Хуже некуда - Джеймс Ваддингтон

Открытый перелом зажил без единого следа. Осталось подождать, пока мускулы восстановят рабочую симметрию.

Микель превратился в одержимого. Два слитка плутония сошлись друг с другом. Произошла вспышка. Мир переменился — раз и навсегда.

Восьмой этап

Сегодня, как и всегда — кстати, это случилось в день, когда Габриела Гомелес подвергла Акила своеобразному допросу, — так вот, сегодня, как и всегда, Патруль втайне мечтал, что Перлита приедет на «ксантии», а не на «диабло». Ну что за трусость, часто упрекал он себя. Разве существует наслаждение выше, чем погибнуть в обществе такой женщины? Невнятный удар о ветровое стекло гоночной машины, столь низенькой, что в темноте переступишь и не заметишь, фонтан осколков и дождь из крови — его и ее крови, брызги которой блестят на придорожных камнях и деревьях… Романтика! И опять осторожность побеждала. Азафран по-прежнему надеялся увидеть Перлиту за рулем «ксантии». Все-таки четыре часа тренировочного заезда, сердце и без того будет вырываться из груди, как у акробата.

Стояло ясное сентябрьское утро, в прозрачном воздухе разливалась золотая дымка. Патруль катил по долине по направлению к далекому городу. По левую руку высились горы, солнце припекало спину, где-то внизу, справа, слепили глаза речные блики, дорога извивалась и петляла. Гонщик откинулся в седле, без усилий удерживая равновесие, ощущая, как между основанием спинного мозга и грудной клеткой пульсирует некая аура, отбивает стремительный ритм и через неутомимую шину заднего колеса отсылает его нежными толчками далеко вспять.

Иногда, в хорошем настроении, Азафран обожал свой велосипед, видел в нем подлинный «дзен» телесного самовыражения. Особенно если тот переставал существовать, позволяя забыть обо всем, кроме движения.

Приблизительно такие же чувства испытывал Патруль каждый раз, когда с замирающим сердцем ожидал прибытия «диабло».

А происходило это бурно и почти мгновенно.

Сначала сквозь привычный посвист ветра и шум дороги пробивался тонкий звук разрываемого воздуха, чересчур быстро перерастающий в скулеж в полном согласии с дикими скачками переключателя скоростей, а рев превращался в пронзительный визг, от которого хотелось укрыться и зажать уши, воздушная волна ощутимо ударяла по колесам, и вдруг оглушительная громкость резко падала, и красное фигурное авто на мясистых колесах, напоминающих при взгляде спереди воздушные шарики-«колбаски» в профиль, замирало, полыхая тормозными стоп-сигналами, у крайней точки следующего поворота. Наступала выжидательная тишина.

На сей раз Патруль даже не сбился с ритма, однако сердце болезненно защемило.

Перлита остановилась у проселочной дороги, уходящей в лес. Азафран свернул с трассы, потрясся немного по суглинистому гравию, после чего выпрыгнул из седла и зашагал, прихрамывая в тренировочных туфлях, чтобы надежно спрятать велосипед между деревьями — тот хоть и тренировочный, а на несколько штук баксов потянет.

Вскоре Патруль заковылял обратно и с обреченным видом втиснулся в узкую щель между поднятой дверью и дорогой, на кожаное сиденье, в котором его полулежащее тело покоилось, будто в сплющенном гробу. Внутри пахло все тою же кожей, пластиком и механизмами, но прежде всего — самой Перлитой де Зубией. Азафран повернул голову на запах ландышевых духов, увидел крутые темные локоны и знакомое лицо, очерченное силуэтом на фоне светлого окна, склонился, насколько позволяла теснота, и по-братски чмокнул женщину в щеку.

— Воняешь, как медведь, — только и сказала Перлита.

— А ты — как хорек.

Она хотела коснуться его, но помешал рычаг переключения скоростей.

Мужчина посмотрел на ее руку. Жадно, не упуская ни единой подробности: смуглые пальцы, изящное предплечье, осязаемые бицепсы, а далее — обнаженное плечо, тень под мышкой, выпуклая грудь…

Нелегко скрывать истинные чувства, когда на вас облегающие лайкровые шорты.

— Ага. — Перлита удивленно покосилась вниз. — Вижу, все по-старенькому.

Ее мышцы напряглись (крестьянская сила по-прежнему давала о себе знать), налитые соком холмики приподнялись и чуть раздвинулись в стороны. Раздался щелчок переключателя скоростей. Неразборчиво бормочущий мотор яростно взревел. Мужское достоинство Азафрана съежилось до размеров дождевого червя. Мускулы свело до предела. Обманная гравитация вдавила тело в сиденье. И начался подлинный ад.

