каким бы чужим и недосягаемым оно ни выглядело.

На следующее утро я стоял перед отцом, слушая их беседу с наследным принцем и Чжи Моном. И я не могу описать тебе, Су, тот ворох чувств, что накрыл меня, когда король внезапно спросил, что с моей раной. Значит, он помнит! Значит, ему не всё равно! Значит, он беспокоится обо мне!

От смятения я не сразу нашёлся с ответом, но всё-таки смог заверить короля, что со мной всё в порядке и я буду счастлив найти организаторов покушения, если мне позволят остаться в Сонгаке.

И я получил это позволение, Су! Отец был настолько великодушен, что разрешил мне остаться!

Я не знал, что такое счастье, в ту пору ещё не знал. Но мне казалось, что горячая волна, откатившая меня при его словах, – это оно и было! И я не смог удержаться от улыбки, глядя на довольное лицо Чжи Мона.

Этот хитрый лис наверняка что-то знал! И радовался за меня – я это чувствовал…

***

Чхве Чжи Мон изнемогал от приступов тошноты, то и дело подступавших к горлу. Его не спасал ни пропитанный персиковым маслом платок, что он прижимал к лицу, ни колонна, к которой он привалился, чувствуя противную слабость в коленях. Он хватал ртом воздух, а глотал тяжёлый смрад, сдобренный привкусом персика.

И как только наследный принц и Ван Со могут находиться здесь, среди трупов наёмников, и изучать их с таким хладнокровным видом, словно это книги или звёздные карты? Вон как невозмутимо рассматривают эти посиневшие лица и распоротые животы! Они бы ещё при этом яблоки грызли!

Сам Чжи Мон, хоть и вызвался участвовать в расследовании, вовсе не предполагал, что ему придётся копаться в человеческих внутренностях, источающих невыносимое зловоние, от которого у него темнело в глазах, а желудок скручивался в тугой узел. Хвала Небесам, что он проспал и не успел позавтракать!

Однако когда Ван Со и Ван Му с потрясёнными лицами склонились над трупом наёмника, раскрыв его дурно пахнущий рот, звездочёт не удержался от любопытства и таки заглянул туда тоже, после чего с булькающим хрипом едва успел добежать до ближайшего отхожего ведра, провожая задержавшийся в желудке вчерашний ужин.

Спустя час наследный принц, Ван Со и вполне себе оправившийся Чжи Мон сидели в башне звездочёта, обсуждая увиденное, строя предположения и догадки. На самом деле сидел только Ван Му. Чжи Мон нервно расхаживал по комнате, рассуждая вслух и перебирая факты. А Ван Со замер в отдалении, неотрывно глядя на картину, где в языках пламени корчились жуткие лица.

Чжи Мон, не в силах изгнать из памяти безъязыкие трупы наёмников, бурно истерил, вспоминая банды, которые могли сотворить такое, и тщетно требовал, чтобы принц Со тоже участвовал в обсуждении, а не прикидывался там, в углу, каменным изваянием.

– Языки отрезают насильникам и убийцам, – вдруг произнёс, вставая, Ван Му. – А этих людей могли лишить языков, чтобы они молчали о покушении.

– Это ужасно! – воздел глаза к потолку звездочёт, но, в одно мгновение посерьёзнев, предположил: – А что если они уже были без языков? Я слышал о тёмных монахах, применяющих подобные наказания. Когда монаха наказывают, его исключают из святого ордена. Таких немых людей используют как убийц. Именно они, переодевшись артистами, могли проникнуть на церемонию во дворец.

Ван Со молча слушал их разговор. Он заставлял себя поверить, что в этом участвовал третий принц. А в том, что это был он, сомнений почти не осталось. Как только Хэ Су вспомнила меховую оторочку одежды главаря, четвёртый принц понял, кто это. На вчерашней церемонии Ван Ё был одет в костюм заклинателя духов, чей ворот был сделан из дорогого лоснящегося меха, который не мог носить никто из простолюдинов, и уж тем более монах.

Словно продолжая его мысли, Чжи Мон спросил:

– Тогда кто может стоять за всем этим?

– Тот, кто обладает неограниченной властью. Кто может встретиться с тёмным монахом, не привлекая внимания. Кто имеет право в любое время покинуть дворец, – убеждённо ответил Ван Му.

Ван Со похолодел: его самая страшная догадка обретала реальные формы, а красноречивый испуганный взгляд третьего принца, когда Со припёр его к стенке вечером того же дня, превратил догадку в истину – убийство наследника престола планировала королева Ю.

Это может показаться тебе странным, Су, но я не мог допустить, чтобы пострадала моя мать, какой бы она ни была и как бы ко мне ни относилась.

Я знаю всё, что ты можешь мне сказать, и ты будешь права. Только я не мог,