Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прищурился. Господи милостивый, его глаза пугали ее, они были чернее угля, слишком черные, чтобы можно было считать их глазами человека. Ее пробрала дрожь, которую, если уж она началась, остановить было невозможно. Она попалась. Он убьет ее. Щелчком пальцев сломает ей шею, а то и того хуже — отдаст своей сестре. Люди говорили, что Бану Манижа любит ставить эксперименты на шафитах, что если она уж кого поймает, то будет заливать тому в горло яд, который расплавляет органы изнутри и истирает кости в порошок для ее снадобий.
— Простите меня, — снова прошептала Дарийя. Она по-прежнему стояла на коленях, опустив взгляд в землю. Как того требовали от шафитов джинны. — Пожалуйста, не убивайте меня.
— Убивать вас? Господи, откуда такие мысли? — Теперь в голосе Баги Нахида прозвучала нотка растерянности. — Просто вы застали меня врасплох. Я забываюсь, когда работаю в саду, и уж никак не ожидал нападения таинственной женщины, выпрыгнувшей из зарослей. — Краем глаза она видела, как он поднялся и принялся стряхивать землю с одежды. — Дайте я вам помогу.
Бага Рустам потянулся к ее руке, и Дарийя настолько удивилась этому его жесту, что позволила ему помочь ей подняться на ноги. Но когда она встала, то мгновенно сделала шаг назад и вырвала руку из его.
Целитель дэв казалось, не обратил на это внимания… или, может быть, если и обратил, то был привычен к подобным реакциям.
— Почему вы сказали, что они драгоценны? — спросил он.
Дарийя уставилась на него.
— Что? — Она все еще толком не осознавала того факта, что напала на одного из самых опасных людей в Дэвабаде. А вести с ним разговор о млухии — это вообще казалось ей за гранью добра и зла.
— Я говорю о растениях, которые я выпалывал. — Его арабский изменился, теперь он говорил на чистейшем диалекте и с акцентом ее деревни, и на нее это действовало абсолютно угнетающе. Она теперь вспомнила — кто-то говорил, что Нахиды владеют какой-то языковой магией, но то, что она слышала, теперь превосходило все ее самые невероятные предположения. — Почему вы сказали, что они драгоценны? — настаивал он.
Она решила, что не будет вреда, если она даст честный ответ.
— Это не сорняки. Это называется млухия. Я купила семена на рынке.
— И вы решили вырастить это в моем саду?
Дарийя вспыхнула:
— У вас здесь хорошая земля. Но я прошу у вас прощения. Я знаю, что не должна была это делать. Просто… мой отец тоскует по дому. И я подумала, что, если приготовлю ему его любимое блюдо…
Выражение его лица мгновенно смягчилась.
— Я понял. Что ж, не хочу губить нелегкий труд добросердечной дочери.
Рустам снова опустился на колени, запустил пальцы в темную землю, и она ожила.
Саженцы выстроились вокруг его рук, обвили их бледно-зелеными щупальцами. Они стали расти так быстро, будто само время ускорилось, раскрывались листья, а стебли скоро уже высились над сидящим на корточках Багой Нахидом. Рот Дарийи распахнулся от удивления, когда вокруг них возникла клумба млухии, еще более сочной и высокой, чем прежде. Изумрудные листья щекотали ее руки.
— Ну, вот, — сказал Бага Нахид. Ему пришлось отбиваться от части стеблей, чтобы уйти. Листья цеплялись, клеились к его рукам и ногам, словно надоедливые дети. — Я надеюсь, это искупает мою неразборчивую прополку.
— Как вы… почему вы? — выдохнула она.
— У них оставалось достаточно корней. — Рустам отер руки о колени, потом пожал плечами, словно и не был только что творцом чуда. — Я чувствую, что это я должен спросить у вас «как». Чтобы посадить новое растение в моем саду, нужно быть чем-то гораздо большим, чем средним человеком.
Она испытала прилив гордости:
— Ну, как я сказала, у вас тут хорошая почва. Ничего, кроме обычных методов, и не требовалось.
— Обычных методов?
Неужели она и в самом деле разговаривает о садоводстве с Багой Нахидом? Дарийе уже пришла мысль, что она, может быть, ударилась головой во время их потасовки, а теперь видит сон.
— Дома мы используем смесь пепла и лилий из застойных вод — это стимулирует рост растений. И, конечно, к земле мы примешиваем навоз.
Рустам нахмурился:
— Навоз?
Такой опытный садовод, как он, наверняка должен был знать, что такое навоз. Может быть, его языковые навыки все же не были такими совершенными, как ей показалось вначале.
— Помет животных.
Его глаза широко раскрылись.
— «Помет животных»? — повторил он. — Вы использовали помет животных рядом с моей апельсиновой рощей, чтобы выращивать свои семена?
— Так мы всегда делаем у меня дома, — возразила она. — Клянусь вам, у меня и в мыслях не было ничего неуважительного. Это повсеместно распространенный метод, о нем даже дети знают. Я бы никогда…
Рустам рассмеялся. Его смех был какой-то сдавленный, словно смеялся он редко, но этот смех совпадал с яркими искорками, загоревшимися в его слишком темных глазах. По его лицу расплылась улыбка, и Дарийя почувствовала, что краснеет еще сильнее.
— Помет животных… — не переставал дивиться Рустам. — Должно быть, у творца припасено для меня еще немало тайн. — Он снова поймал ее взгляд. — Кто вы?
Она медлила, размышляя, не назваться ли вымышленным именем. Наверное, лучше было бы остаться анонимом, но она поймала себя на том, что хочет сказать ему правду.
— Меня зовут Дарийя.
— Дарийя. А меня — Рустам, хотя, подозреваю, что вам это известно. — Его искривленные губы свидетельствовали о некоторой доле самоуничижения. — А где ваша земля, на которой из этого навоза растет млухия?
Дарийя не могла не ответить ему улыбкой:
— В Египте.
— Дарийя из Египта. — Рустам назвал ее имя так, словно оно было титулом, и, хотя такое произнесение каким-нибудь другим джинном прозвучало бы иронично, в его голосе она не услышала ничего, кроме тепла. — Я видел вас раньше. Вы прачка из лазарета, верно?
— Да. Но я удивлюсь, если вы скажете, что обращали на меня внимание раньше. Мы стараемся никому не попадаться на глаза.
— Я видел, как вы стираете белье в канале вместе с другими женщинами. У вас… у вас довольно запоминающаяся улыбка. — Он слегка зарделся, сказав это, а начав следующий вопрос, запнулся: — Вам… м-м-м… вам нравится ваша работа?
Нравится ли ей стирать тряпки для злобного джинна? Он у нее серьезно это спрашивает?
— Жалованье приемлемое, — ровным голосом сказала она.
Он хмыкнул:
— Дипломатический