Вообще-то Перлита была вполне уравновешенной женщиной, за одним лишь неизменным исключением. За рулем «диабло» она испытывала не простой позыв, а острую, отчаянную нужду разогнаться до двухсот пятидесяти километров в час. Пассажир, который всегда подозревал, что многие, в особенности проселочные, дороги не созданы для подобной скорости, не раз и не два тщился убедить в этом де Зубию. Та отмахивалась. Подобные разговоры очень задевали ее. Они спорили, пререкались, едва не расстались вовсе.

Перлита не могла не одерживать верх: ведь это ее ножка жала на газ.

Иногда, как, например, сегодня, поездка превращалась в кошмар. Уши терзала нестерпимая какофония, тело сжималось со всех сторон одновременно, будто капля краски в банке густого меда. Машина с густым ревом нырнула за поворот. Последующие несколько сотен метров дорога прыгала перед глазами, словно трясущаяся школьная линейка, и примерно такой же ширины. Перлита легким движением перевела рычаг на третью скорость. Двигатель издавал ужасный звук — так скрипит алмазный резак по титану. Стрелка спидометра, танцуя, преодолела отметку «двести», потом «двести двадцать», и уже перед самым последним скачком какой-то «мерс» или «ауди», замешкавшийся на дальнем повороте, вынудил ее резко сдать обратно. Глазные яблоки Азафрана едва не выскочили из орбит.

— Твою мать! — сказала Перлита.

«Уж лучше бы тебя», — чуть не ответил Патруль.

Он давно устал растолковывать этой женщине, что во время тренировок велогонщики гибнут или получают увечья под колесами автоманьяков гораздо чаще, чем хотелось бы думать.

Наконец де Зубия снизила скорость почти до ста пятидесяти километров в час. Над верхней губой Перлиты блестели крупные капли. Сквозь аромат ландышей пассажир почуял восхитительный, едкий запах крестьянского пота. Дорога вела в предгорья. Машина с двухметровым бампером заполняла всю проезжую часть, только чудом под колеса ничего не подворачивалось. Женщину по-прежнему трясло от возбуждения. Через несколько километров «диабло» юркнул между холмами на луг, по дну заскрежетали камни, зашуршала трава — чтоб тебя, Перлита, почему бы не купить нормальный «лендровер», сколько раз они бранились из-за этого, — и встал под сенью деревьев.

Не было времени возиться с медленно поднимающейся дверью. Де Зубия выкатилась на землю, на ходу задирая юбку до пояса. Патруль содрал свои лайкровые шорты со стройных незагорелых бедер. Если боги смотрят на нас, они, должно быть, животики надрывают от смеха. Мужчина упал на Перлиту. Надо спешить.

И пока ближайшие друзья Акила заняты своим делом, самое время прояснить пару вопросов. Первый навряд ли требует ответа. Не мне вам говорить: жизнь такова, какова есть, и точка. Хотя де Зубия Не уставала твердить Азафрану, что любит Акила, уважает его и в постели он просто чудо, превосходен, восхитителен, выше всех похвал, однако… ну и так далее, в общем, их поведение оставалось очень, очень даже приличным, да? Что тут сказать? Как любой порядочный мужчина, Патруль покорно соглашался.

Второй вопрос, пожалуй, более важен. Азафран действительно выехал на тренировку. Вот почему Перлита отлично знала, где его искать. Оба гонщика получали по факсу согласованные через космический спутник расписания и маршруты с точностью до метра…

Нескромно кошусь краем глаза. О Боже! Ладно, у нас еще уйма времени.

Поговорим о Фернанде Эското. Мы еще не упоминали его, но не усматривайте в этом знак непочтения. Лучшего командного капитана трудно сыскать. Слегка упитанный, с мягкими темными глазами и мясистым носом, Фернанд, никогда не бывший гонщиком, достиг своего положения исключительно благодаря остроте ума. К сожалению, здесь недостаточно места, чтобы расписывать все его доблести стратега, психолога, тренера, товарища. Надеюсь, когда-нибудь об этой личности напишут солидную книгу, намного интереснее той утомительной, хвастливой чепухи, которой засоряют велопрессу мускулистые спринтеры.

Скажу вам еще кое-что: Эското — не одержимый. У него есть и семья, и личная жизнь. Безжалостный приверженец дисциплины на работе, большую часть времени он довольно спокоен. И вот однажды Патруль Азафран доверительно сообщает капитану, что намерен видеться с некой персоной, причем одиночные тренировки подходят ему как нельзя лучше, ибо, принимая во внимание замужнее положение дамы и громкое имя ее супруга в международных кругах велогонок, если тайна когда-нибудь выплывет наружу, грешную землю ожидают пожары, кипящая сера, молнии от края до края небес, и вопли мучений долетят до вершин самых высоких гор.