Экзо - Эдуард Катлас

Но оказывалось, что забыть что-либо невозможно. Можно похоронить воспоминания под пластами свежих событий, задвинуть их в самый дальний угол самой темной комнаты, но забыть их невозможно. В любой, даже самый неподходящий момент течение ассоциаций выносит, вымывает их на поверхность, заставляя вновь и вновь возвращаться к прошлому.

Его родители не были уникальными. Тихие люди, старающиеся, как и многие вокруг, жить незаметно. Неплохой подход во времена, когда теоретическое бессмертие любой особи человеческого рода сталкивалось с практической резней на каждом шагу. Геноцид, растянутый на столетие.

В этой тихой и неприметной жизни у них было не так много событий, которые стоили бы запоминания. Первым из них стало рождение Дрея.

Даже сейчас, когда с этим стало немного полегче, живыми рождались только один из трех детей. В момент, когда новорожденный экзо появился на свет, вероятность выжить у него составляла один к десяти.

В колониях нано ситуация с детской смертностью была не лучше, хотя причины у каждого вида были общими лишь частично.

При появлении на свет каждого экзо поджидала повышенная радиация. Радиационный фон, который губил плод зачастую еще в утробе матери. А если не губил, то на свет появлялись монстры, неспособные прожить без внешней помощи и нескольких минут. В нынешние времена такой помощи было не дождаться. Кое-где, в крупных поселениях, можно было найти более или менее оборудованные медицинские лаборатории, но и в них занимались только теми, кто имел хорошие шансы на выживание. Биоэтика в действии. Когда грамотная медицинская помощь достается только единицам новорожденных, остальным приходится выживать самостоятельно. Каждый пятый не проходил тест.

Говорили, что сразу после смуты выживал вообще только один из сотни младенцев, хотя медицинского оборудования тогда было не в пример больше.

Вторым фактором, губящим и экзо, и нано, были вирусные инфекции. Человек, в оригинальном его состоянии просто не был способен справиться с таким враждебным окружением, что предлагала при его появлении сегодняшняя земля. Шесть из десяти погибало от болезней в течение недели.

Дальше у каждого вида была своя беда. Несовместимость модифицированных генов родителей — экзо, а иногда и их предков, надежно добивала еще одного из десяти. Выживал один. Одним из десяти оказался Андрей. Дрей.

В течение первого года жизни погибал еще каждый третий ребенок. Хотя с этим и сейчас ситуация нисколько не улучшилась. Дети почти перестали погибать от радиации и инфекций во младенчестве — один из трех. Еще один из трех погибал от все той же несовместимости. Многие считали, что это свет в конце туннеля, то, что сейчас выживает хотя бы каждый третий младенец.

Но пессимисты утверждают, что состояние генетической разобщенности человеческого рода, пусть даже только его половины — экзо — может резко ухудшиться, и тогда эре экзо придет конец.

К таким пессимистам, конечно, относились все нано.

Он был первенцем. И единственным ребенком в семье. Ему исполнилось восемь, когда лихорадка Л18 накрыла район, распространяясь быстрее, чем поселки и деревни успевали закрывать ворота от пришельцев. Переносчиками были не только люди, но и насекомые, и это довершило дело. Треть взрослых экзо погибло до того, как выработали антитела. В районах нано умер каждый четвертый.

Нано говорили, что это заказ экзо. Хотя потом пришел грипп «антидогмат». Пришел веером, мутируя в среднем раз в два дня. Другими словами, это был не просто грипп, это был целый букет болезней, обрушившихся на людей. Организм просто не успевал реагировать. Нано-роботы не успевали прийти на подмогу лейкоцитам. Погибло половина нано в местах их компактного проживания. Чуть меньше в глухих деревнях. Выжил один из десяти экзо. К счастью, грипп быстро сошел на нет, в основном, за счет полной изоляции поселений в момент объявления карантина.

Экзо говорили, что это оружие возмездия нано. Только мальчику экзо в то время было все равно. Шестилетний пытался выжить. Хутор из трех дворов вымер полностью, и с этого момента он был предоставлен самому себе. Тогда он не думал о родителях. И еще долго не вспоминал о них, были дела поважнее. Например, выжить. Самое большее, что он мог сделать для своей семьи и для соседей, это поджечь каждый дом, каждую постройку на хуторе, чтобы не оставлять тела людей гнить и превращаться в прах. Это был хороший погребальный костер.

В те минуты, когда он шел между домами, аккуратно поджигая все, что могло гореть, его не волновало, что он остается без крыши над головой. Что завтра ему, возможно, будет нечего есть. Все равно он знал, что не сможет жить в доме, где на кровати, как будто обнявшись, лежали его мертвые родители.

