Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско - Виктор Геманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Подводная лодка типа „С“ IX-бис серии (а „С-13“ относилась именно к этой серии. — В. Г.) — один из наиболее современных боевых подводных кораблей, строившихся накануне Великой Отечественной войны.
„С“ имела водоизмещение 870 тонн, дальность плавания экономическим ходом — 10 000 миль, автономность — 30 суток, скорость хода около 20 узлов (надводная), 9 узлов — подводная.
Вооружение подлодки составляли 6 торпедных аппаратов, в том числе 4 — носовых и 2 — кормовых, 12 торпед, 100-миллиметровое орудие с боекомплектом 200 снарядов и 45-миллиметровый полуавтомат с 500 снарядами, новейшая аппаратура связи и шумопеленгатор.
„С“ погружалась на глубину до 100 метров».
Что же касается экипажа лодки, с ним мы познакомимся по ходу рассказа. А он начнется со слов одного из матросов «тринадцатой».
«11.01.45 г. 10.00. Снявшись со швартовых, отошли от финского парохода „Полярная звезда“ в очередной боевой поход. Провожали нас комдив А. Е. Орел, его заместитель Ф. Заикин, В. Белянко, Г. Кульчицкий, В. Корж и другие офицеры штаба. Комдив пожелал счастливого плавания и благополучного возвращения. В 23.55 вышли из шхер, погрузились на глубину 15 метров» — такую запись оставил в своем дневнике радист «тринадцатой» Михаил Коробейник, ныне проживающий в городе Буденновске Ставропольского края.
Так получилось, что «тринадцатая» вышла в боевой поход вне плана, едва закончив ремонт после предыдущего похода. Произошло это буквально накануне дня рождения командира и не было случайным. Заставили обстоятельства.
Дело в том, что командир подлодки Александр Иванович Маринеско, по служебным делам сойдя с плавбазы вместе с одним из своих товарищей — капитаном 3-го ранга В. Лобановым, после полуночи 1 января задержался в городе у хозяйки гостиницы-ресторана. Не на час-два, а на двое суток!
Возможно, ничего этого не произошло бы, если бы не совершенно неожиданные обстоятельства…
Проходя по заснеженным улицам города, Александр Иванович со спутником заметили ярко освещенное двухэтажное здание, в окнах которого мелькали нарядно одетые люди, доносились звуки музыки. Финны праздновали Новый год.
— А что, — бросил товарищу Маринеско, — зайдем посмотрим, как чертова буржуазия веселится?
— Идем! — тут же откликнулся тот.
Появление на пороге ресторана двух советских морских офицеров произвело на финнов эффект разорвавшейся бомбы. Разумеется, они прекрасно знали о категорическом запрете военнослужащим посещать увеселительные заведения городов, в которых по условиям перемирия с Финляндией, вышедшей к этому времени из войны, находились теперь советские подводные лодки. Конечно, о таком приказе председателя Контрольной комиссии А. А. Жданова знал и Александр Иванович Маринеско. Но так уж случилось, что давно не виденные, с довоенных лет, праздники в таком вот мирном, спокойном городе, вдали от боев, от грохота бомб и снарядов, всколыхнули в душе офицеров желание оторваться, отвлечься от корабельной повседневности, хоть немного развеяться, ощутить себя таким же отдыхающим от трудностей жизни человеком, как и те, что сидели в этом уютном красивом зальчике.
К разгоряченным ходьбой и морозом офицерам тут же подскочил расторопный официант с крахмальной салфеткой на сгибе локтя, учтиво провел их к накрытому хрустящей скатертью столу. Не медля ни секунды, наполнил стоявшие рядом с запотевшим графинчиком рюмки. Словом, в считанные мгновения им как бы было сказано «а». Теперь офицерам предстояло сказать «б».
— За Победу! — поднял рюмку Александр Иванович.
— За Победу! — подхватил тост Лобанов.
Коротко звякнул хрусталь, мягко скрипнули стулья под опустившимися на них офицерами. И вдруг до острого слуха Александра Ивановича донесся отчетливо и ясно шепот по-русски: «Попался бы на линии Маннергейма!»
«Ах ты, недобиток фашистский!» — словно пружиной подбросило Маринеско.
Он вскочил, обвел глазами зал. А кому, как говорится, физиономию бить? Вон они, полтора десятка мордастых, примерно тридцатилетних, — словом, тех, кто только что против нас воевали. Кто из них «вякнул»?
Но, вскочив, Александр Иванович как бы сказал уже «в». Наступила очередь произнести «г». А вот что надо сделать в такой ситуации? Решать нелегко, но решать-то надо!
