Доставь его мертвым - Дей Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг голос Ольги вернул его в настоящее.
— Куда это ты смотришь? — спросила она. Латур нехотя отвернулся от окна:
— Никуда. Так… в ночь.
Собрав со стула разбросанную одежду, он натянул ее на себя. Надо бы все-таки наведаться к трейлеру, подумал он, убедиться, что с Ритой все в порядке. Мертвецки пьяный Лакоста, храпевший в их крошечной спальне, вряд ли мог служить ей защитой. Немногие женщины могут дать отпор озверевшему подонку, который сам не сознает своей силы. Ольга накинула пеньюар.
— Собираешься снова выйти?
— Да.
— Так поздно?
— Мне тут кое-что пришло в голову.
Усевшись на постель, Латур принялся зашнуровывать ботинки, удивляясь про себя, как это он раньше не додумался до этого. Можно было бы разом убить двух зайцев. Трудно вообразить себе, чтобы тот, кто стрелял в него через прогалину возле дома Лакосты, вернется подобрать стреляные гильзы. Конечно, Латур знал, насколько жаден до денег был Прингл, но надо и отдать ему должное: этот парень был отличным экспертом по баллистике, прошедшим в ФБР хорошую школу. Если у него появятся гильзы, Прингл без всякого труда сможет установить марку и модель винтовки, из которой стреляли в Латура. И тогда круг подозреваемых значительно сузится.
Между тем Ольга задумчиво провела рукой по мягкой ткани пеньюара, разглаживая складки.
— Можно спросить, куда это ты собрался?
Латур привычно потянулся за шляпой и тут вспомнил, что оставил ее в гостиной.
— По делам.
Ольга раздраженно передернула плечами. Несколькими нетерпеливыми движениями взбив подушку, она что-то неразборчиво буркнула на своем родном языке и повернулась к стене, сделав вид, что собирается спать.
Латур задержался в дверях:
— Что это значит? Что ты сказала?
Она объяснила:
— В этой стране… я сдаюсь.
Латур закрыл за собой дверь спальни. Она сдается? И это после того, как обращалась она с ним все эти годы?
Джорджи уже выключил телевизор и перебрался в кабинет. Когда туда вошел Латур, юнец с недовольным видом разглядывал почти пустую бутылку виски.
Латур украдкой бросил взгляд на парня. Белокурый, как и его сестра, Джорджи был высоким и мускулистым, как профессиональный борец. Как он убивал все свое время и зачем вообще приехал в Штаты, до сих пор оставалось для Латура загадкой.
Наверное, пора вышвырнуть его из дома, угрюмо подумал он про себя.
Услышав его шаги, Джорджи обернулся.
— Виски почти на донышке, — обиженным тоном пробурчал он.
— Ну и допей, — кивнул Латур. — А еще лучше съезди купи еще парочку. — Он мельком взглянул на висевшую на стене винтовку. — Кстати, Джорджи, ты не брал сегодня мое ружье?
Джорджи одним махом опрокинул в себя то, что еще плескалось в бутылке.
— Честно говоря, брал. Отправился на болота, подстрелил парочку водяных, или, как вы их тут называете, мускусных крыс. — И с ребяческой обидой добавил: — Но я его потом вычистил!
— Я заметил. — Вытащив из ящика стола, где он держал снаряжение, коробку с патронами, Латур вышел из дому. Миновав открытую веранду, он подошел к своей машине.
Джорджи до сих пор казался ему наиболее вероятным кандидатом на роль человека, вознамерившегося отправить его на тот свет. Латур чувствовал, что шурин смертельно ненавидит его. Впрочем, надо отдать ему должное, Джорджи никогда особенно и не скрывал, что один вид Латура действует на него как красная тряпка на быка.
Да, подумал который раз помощник шерифа, Джорджи был бы просто счастлив собственными руками уложить его в могилу.
Глава 7
Латур заставил себя рассуждать логически. Само собой, если он умрет, у Ольги будут развязаны руки и она не преминет снова выйти замуж. И все же он временами думал, что Джорджи никак не мог быть тем человеком, который в него стрелял: тот, кто вчера скрывался в зарослях кустов за домом Лакосты, должен был превосходно знать окрестности Френч-Байю. И кроме того, он должен бы быть уверен, что на обратном пути с винокурни Тернера Латур непременно проедет мимо дома Лакосты. Следовательно, убийца должен знать, зачем его послали к Тернеру.
Латур оставил машину неподалеку от гостиницы “Отель плантаторов”, на соседней улице, и по застланной ковром лестнице поднялся на второй этаж. Как он и ожидал. Том Муллен был здесь. Закрывшись в номере, играл в покер по-крупному.
