Долгое чаепитие - Дуглас Адамс

Его охватил дикий приступ ярости, как только он со всей ясностью осознал всю неприятность своего положения и несчастную свою судьбу. Он ненавидел этот чистенький, ухоженный дворик. Он ненавидел весь этот маразм с солнечными часами, все эти аккуратненько покрашенные окна, эти омерзительно ровненькие крыши. Как бы ему хотелось свалить все не на себя, а на всю эту покраску, до тошноты безукоризненно ровные камни, которыми был вымощен дворик, на эту совершенно невыносимую мерзость свежеотделанной кирпичной кладки.

– Простите…

– Что? – Он обернулся, застигнутый врасплох неожиданным вторжением в его яростные разборки с самим собой тихого вежливого голоса.

– Вы имеете какое-то отношение к?.. – Женщина показала легким, плавным движением в направлении всего того неприятного, что было связано с полицейским кучкованием и нижними этажами соседнего с ней дома. На запястье у нее был браслет красного цвета, подобранный в тон оправы очков. Она стояла за садовой оградой дома, что был справа, и смотрела с легкой неприязнью и обеспокоенностью.

Дирк пристально и свирепо посмотрел на нее, не сказав ни слова. Лет сорока, хорошо одетая, она обладала свойством мгновенно и безошибочно создать у вас представление о том, кем она являлась.

У нее вырвался вздох, выдававший озабоченность.

– Я понимаю, может быть, конечно, все это ужасно и прочее, – сказала она. – Но, вы думаете, это надолго? Мы просто решили вызвать полицию, потому что уже на стенки лезли от этой ужасной пластинки. Все это слегка…

Она бросила на него взгляд, в котором была молчаливая просьба, и Дирк решил, что во всем виновата она. Во всяком случае, до того момента, когда он во всем разберется, вполне можно было свалить все на нее. Она заслуживала этого уже хотя бы потому, что носила такой браслет.

Не сказав ни слова, он повернулся к ней спиной и унес свою ярость обратно в дом, где она, застывая, превращалась во что-то твердое и действенное.

– Джилкс! – позвал он. – Твоя версия вызывающего и дерзкого самоубийства. Она мне нравится. И вполне устраивает меня. Кажется, я даже знаю, как этот хитрый сукин сын осуществил его. Принеси мне ручку и бумагу.

Театрально усевшись за фермерский стол вишневого дерева, находившийся в глубине комнаты, он ловко набросал схему событий, в которых были задействованы ряд кухонной и прочей домашней утвари, качающиеся осветительные приборы, расписал хронологию происходящего и привязал все к такому жизненно важному факту, что проигрыватель был японского производства.

– Это должно понравиться твоим ребятам из судебной экспертизы, – поспешил он уверить Джилкса.

Ребята пробежали глазами его план, вникли в суть, зафиксировали ключевые моменты и остались ими довольны. Все было просто, неправдоподобно и точно в таком духе, который непременно-должен понравиться следователю, которому нравились те же праздники в Марбелле, что и им.

– Если только, – заметил Дирк мимоходом, – вас не заинтересует та версия, что покойный заключил контракт с неким потусторонним агентством, срок уплаты по которому истекал сегодня.

Ребята из судебной экспертизы переглянулись и дружно замотали головами. Весь их вид красноречиво говорил о том, что утро и так выдалось тяжелое, а новая тема только прибавит лишних трудностей в деле, с которым они могли покончить еще до обеда.

Дирк удовлетворенно пожал плечами, вытащил причитавшуюся ему долю из конверта-улики и, кивнув на прощание полицейским силам города, направился вверх по лестнице к выходу.

Уже в прихожей его вдруг осенило, что шум работающего телевизора, который он услышал, когда находился во дворике, заглушали назойливые звуки заевшей пластинки. Теперь же, к его удивлению, он осознал, что телевизор работает где-то наверху, в доме. Быстро посмотрев по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит, он поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, которая вела на верхние этажи дома, бросив туда изумленный взгляд.

6

Лестница на второй этаж была устлана дорожками из какого-то простого, подобранного со вкусом материала типа рогожи. Дирк медленно поднимался по ступенькам, встретив на лестничной площадке второго этажа глиняный горшок с какими-то большими, со вкусом высушенными штуковинами, и заглянул в комнаты, находившиеся на этом этаже. В комнатах все было также со вкусом и высушено.

