Несекретные материалы - Дарья Донцова

Дней восемь тому назад судьба забросила его в абсолютно нищую квартиру. Напоив хозяйку «коктейлем», мерзавец методично обшарил комнатку и кухоньку. Ну просто ничего не нашлось, даже завалященького колечка или цепочки. Только в шкафу висела вызывающе роскошная дамская сумка из крокодиловой кожи. Она смотрелась среди жалких платьиц как шикарная гостья в бальном наряде среди нищенок. Аферист ушел, прихватив ридикюль.

Дома он методично изучил добычу и был разочарован. Внутри лежал тонкий дорогой носовой платок, сумочка с хорошей косметикой, флакончик французских духов и коробочка ментоловых пастилок. Больше ничего – ни кошелька, ни портмоне, ни конверта с деньгами… Обозленный, он хотел было зашвырнуть ридикюль в угол, но нащупал пальцами за подкладкой какой-то плоский предмет. Через секунду обнаружился ловко спрятанный потайной кармашек. Предвкушая добычу, аферист вытащил паспорт на имя Корзинкина. Мужик на фотографии походил на него, такие же глаза и волосы. Короче, на следующее утро он явился в очередное агентство уже «Базилем».

– У кого упер сумочку?

– Зовут ее Майя.

– Где живет?

Мужчина принялся соображать и наконец выдал адрес – большой кирпичный дом возле метро «Аэропорт», этаж последний, а вот квартиру не запомнил – то ли девяносто пять, то ли девяносто семь, да и не к чему записывать было…

– Сумку куда дел?

– Зое подарил, – признался кавалер.

– Неси сюда.

Мошенник ткнул пальцем куда-то в сторону подоконника.

– Возьми там.

Я подошла к окну и увидела большую сумку из крокодиловой кожи. Вызывающе дорогая вещь. Такую не возьмешь в руки, если нет подходящего делового костюма, а главное, стильной обуви. Модельеры во всем мире считают, что туфли и сумочки следует выдерживать в одном стиле.

За моей спиной раздался стук двери. Я быстро обернулась. Комната опустела – мошенник убежал от греха подальше, бросив на диване паспорт Базиля. Я подобрала книжечку и, сунув под мышку сумку, двинулась на выход. Не хватало только, чтобы сейчас вернулась Зоя и принялась рыдать.

Возле метро «Аэропорт» было два желтых кирпичных дома. Ноги подняли меня на последний этаж того, что разместился слева от площади. Лифт не работал. На площадку выходило три двери: девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь. Я принялась названивать в первую. Высунулась толстая морда со стеклянными глазами.

– Майя тут живет?

– Какой май, – икнула личность, испуская жуткие миазмы, – ноябрь на дворе давно, зима скоро, пора туалет утеплять…

Ну, с таким не договоришься, и я ткнулась в следующую квартиру.

Благообразная старушка методично объяснила, что во всем подъезде нет ни одной Майи. Пришлось идти в другое здание. Там оказалось два подъезда и на последних этажах квартиры под совсем другими номерами. Вернувшись в первый дом, я позвонила в девяносто седьмую квартиру. Сначала раздалось бойкое тявканье, потом на пороге появилась маленькая, худенькая, даже изможденная женщина. На руках она держала бело-черную собачку неопределенной породы.

– Вы Майя?

– Да, а вы от Маргариты Львовны? Проходите.

Мы пошли в комнату. Здесь из всех углов кричала бедность, даже нищета. Чистенькая, аккуратная, пытающаяся свести концы с концами. Простенькая, старая, натертая воском «стенка», потрепанный диван и кресла, прикрытые отглаженными накидками, палас, повернутый так, что самое протертое место оказалось под обеденным столом. Сама хозяйка явно недоедала, лет ей, очевидно, около пятидесяти, а выглядит старушкой. Впечатление усиливал идеально выстиранный байковый халат и шерстяные самовязаные носки. В комнате тепло, но голодный человек постоянно мерзнет.

– Не сомневайтесь, – принялась заверять женщина, – я хорошая домработница и беру недорого, а то, что худая, так это даже лучше, везде пролезу, в любую щелочку.

Она с надеждой посмотрела на меня беззащитными глазами побитого щенка.

– Только что говорила с вашей соседкой, так она заверяла, что в подъезде нет ни одной Майи…

– Наверное, к Алевтине Макаровне позвонили, – улыбнулась женщина, – бедняга давно в маразме, ничего не помнит, все путает, сколько раз с улицы приводили, квартиру найти не может. Сейчас паспорт покажу.

Я повертела в руках документ – Колосова Майя Ивановна, год рождения 1964-й. Ей всего тридцать пять! Лохматая собачка принялась с шумом обнюхивать мои туфли. Почему-то стало безумно жаль и ее, и хозяйку. Но делать нечего! Вздохнув, достала роскошную сумку и, шлепнув ее на стол, поинтересовалась:

– Ваша?

