Требуется дворник - Михаил Коршунов

— Я с тобой в ссоре! — кричал Глебка Кате. — Марселина-апельсина!

— Хоть мандарина, пожалуйста, — ответила Катя, развешивая для просушки Глебкино пальто.

— Я на всю жизнь!

— Не надо на всю жизнь — очень долго. Я состарюсь.

— И состарься!

— Какой ты змей на самом деле.

Глебка молчал. Он сидел в носках на стуле у батареи, рядом висело, сушилось пальто.

— Твое поведение настоящего мужчину не украшает.

— А во дворе про тебя говорят… — Глебка наклонил голову и смотрел недобрым взглядом.

— Ты не слушай, что во дворе про меня говорят, — спокойно перебила Катя. — Ты лучше слушай, что я тебе говорю.

— Ты мне не мать.

— Совсем меня не любишь?

Пришел Костя. Поглядел на обоих:

— О чем спорите?

— О любви и дружбе.

— Зачем обижаешь Катю? — серьезно спросил Костя.

Глебка молчал, размахивал ногами. Он понимал, что обижает Катю, но он этого не хотел.

— Она первая начала.

— Давайте сядем за стол переговоров и пообедаем.

— Конечно, — кивнула Катя. — Обуздаем гегемониста.

— Что будем есть, опять фасоль? — спросил Глебка.

— Бобовые будем есть. Пир у нас будет под Новый год. Ужин при свечах.

Катя возилась на кухне, разогревала фасоль. Костя пошел ей помогать — бросил в кипяток сосиски. Катя поглядела на сосиски. Спросила:

— Варишь в кожуре?

— Чищу потом под холодной водой.

— Ты старый холостяк?

— Да. — Костя сказал это с некоторым вызовом, хотя и шутливо.

— Почему?

— Не сложилась жизнь. — Он пожал плечами.

— Ты ее складывал?

— Она меня пока что складывает.

— На других надеешься?

— На тебя, например. Возражаешь?

Катя ничего не ответила. Сделала вид, что целиком занята разогреванием бобовых. Даже попробовала, чтобы проверить, как они разогрелись.

Глебка сидел, просыхал. Когда Катя принесла фасоль, Глебка завопил:

— Где бобовые?

— Они самые и есть. В старших классах будешь изучать однолетние растения и тогда не ошибешься.

— Ты сама гегемонист! Думаешь, не знаю, кто такие гегемонисты? Вожатая Надька объясняла. Агрессоры.

— Успокойся. Под Новый год я тебе сварю тянучку.

Глебка успокоился, затих: тянучка — это получше даже, чем варенье, блеманже и суфле. Потом начал допытываться, почему бы им всем не встречать Новый год в квартире у тети Слони.

— Вы мои гости, а не гости тети Слони, — сказал Костя.

Пообедали быстро. Катя проконтролировала, чтобы Глебка съел хотя бы сосиски. Потом ему была подана морковь. Именно подана на большой тарелке, почти блюде.

— Укрепляй обмен веществ, — сказал Костя.

— Устроили из меня институт питания! — закричал Глебка, отбиваясь от моркови.

Когда морковь была Глебкой все-таки съедена, Глебка спросил:

— Кто такой старый холостяк?

— У кого нет жены.

— И детей?

— И детей.

— Одинокий?

— Да.

Катя начала переодевать Глебку в сухое.

— Пойдем вместе за посудой, — сказал Глебка. — Я одинокий, значит, я тоже старый холостяк.

— Ладно.

Катя проследила, как Глебка одевается. Глебка долго и нудно зашнуровывал ботинки. Тоже скучное занятие, считал Глебка. Стоишь согнувшись и оглядываешься как затравленный. Это в школе. Потому что обязательно норовят толкнуть сзади, чтобы ты носом в пол клюнул. Костя не стал ждать Глебку с Катей, ушел.

Когда Глебка и Катя вышли наконец во двор, Костя подметал снег около бункеров. В бункерах коты включили, конечно, свои трансформаторы: коты не любят метлу, она действует им на нервы. Костя нарочно громко шаркал метлой да еще постукивал по бункерам, вызывал котов на драку. Кричал Одноглазому:

— Леопольд, выходи!

Глебка попросил Катю:

— Возьми меня за руку.

— Одноглазого боишься?

— Возьми, — настаивал Глебка.

Во дворе, как всегда, присутствовали старухи. И Катя вдруг поняла, что Глебка хотел защитить ее от того, что говорят о ней. Защитить по-своему, а именно, чтобы она держала его за руку. И так они перешли через двор.

На катке катались ребята, хотя сверху была еще вода и летели брызги. А если нет терпения ждать?..

— Они его испортят! — возмутился Глебка. — Он еще свежий!

Муза Тетеркина и вовсе сидела на крышке от ведра, и Музу возили по катку.

— Муза-медуза!

— Дед-кашаед!

— Перестань, — строго сказала Катя. — Я этого не люблю.

Глебка перестал. Сказал:

— Вечером в шайбу сыграю, без коньков. На коньках не умею.