Лишь в одной из спален, большей, были признаки того, что ею пользовались. Дизайн явно был продуман так, чтобы дать возможность солнечному свету поиграть на изящно составленных букетах цветов и одеялах, набитых чем-то похожим на сено, но в то же время чувствовалось, что носки и использованные бритвенные головки назло дизайну постепенно начали завладевать этой комнатой. Здесь сразу же угадывалось отсутствие какого-либо женского начала – такое же ощущение у вас возникает при виде того места на стене, где недавно висела картина, после того как ее сняли. Во всем был отпечаток неуюта и уныния, а накопившаяся бог знает с какого времени грязь под кроватями просилась, чтоб ее убрали.

В ванной, примыкавшей к спальне, над раковиной на стене висел золотой диск за продажу пятисот тысяч пластинок под названием «Горячая картошка» в исполнении группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку». Дирк смутно припоминал, что читал когда-то интервью с солистом этой группы (группа состояла всего из двух человек, одним из которых был солист) в газете «Санди». Когда ему задали вопрос относительно названия группы, он сказал, что с этим связана одна интересная история, однако, как выяснилось, ничего интересного, «Каждый волен понимать его так, как ему хочется», – добавил он, пожав плечами, сидя на софе в офисе своего менеджера, расположенного на одной из улиц, отходящих от Оксфорд-стрит.

Дирк помнил, как в тот момент он мысленно представил себе журналиста, вежливо кивающего в ответ и записывающего все это. В животе у него возникло какое-то мерзкое ощущение, которое ему удалось в конце концов заглушить джином.

«Горячая картошка…» – думал Дирк. Когда он разглядывал диск в золотой рамке, висевший перед ним, его вдруг осенило, что пластинка, на которой покоилась некоторое время назад голова мистера Энсти, очевидно, была именно эта. Горячая картошка. Не тронь ее.

Что бы это значило?

Каждый понимает это так, как ему хочется, вспомнил Дирк с неприятным чувством.

Он вспомнил еще одну вещь из этого интервью: Пейн (так звали солиста группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку») рассказал, что словами для песни послужил обрывок разговора, нечаянно услышанного им или кем-то еще в поезде, самолете, сауне или в каком-то другом месте, и они практически ничего в нем не меняли. Дирку интересно было, как изобретатели текста песни почувствовали бы себя, если б им пришлось услышать эти слова повторенными в тех обстоятельствах, которым он сам недавно был свидетелем.

Он стал более внимательно рассматривать наклейку посередине золотого диска. В верхней строке стояло просто «АРРГХ!», а в нижней перечислялись авторы – «Пентагон, Малвил, Энсти».

Малвил было, по-видимому, имя второго члена группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку», того, кто не был солистом. На деньги, полученные за то, чтоб его имя стояло на этом сингле-бестселлере, Энсти скорее всего и купил этот дом. Когда Энсти говорил с ним о контракте, связанном с «Горячей картошкой», подразумевалось, что Дирку известно, о чем шла речь.

Дирк же принял тогда все это за полную чушь. Было очень легко предположить, что тот, кто несет чушь насчет монстров с зелеными глазами и косами, точно так же может нести чушь, говоря о картошке.

Дирк вздохнул про себя, ощутив чувство стыда. Ему вдруг показалась невыносимой та симметричность, с которой диск был прикреплен к стене. Он слегка сдвинул его так, чтобы он висел не так симметрично, под более человеческим углом. Когда он это делал, из рамки, в которую был вставлен диск, выпал конверт и спорхнул на пол. Дирку не удалось поймать его на лету. Выругавшись неподобающим образом, он наклонился, чтобы поднять его.

Это был большущий конверт из плотной, очень дорогой бумаги кремового цвета; небрежно распечатанный, а затем вновь запечатанный клейкой лентой. По всей видимости, его распечатывали и вновь заклеивали несколько раз – об этом можно было догадаться по тому, что на нем стояло несколько разных фамилий, которым он в свое время был адресован, – фамилии последовательно зачеркивались и ниже ставились новые.

Последним в этом списке стояло имя Джефа Энсти. Во всяком случае Дирк предполагал, что оно было последним, поскольку оно было единственным, которое не было вычеркнуто жирной линией. Дирк стал внимательно вглядываться в другие имена, пытаясь разобрать хотя бы некоторые из них. Что-то зашевелилось в памяти при виде двух фамилий, которые ему почти удалось разобрать, но конверт требовал от него более тщательного исследования. Он все время собирался купить себе лупу, с тех пор как стал детективом, но так и не купил. У него не было даже перочинного ножика, поэтому, хоть и с неохотой, но он решил, что самым благоразумным будет пока что засунуть его в один из самых глубоких внутренних карманов пальто и продолжить исследование позже, когда он будет в полном уединении.