Плохая привычка (ЛП) - Роуз Чарли

Я лишь единожды заехал в свой старый дом. Там меня встретил спящий в старом изодранном кресле вусмерть пьяный отец. Непотушенная сигарета свисала из его пальцев, рискуя спалить весь дом. Я развернулся и вышел еще до того, как он успел меня заметить.

— Я же говорил тебе, что сейчас родители живут в Южной Калифорнии. Так что в доме только я и Брайар, и я не думаю, что она будет возражать.

Я бы не был так уверен насчет этого.

Я придурок из-за того, что сделал той ночью — из-за того, чем мечтал заниматься каждую ночь в течение нескольких месяцев до того момента. Я прекрасно это понимаю. Но я и не планирую кому-либо это рассказывать. Брайар очень жестко подставила меня. Возможно, это то, чего я заслужил, дурачась с младшей сестренкой моего лучшего друга. Впредь я больше не совершу подобной ошибки. И, насколько мне известно, Брайар Вейл теперь лишь дурное воспоминание.

Мне не следует тут оставаться, черт возьми. Стоит продолжить платить по восемьдесят восемь баксов за комнату в пригородном мотеле. Стоит поехать и выселить старого отца-пьяницу из дома и остаться там. Все, что угодно, только не приближаться к жилищу Вейлов. И вот, посмотрите-ка, я снова оказался в доме вместе с моим лучшим другом и его сестрой-предательницей. И все потому что я сраный мазохист.

После того, как я выбрался из той кучи дерьма, в которую меня толкнула Брайар, я начал жизнь заново. Мне посчастливилось встретить хороших людей — парень по имени Дэйр, который взял меня под свое крыло. Вместе с ним я чинил крыши летом и убирал снег зимой. В конце концов, он сделал решительный шаг и открыл тату-салон, о котором мечтал многие годы. Таким образом, я стал неофициальным владельцем кровельного бизнеса. Я променял Кактус Хайтс — и всех в этом городе — на стабильные четыре времени года и тяжелую работу.

Я поклялся, что никогда не вернусь. Здесь остались лишь мертвая мать и отец, винивший меня в ее смерти, так что причин задерживаться не оставалось. Позже мне позвонили и сообщили, что папу забрали в больницу. Печеночная недостаточность. Я даже не помню, что почувствовал в тот момент. Может быть и вовсе ничего. Удивительно, но я ощутил укол… чего-то. Чего-то, что я еще не понял. Вина? А, в жопу это. Это не я вечер за вечером напивался и провоцировал своего ребенка на драку и впоследствии отключался — да, в таком порядке. Чувство долга? Возможно.

Полностью погрузившись в свои мысли, я следую по дорожке в дом вслед за Дэшем, когда неожиданно что-то привлекает мой взгляд. При виде проклятых суккулентов — с яркой фиолетовой сердцевиной и голубыми краями — из моего рта вырывается горький смех. Если бы я только знал, как похожа Брайар и это остроконечное растение. Оба красивы и безвредны, но при ближайшем рассмотрении полны скрытых острых шипов.

Как только я вхожу в дом, на меня с силой обрушивается тот самый запах — что-то похожее на корицу и аромат свежевыстиранного белья — и я пальцами сжимаю переносицу, чтобы остановить рвущийся наружу поток похороненных воспоминаний. Воспоминания о юной Брайар, обрабатывающей мои раны, нахмурив брови и сжав полные губы. Воспоминания о том, как я украл ее первый поцелуй в комнате Дэша, и как ненавидел себя за это после. Воспоминания о семейном ужине и том, как я глядел на целую кукурузу на своей тарелке, будто бы она была инопланетной. В моей семье вся кукуруза была консервированной. И я понятия не имел, как есть эту хрень. Брайар заметила мою нерешительность, потянулась и взяла кукурузу, оборвав с нее листья и усики. Она избавилась от них, прежде чем с мягкой улыбкой вернуть мне тарелку. Она не превратила все в спектакль, и я сомневаюсь, что кто-то вообще заметил произошедшее. Брайар была именно такой. Маленькая девочка с слишком большим для своего тельца сердцем. Но когда она выросла, то превратилась в типичную идиотку из Кактус Хайтс, штат Аризона.

