Тайна Симеона Метафраста - Анна Викторовна Дашевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «История живописи всех времен и народов», – сказал Верещагин, раскрывая книгу на форзаце. – Первый том из четырёх, издание 1912 года. Готов предложить полный комплект для начала нашего сотрудничества.
Монтегрифо соединил кончики пальцев и с интересом посмотрел на лежащий перед ним том.
– Неплохо, – кивнул он. – Давайте обсуждать.
Если бы книга принадлежала самому Алексу, он бы сдался под напором торговца уже минут через пятнадцать. Но «История живописи» принадлежала неведомому благодетелю и должна была вернуться на своё место по окончании расследования, так что Верещагин, сжав зубы, насмерть держался названной им цены.
Хозяин кабинета разочарованно фыркнул и откинулся на спинку кресла.
– Я должен подумать, – сказал он. – Предложение интересно, но мой клиент точно рассчитывает на меньшую стоимость.
– Вы же понимаете, – развёл руками Алекс. – Я лишь посредник. Может быть, вас заинтересуют другие варианты?
Книга отправилась в бумажный пакет, пакет – в пространственный карман. Сыщик содрал с рук перчатки и бросил их в мусорную корзину, потом достал из кармана десять каталожных карточек и разложил их в две стопки:
– Вот это я бы хотел продать, – он указательным пальцем подвинул к Монтегрифо левую кучку. – А вот это – купить.
И повторил жест с оставшимися карточками.
– Для себя? – букинист поднял редкие седые брови.
– Есть книги для продажи, и есть те, которые следует оставлять себе, – покачал головой Алекс. – Я охочусь за первыми, чтобы когда-нибудь купить вторые. Но это время ещё не пришло.
Калитка мягко закрылась за их спинами, что-то прошуршало, и, когда инспектор Новиков обернулся, он увидел сплошную зелёную изгородь.
– Бережёт себя наш антиквар, – прищёлкнул он языком. – Ну, каковы впечатления?
– Потом поговорим, – покачал головой Кулиджанов. – Сейчас пойдём в отель, переоденемся и ужинать. Помнится, вы ещё утром страдали по колбаскам и пиву.
Алекс открыл было рот, чтобы сообщить, что переодеваться ему не особо хочется, потом оглянулся на спрятавшийся за зеленью особняк и передумал.
Напрасно Суржиков опасался заходить в комнату, где колдовала над женскими головками Диана Мерсье. Да что заходить, ему и спускаться на первый этаж было страшновато… Но выход на сцену отменить невозможно, уважительной причиной может быть только смерть – и он, не дождавшись возвращения Кати, отправился в логово драконихи.
Все четыре дамы сидели за столом и, попивая чай из незнакомых чашек, разглядывали картинки в каком-то журнале. Когда на Влада уставились сразу четыре пары глаз, он даже попятился немного, но вдохнул поглубже и шагнул в комнату.
– Добрый день, – сказал герой, разглядывая женщин.
Вроде бы ничего не изменилось в причёске Барбары – те же тёмные волосы, вроде стрижка похожая, только почему-то глаза кажутся больше, брови выше, а улыбка ярче. И Софья в чём-то изменилась, даже и непонятно сразу, в чём, но стала краше…
– Дина, а это наш Влад, познакомься! – сказала Софья.
– Очень приятно, – Суржиков наконец вышел из ступора, даже к ручке гостьи приложился, за что удостоился одобрительного кивка Барбары. – Диана, мне бы поговорить с вами, можно?
– Можно! – она широко улыбнулась. – А подстричься не хотите?
– Да я как-то… вроде недавно совсем…
Он с некоторым изумлением вспомнил полутёмный подвал и нескончаемый поток людей в парикмахерской эконом-класса, где стригся незадолго до появления в его жизни Алексея Верещагина. Неужели это было всего две недели назад?
– Давайте-давайте, садитесь! – деловито скомандовала Диана.
– И правда, подстригись, Влад, – поддержала её Софья. – А мы с девочками пока пойдём и чай заново заварим.
Взлетела белая простыня, окутывая плечи, зазвенели возле уха ножницы, шею пощекотал откуда-то взявшийся сквознячок…
– Усы как подстричь? – спросил нежный голос.
– Как было, только подровняйте! – сурово ответил Влад.
Ещё два щелчка ножниц, и его развернули к большому зеркалу, невесть откуда взявшемуся в этой комнате. Поразглядывав свое отражение, Суржиков медленно кивнул:
– Да… Пожалуй, теперь никто не отказал бы мне в роли принца Калафа… Спасибо, госпожа Мерсье!
И он вновь поцеловал ручку парикмахерши; та зарозовела.
– Так о чём вы хотели меня спросить, господин…
– Просто Влад, если вы не возражаете.
– Влад, – послушно повторила она. – Тогда я – Диана. А вы… вы ведь актёр, да?
– Видите ли, Диана, актёр я бывший, так сложилась жизнь. А сейчас я стал помощником частного детектива, так уж вышло…
Личико госпожи Мерсье вдруг замкнулось и стало строгим.
– Да? Как интересно, – сказала она фальшиво.
– К нам обратился господин Шнаппс, который очень беспокоится о свей супруге. Вы ведь дружите с Шарлоттой Германовной?
– Мы очень давно не виделись, – ответила женщина, не поднимая глаз.
– Диана, посмотрите на меня, пожалуйста, – Суржиков постарался вложит в голос всю убедительность, которую дала ему природа. – Каким бы ни был Альфред Францевич, жену он искренне любит и желает ей только добра!
– Ну да, конечно! Как он сам это добро понимает! – огрызнулась Диана. – Будто куклу себе завёл, платья покупает, драгоценности, а душу, душу понять?..
Сказано было, возможно, несколько коряво, но с большим чувством. За чувство это Влад и зацепился, и постепенно вытянул из госпожи Мерсье всю историю.
– Лотта – натура чуткая, впечатлительная, – всхлипывая, рассказывала парикмахерша. – Нет, я не хочу сказать, что Шнаппс с ней плохо обращался, но сами подумайте, она прочла печальную книгу и плачет. А он только посмеивается, мол, у нас-то с тобой всё хорошо, дорогая! Можно ли так жить?
В ответ Суржиков мог лишь развести руками:
– Но всё же несколько лет они были рядом, и всё шло нормально?
– Да-а… Когда Лотте исполнился двадцать один, она решила, что хочет развивать магические способности.
– Шарлотта Германовна маг? Какая стихия?
– Понятия не имею! Но она всегда прекрасно рисовала, и портреты получались такие… говорящие. Понимаете? Посмотришь на него, и сразу понимаешь, хороший человек или плохой, весел или озабочен, и чем.
– Редкий дар! – искренне согласился Влад.
– Вот именно!
– Неужели Альфред Францевич запретил супруге заниматься?
– Нет! – вспыхнула Диана. – Не запретил, конечно, он ей ничего не запрещал! Но потребовал заниматься не с мэтром Гальвестоэлем, с которым договорилась Лотта, а с какой-то старушенцией, потому что о мэтре, мол, слухи нехорошие ходят, что он девиц соблазнял и картины с них писал… ну, вы понимаете?
Скулы женщины явственно зарозовели.
– Гальвестоэль? Странное имя для эльфа… – Суржиков потянулся почесать затылок, но вспомнил о новой причёске и ограничился потиранием носа. – Ну да Тёмный с ним! А что же всё-таки произошло полгода назад, откуда взялась идея нового бога и особых молитв?
– А, да ерунда это! Подруга моя на улице какой-то старушке деньги подала, та в неё вцепилась и стала рассказывать, какая Лотта хорошая да