И тогда Маринеско решительно направился к оркестру.
— Играйте «Интернационал»!
— Что вы, господин офицер, мы не умеем! — осклабился старший.
И тут Александр Иванович не выдержал.
— А-а, фашистам «Хорст Вессель» играли, а нам «Интернационал» не желаете?! Перестреляю! — разъярился Маринеско, хватаясь за кобуру пистолета…
Услышав шум и крики, в зал поспешила хозяйка ресторана. Шведка по происхождению, она немного понимала и даже говорила по-русски. Хозяйка сразу же поняла обстановку. Молодая и обаятельная, она решительно подошла к Александру Ивановичу, мягко положила ему руки на плечи.
— Идемте, идемте…
Все так же мягко и непринужденно улыбаясь, она повела вспылившего гостя к себе, наверх…
Так и остался Александр Иванович в той гостинице-ресторане. Причем не на час-другой, а на целых двое суток!..
Такова еще одна версия этого эпизода из личной жизни славного командира, обычно привлекающего к себе внимание многих из пишущей братии. А поделился ею со мной бывший рулевой-сигнальщик подводной лодки Геннадий Зеленцов, в свое время выполнявший как бы обязанности адъютанта командира и в силу такого положения довольно много знавший о командире — о его личной жизни, его высказывания и даже сокровенные мысли.
Итак, новогодний сход на берег закончился тем, что Александр Иванович «задержался в гостях».
Случай, вне всякого сомнения, из ряда вон выходящий. Тем более «в свете» нашей нравственности, нашего понимания морали и, разумеется, вопроса бдительности. Действительно, как же так? Командир подводной лодки в городе вчерашнего противника задерживается у совершенно незнакомых людей… Поневоле задумываешься, что же делать в связи с этим.
Потому-то, чтобы не предпринимать крутых организационных мер, а если попросту — чтобы не отдавать под суд военного трибунала хорошего, но оступившегося командира, командование дивизиона, предварительно созвонившись и проконсультировавшись с вышестоящими начальниками, распорядилось отправить проштрафившегося Маринеско в новый боевой поход.
— Кровью смыть свой позор! — напутствовал Александра Ивановича командир бригады лодок.
И вот поздно вечером 13 января, после напряженного трехдневного перехода, «тринадцатая» в точно назначенное командованием и тщательно рассчитанное штурманом время пересекла кромку заданного района в южной части Балтийского моря, над самым горлом Данцигского залива.
В общем-то площадь, отведенная для крейсирования лодки командованием, была огромной.
От острова Борнхольм до маяка Брюстерорт более 150 миль — такова была ширина района. А длина… Только до горла Данцигского залива более сорока миль! Попробуй-ка осмотри его и достаточно быстро, и, главное, внимательно.
Однако командир прекрасно понимал, что метаться по морю ему ни к чему.
— Я так думаю, — поделился он своими мыслями со старшим помощником Львом Петровичем Ефременковым, — теперь основные пути у фашистов должны пролегать в двух направлениях. Первое — связывающее Германию с Либавой и Мемелем. Конвои будут проходить по западной кромке района, а возможно, даже между Борнхольмом и Швецией. Второе же, генеральное направление — на Кенигсберг и Данциг. Думаю, конвои будут пересекать весь район с запада на восток и обратно, причем ближе к побережью. Так для них безопаснее. Значит, мы должны маневрировать так, чтобы чаще оказываться где-то ближе к банке Штольпе-Банк. Оттуда легче контролировать оба пути фашистов…
— Что ж, — согласился с доводами командира старпом, — логика в этом есть. Значит, первое всплытие в заданном районе надо сделать именно там.
— Тем более что после длительного перехода под водой надо подзарядить батареи и провентилировать отсеки, причем не отрываясь от главной задачи — наблюдения за морем…
— Согласен! — поддержал Лев Петрович. — Я поступил бы так же.
— Ну что же, Николай Яковлевич, — заглянув в штурманскую выгородку, подвел итог разговора Маринеско. — Проложите курс так, чтобы часам к двадцати не только выйти поближе к маяку Риксгефт, чтобы уточнить место, но и быть недалеко от Штольпе-Банк…
И вот — подводная лодка в заданной точке.
— Боцман, всплывай! — спокойно, чуть ли не равнодушно приказал командир. — Только аккуратней, смотри. Здесь у них всегда дозоры торчали. Так что не выскочи!
Защелкали манипуляторы. Палуба легонько начала вздыбливаться под ногами. Побежала стрелка глубомера. Двадцать пять… Двадцать… Пятнадцать… Десять метров.