Личико Майи окончательно скукожилось, и она стала похожа на морскую свинку. Щеки вспыхнули огнем, а из глаз полились слезы. Всхлипывая и шмурыгая носом, женщина простонала:

– Господи, первый раз в жизни бес попутал.

Она отчаянно рыдала, собачка нервно поскуливала. Я пошла в кухню и открыла старенький «ЗИЛ» в надежде найти валерьянку или валокордин. На железных полочках было пусто, только на дверце белело одно-единственное яйцо. Я заглянула в хлебницу – несколько кусков ржаного хлеба…

Из комнаты перестали доноситься рыдания, и, вернувшись туда, я увидела, как Колосова, закатив глаза, падает на безупречно вычищенный палас. Я кинулась к бедолаге. Но ни похлопывания по щекам, ни холодная вода, вылитая за шиворот, не возымели действия. Майя не приходила в себя, и ей явно становилось хуже. Набрав 03, я попыталась приподнять голову упавшей, но испугалась того, как посерели запавшие щеки, и оставила попытки. Успокаивало только то, что несчастная дышала. Ждать, к удивлению, пришлось недолго. Минут через пятнадцать, гремя железным чемоданчиком, вошли две грузные одышливые тетки. Без всякого сожаления они уставились на лежащую Майю. Потом одна, кряхтя, наклонилась и объявила:

– Верка, готовь обычную.

Вторая довольно ловко скрутила головку какой-то ампуле, и бабы принялись тыкать в хозяйку иголками. После третьего укола щеки Майи покинула трупная желтизна, губы из белых превратились в розоватые, и мутноватые глаза приоткрылись.

– Значит, так, – велела докторица, – дать немедленно горячего чаю с сахаром, белый хлеб с маслом, а лучше кусок хорошего мяса с картошкой или рыбу, в общем, покормите как следует. Вон как скрутило!

– Что с ней? – робко спросила я.

– Недостаток массы тела, истощение, голодный обморок, – равнодушно пояснила тетка, захлопывая чемодан. – Сейчас сделаем необходимые уколы, но, если не поест, опять с копылок съедет.

– Давайте поднимем ее на диван, – предложила я.

Бабы поглядели на меня.

– Сейчас очухается и сама встанет, тяжело ведь!

Сопя, как разыгравшиеся мопсы, они ушли. Я поглядела на лежащую Майю и пошла в магазин.

Глава шестая

В двух шагах от дома оказался огромный супермаркет. Прихватив с десяток пакетов, вернулась назад. Колосова уже сидела на диване. Увидав меня, она вновь побледнела. Испугавшись, что тетка опять лишится чувств, я быстренько проговорила:

– Здесь еда, сейчас пообедаем.

– Спасибо, не хочу, – пробормотала слабо сопротивляющаяся хозяйка.

– Сначала салат и вот заливная рыба, – продолжала я, – к сожалению, отвратительно готовлю, но кофе сварить могу.

Пару минут ушло на то, чтобы заполнить холодильник и вскипятить джезву. Помня советы доктора, высыпала в тарелочку трюфели и притащила конфеты в комнату. И мисочка из-под салата, и лоточек, в котором лежала рыба, были просто вылизаны. Разлив кофе по щербатым кружкам, я вытащила «Голуаз» и спросила:

– Дым не помешает?

– Можно папироску, мои кончились? – просительно пробормотала Майя.

Я пришла в ужас. Ну ладно нет продуктов, но как может курильщик прожить без сигарет?

– Вы работу потеряли? – поинтересовалась я, после того как женщина с явным наслаждением затянулась сигаретой.

– Ага, – грустно ответила Майя.

История, как я и предполагала, была самой банальной. Сидела сотрудницей в НИИ. Пока зарплату платили регулярно, жить еще как-то удавалось. Но потом институт тихо зачах, и сотрудников отправили на биржу труда. К сожалению, Майя, имевшая профессию театроведа, не умела ничего делать руками. Специальность, что и говорить, интересная, но абсолютно никому не нужная в наше время. Год она получала постоянно уменьшающееся пособие, потом пристроилась в магазин уборщицей. Но беда не приходит одна, и у бедолаги обнаружилась миома, потом киста, затем еще что-то. Короче, почти четыре месяца она провалялась в больнице и вышла, пошатываясь, имея за плечами три операции. Дали инвалидность, вторую нерабочую группу, то есть четыреста рублей пенсии и льготы по оплате коммунальных услуг. Но все равно сто рублей уходит только на платежи, хотя Майя экономит на всем. Телевизор включает лишь раз в день, ненадолго, поглядеть любимый сериал. Свет почти не зажигает, а читает у окна. Естественно, не покупает никакой одежды, вместо зубной пасты использует порошок и никогда не выбрасывает даже малюсенькие обмылочки. Но, к сожалению, еще пятьдесят драгоценных рублей уплывают на то, чтобы не ходить грязной и вшивой. На оставшиеся двести пятьдесят следует исхитриться и прокормить себя и собаку Куку, бросить которую невозможно.