— Можешь забрать себе медиа-зал. Я бы предложил тебе комнату родителей, но блин, чувак, это чертовски мерзко, — передернувшись, ответил Дэш. — А гостевые комнаты больше похожи на офис и тренажерный зал, в них даже мебели нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Меня все устраивает. Все лучше, чем кровать в мотеле. — Я не привык к роскоши. Мне не нужны дорогие вещи, но в том номере было реально грязно, и за ночь в меня втыкалось как минимум шесть пружин матраса. Но все же это было одним из лучших мест, где мне приходилось останавливаться.

Мы идем на кухню, болтая по пути, не особо вдаваясь в подробности прошедших нескольких лет. Витающую в воздухе недосказанность можно резать ножом, но я еще не готов к этому разговору. Он еще не готов. Не готов услышать о том, что произошло, и куда я уехал. Не готов узнать, что всему виной была его драгоценная младшая сестра.

Когда я уехал, то не попрощался ни с Брайар, ни с Дэшем. Сначала я даже не был уверен, замешан ли он в этом. Но когда я наконец-то стал мыслить здраво, то понял, что Дэш был ни при чем. Он бы избил меня, если бы узнал о нас с Брайар.

Брай была его маленьким невинным ангелочком, который помогал и спасал всех вокруг. Она принимала чужую боль как свою собственную. Я не мог винить ее за это, поскольку сам подобного не испытывал. На самом деле, я так завидовал ее способности чувствовать так много, в то время как сам едва ли мог это делать. Но только не в те моменты, когда она была рядом. Брайар любила всепоглощающе. И даже позволила такому человеку как я почувствовать себя достойным любви. Я не имею в виду романтичную любовь, она же была еще ребенком. А любовь к семье, или в моем случае к бродячей собаке.

Но почему она так поступила той ночью? Из-за уязвленного самомнения? За это я могу ее винить. И продолжаю это делать.

Это все произошло из-за поцелуя…

— Я буквально вижу, как крутятся колесики в твоей голове, Келли. Я понятия не имею, что, черт возьми, произошло, но я не собираюсь врать и говорить, что я не взбешен тем фактом, что ты свалил, не сказав ни единого долбаного слова. Ты уничтожил мою сестру, — начинает Дэш, и я резко бросаю на него взгляд. Что за черт?

— Ты был для нее как брат, — продолжает он, и я с облегчением выдыхаю, так как понимаю, что он еще ни о чем не знает. — Когда я был слишком занят, трахаясь направо и налево, ты был здесь, рядом с ней. Она не смогла справиться с твоим уходом. Она неделями рыдала, мужик. Неделями.

Я чувствую, как гнев переполняет меня с каждым его словом. Это она тут жертва? Ох, мать вашу, дайте мне паузу. Во всяком случае, это ее вина, что она не могла уснуть. Не мое отсутствие. Я так сильно сжимаю в руке бутылку эля, что белеют костяшки. Но я не говорю ни слова.

— В любом случае, я хочу сказать, что знаю, что с тобой что-то случилось. Но ты мой брат. И тебе всегда здесь рады. И как только ты будешь готов обсудить свой отъезд, я буду рядом.

— Я ценю это. — Это действительно так. Не знаю, что еще сказать в такой ситуации.

— Так, свое слово я внес. — Дэш кидает пустую бутылку в мусорное ведро, и она со звоном ударяется об остальные. — Я собираюсь спать. Ты же помнишь, что где находится?

Я отвечаю, что помню — я же практически жил в этом доме — и он, не медля ни минуты, уходит в свою комнату. Я сижу еще около минуты, пытаясь привести мысли в порядок и понять, как же меня довела до такого жизнь. Внезапно обессилев, я тру глаза.

Я иду в противоположную часть дома, по пути захватив из шкафа одеяло. Я прохожу мимо комнаты Брайар и останавливаюсь. Она здесь, прямо сейчас. Невзирая на мое присутствие. Мне так хочется на нее взглянуть, хоть одним глазом. Но я трясу головой и продолжаю свой путь. По мере приближения я вижу, что телевизор включен, отбрасывая слабый свет на стены. Дверь открыта, и как только я бросаю одеяло на диван, я вижу ее. Свернувшаяся в клубок маленькая светловолосая фигура.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Брайар.

Она до сих пор в верхней одежде. Ее шорты задрались еще выше, оголяя длинные, загорелые ноги. Ее щека покоится на ладони, придавая девушке еще более юный вид, пухлые губы слегка приоткрыты. Она все еще выглядит словно ангел, черт возьми — даже во сне — но внутри притаился дьявол.