— Научишься. У тебя впереди каникулы.

В квартире тети Слони отобрали необходимую для праздничного ужина посуду, сложили в сумку, перешли через двор. Глебка опять велел Кате держать его за руку.

— Это украшает даже старого холостяка, — сказала Катя. И Глебка ее понял, так же как и она его поняла.

Катя оставила Глебку в дворницкой, чтобы отдохнул, набрался сил для хоккея, а сама отправилась на помощь к Косте, которому предстояло сегодня полностью очистить от снега двор и тротуары: завтра праздник, завтра встреча Нового года. Взялись за работу в две лопаты. Надо было еще прорыть и очистить канавки, лотки. Костя принес лом и штыковую лопату.

— В армии я ценил вечернюю поверку и отбой.

— Любишь спать? Второй Глебка, оказывается.

— Люблю тишину.

— Зачем тебе одному столько тишины?

— Мать у меня была очень тихой.

Катя сняла перчатку, надела ее на ручку лопаты. Пошевелила пальцами, размяла.

— Ты не привыкла к лопате? — спросил Костя.

— Я выросла среди снега. — Катя снова надела перчатку. — Ты знаешь, кто такие горностаи?

— Звери на твоей звероферме, конечно.

— Недавно в вольере дверцей придавила палец.

Окна домов — елочного цвета. Проехало такси, и у заднего стекла стояла совсем крошечная елочка в огоньках. Подобную елочку, только у переднего стекла, провез и троллейбус. В единственной витрине гастронома дергалось что-то светящееся и цветное. Бегали с последними покупками жильцы. А один нес почему-то ковер. Ковер был свернут в длинную трубку и переброшен через плечо. Не хватало только подвесить к ковру ведра, чтобы получилось коромысло.

— У тебя что-нибудь связано с новогодними праздниками? — спросила Катя.

— Ничего не связано. А у тебя?

— У меня? Что-то в общих чертах. — Катя помолчала. — Это плохо, наверное.

— Почему?

— Грустно без новогодних воспоминаний.

— Они должны быть у тебя особенными?

— Мне грустно. — Катя подбила лопату коленом, сбросила с нее снег. — Никогда не грустишь? — На вопрос она не ответила.

— О чем? О прошедшем? Нет. — Костя не хотел сейчас ни в чем прошедшего, он хотел сейчас только настоящего или будущего.

— Ну, я пойду. Должна заставить Глебку написать праздничную открытку матери. — Катя пошла и потянула за собой лопату.

Костя смотрел вслед. О чем они говорили? Катя обернулась:

— Скоро уеду.

— Куда?

— Ты же не будешь грустить, нет? И ничего не ждешь, да?

Костя не успел ответить — к нему подошел Овражкин.

— Чем порадуете в предстоящем году? Какими произведениями искусства?

— Новый год — новая экспозиция. — И Костя пошел и начал штыковой лопатой разбивать одну за другой снежные фигуры. Крушить. Громко хлопали электрические лампочки, которые не были еще разбиты, разлетались комья снега и куски льда. Костя взобрался на крышу беседки и сбросил оттуда купола и кокошники, покончил с памятником старины. Да, он не грустит о прошлом, о прошедшем, ни о своем, ни о чужом, потому что всегда надеется на будущее. А если кто-то чего-то ждет, на что-то надеется и теперь о чем-то жалеет или сожалеет, то при чем тут Костя? Он-не-грустит-о-прошедшем-вот-такой-он-забавный-если-он-забавный-черт-его-возьми-совсем! И нет у него никаких воспоминаний — ни простых, ни новогодних. Воспоминаний, достойных воспоминания. Не держим, не складываем, не храним.

Новый год. На столе — канделябр, сделанный из пустых разновеликих бутылок, и в нем свечи, тоже разновеликие. В держалки для флагов вставлены сосновые ветки. На крюке, который двигается к потолку и обратно, сидит маленькая стеклянная птичка. Костя прикрепил ее кусочком замазки. Для курток и Глебкиного пальто давно были вбиты гвозди. Из теннисной ракетки без струн сделано зеркало: бери и глядись в него. Огромный пляжный зонт, драный, заплатанный, но с которого свешивается мишура со звездами, стоит в углу — вместо новогодней елки.

Катя приготовила праздничный ужин — салат, рыбу в маринаде, яички фаршированные зеленью и, конечно, цветок из сливочного масла. «Я работаю только маслом», — смеясь говорила Катя. «Сливочным», — добавлял Костя.

Глебке Катя сварила банку сгущенного молока: сделала тянучку, как и обещала. Глебка от тянучки был в восторге, беспрерывно погружал в нее ложку. Из квартиры тети Слони принесли еще телевизор, поставили на пол и смотрели передачу. Глебка устроился перед телевизором с бутылкой «Буратино», но не переставал поглядывать на тянучку: она приковывала внимание Глебки больше, чем даже телевизор. И Глебка наблюдал за Катей, чтобы улучить момент и опять погрузить ложку в тянучку, а потом попытаться быстро заправить ее в рот.