И как только зарница от пожара исчезла за вершинами деревьев, он забыл. Забыл родителей, забыл детство. Зато, неожиданно, он вспоминал о них сейчас. Память — странная штука.

— В первом бою тебе подсунут нано. Так всегда делают, чтобы было веселее. Экзо против нано — классический бой. Кого-нибудь из городской молодежи. Это у нас так посвящают в мужчины, ты понимаешь. Много юнцов желает поскорее стать взрослыми, и рвутся разделаться с кем-нибудь на арене.

Хаммер вздохнул. Дрей вскинул голову, посмотрев на лидера группы, ощутив в этом вздохе странные нотки.

— У меня у самого сыну скоро на арену, — ничуть не смущаясь, пояснил Хаммер. — Только видишь ли, среди этих молокососов считается наиболее крутым драться не до победы, а до смерти. По правилам арены до смерти бои идут только с пришельцами. Неважно с кем — с отребьем вроде тебя, случайно выловленным на окраинах, или с профессиональными бойцами, которые приходят в город специально, чтобы выйти на арену и получить приз.

Хаммер сжал кулак и приподнял его, как будто собирался прямо здесь придушить отсутствующего сына:

— Только я этому молокососу не позволю! Пусть по простому выйдет и расквасит нос какому-нибудь молокососу из нано, и концы у крайней хаты. А будет дергаться на навозников — сам придавлю. После двух трупиков старуха выдавила его на свет не для того, чтобы он подставлял свою башку на арене.

Экзо молча кивнул. Но спросил о другом, стараясь не уходить глубже в тему, которая была для Хаммера явно не самой приятной:

— Экзо живут вместе с нано?

— Это город, навозник. Мы — центр культуры и цивилизации. Нам до фени ваши предрассудки и правила. Если ты живешь в городе, то должен быть терпим к другим. Это — правило номер один.

— Судя по всему, есть еще и правило номер два?

— Конечно, — важно кивнул Хаммер, — конечно есть.

Сделав театральную паузу, он добавил:

— Правило номер два: хороший навозник — мертвый навозник.

Люди Хаммера с готовностью заржали. Эту шутку они слышали уже не раз и ждали только момента, чтобы поиздеваться над пленником.

К их глубокому сожалению, Дрей не слишком огорчился предлагаемой перспективе. Вместо этого он задал вопрос, который волновал его больше всего:

— И что, есть дети?

Поначалу Хаммер не сообразил, о чем спрашивает пришелец. Но когда понял, то побагровел от гнева, подскочил к беззащитному пленнику и выплюнул слова прямо ему в лицо:

— Ты совсем охренел, навозник? За такие слова мы ведь можем тебя прямо здесь на куски разделать. Культура культурой, но за такое можно языка запросто лишиться. На арену тебя можно выпустить и немым.

Постепенно успокаиваясь, он встряхнул головой, и вновь начал входить в обычный ироничный тон:

— Надо же ляпнуть, а? — Хаммер обвел глазами своих людей — Дети?! Да если я хоть увижу, что мой парень подойдет к шлюхе-нано ближе чем на метр, то я его собственноручно оскоплю, как Давид Голиафа. Правильно я говорю, парни? Такие вещи допускать нельзя.

Парни одобрительно загудели. Пару примечаний от нано насчет того, что не надо вот так уж всех их женщин называть шлюхами, потонули в общем хоре.

— Ладно, закрой пасть и молчи, как рыба об лед. И слушай дальше, а то не так далеко идти осталось…

Они были где-то в центре мурашника. Перед тем, как начать проникновение, Дрей долго изучал все найденные карты. К сожалению, он совершенно не планировал заходить так глубоко в каменные джунгли, поэтому сейчас с трудом представлял свое точное местоположение.

Хаммер и его люди вели его к небольшому двухэтажному особняку, стоявшему недалеко от проспекта. Две дороги, зачем-то разделенные посередине полосой деревьев. На этом, небольшом участке мурашника оказалось неожиданно чисто. Был убран весь мусор, все обломки. Похоже, что пара зданий по соседству обвалилось полностью. Но и от них остались лишь воспоминания — все обломки были куда-то вытащены.

Более того, в этом месте наводили порядок регулярно. Асфальт подметен, выбоины аккуратно заполнены свежим нано-материалом. Этот асфальт, с возможностями самовосстановления, был изобретен незадолго до десятилетия смут. Считалось, что дороги из него должны быть вечными. Дрею не раз пришлось убедиться, что это не так. Хотя кое-где нано-асфальт еще пытался поддержать идеальное дорожное покрытие, но в большинстве мест он давно уже сдался под натиском времени.