Игроки настолько погрузились в расчеты, что даже не удосужились поднять головы от карт, когда вошел Латур. Пришлось ждать, пока Муллен, не ожидавший, что ставки так взлетят, оторвался от игры. Воспользовавшись этим, Латур спросил, не могут ли они переговорить наедине.
Первый помощник шерифа поднялся из-за стола, отпихнув от себя стул. Конечно, поговорить можно было только в пустующей спальне — туда и направился Муллен.
— Что это у тебя на уме, Энди? — проворчал он и ткнул пальцем в стул. — Ну, садись и выкладывай.
Латур уселся и пристально взглянул на первого помощника шерифа.
— Мне бы хотелось узнать одну вещь. Вчера, когда я взял ордер и отправился к Тернеру, меня никто не спрашивал? Никто не интересовался, куда я поехал?
Муллен принялся раскуривать погасшую сигару:
— Если честно, не помню. У нас было дел по горло. А почему ты спрашиваешь?
— Да все гадаю, кому это понадобилось в меня стрелять.
Муллен нетерпеливо вздохнул:
— Ради всего святого, Энди, да выкини ты все это из головы! Ну, скажи на милость, а ты чего хотел? Нельзя же прижимать людей так, как ты, а потом надеяться, что они будут посылать тебе вслед благословения, а не пули?!
— О чем ты, Муллен? Я ведь просто делаю то, за что мне платят!
— Да, да, конечно, но зачем же так надрываться? Ну вот, возьми, к примеру, Ланта Тернера. Для чего я послал тебя к нему, как ты думаешь? Хотел, чтобы ты разжился парой лишних долларов. Я ведь тебе сказал тогда — тебе решать, что с ним делать, помнишь? Дал понять, что нужно только прикрыть его лавочку, верно? Или дело обстояло не так?
— Нет, ты прав, так.
— А ты что сделал? Поволок его в кутузку! Ну и что дальше? А дальше вот что, Энди. Только ты ушел, как появился один из молодых щелкоперов, которых полным-полно в офисе Джина Эверта. Один из тех, что он вывез из Нового Орлеана, чтобы переложить на них часть бумажной работы. И мигом вытащил Тернера. Потребовал освободить его под залог. Две сотни зеленых наличными — и Тернер на свободе. Да и Джин в накладе не остался, уж ты мне поверь — скорее всего, ему тоже перепало не меньше сотни. Вот так-то, парень! И десять против одного, что дельце это так и не дойдет до суда. Все выиграли, верно? Кроме тебя, простофиля! — Тут изборожденное морщинами, обветренное лицо Муллена неожиданно смягчилось. — Послушай меня, парень. Послушай старика, который собаку съел на этом деле. Притормози немного, слышишь? Полегче, помягче… вот и все. В конце концов, Френч-Байю — не единственный открытый город, верно? И не последний. Ну что, кумекаешь, о чем я толкую? Эх, молодость, молодость! Небось, презираешь старика?
Латур молча уставился в пол.
— О'кей, — вздохнул Муллен. — Не стану водить тебя за нос. Да, да, мы с шерифом Белушем — просто пара грязных старых мошенников. Мы увязли по самые уши. Конечно, когда-нибудь этому придет конец. Но пока что мы с ним намерены выдоить из этого городишки сколько можно. Хочешь знать, почему? Вот уже давно мы с ним чувствуем, как это приближается. Белуш отслужил почти тридцать лет, я — двадцать пять, и все эти годы мы с ним честно пытались навести хоть какой-то порядок в этом вонючем болоте под названием Френч-Байю, Ей-ей, с аллигаторами и то легче! Мы каждый день рисковали головой, работали как проклятые, а платили нам не больше, чем обычным поденщикам. Ты говорил, что был в Корее, парень, верно? Так вот, ты уж мне поверь — уцелеть здесь так же непросто, как и там. Любой подонок может всадить в тебя пулю — ты и глазом моргнуть не успеешь. Поверь, я знаю, о чем говорю, — знаешь, сколько раз стреляли в меня самого?
— Но ведь это было давно!
— Ну, не так уж давно. Сколько тебе лет, Энди? Двадцать семь, угадал?
— Двадцать восемь.
— А мне пятьдесят. И большую часть этих лет я провел, стараясь, чтобы у меня не поехала крыша от вечных воплей ночных жаб да жалобного воя ветра. Впрочем, чего скрывать, я уже давно привык ко всему этому. Мне нравится испытывать возбуждение. Мне нравится, когда у меня в карманах похрустывают новенькие доллары. Да, у нас открытый город, так что с того? Кому от этого плохо? Ты когда-нибудь видел, чтобы я или старик взяли деньги от толкача наркотиков?
— Никогда.
— Что у нас в городе делают с убийцами?
— Отправляют за решетку.
— А что случилось с тем негодяем, который пару лет назад пытался насильно овладеть девушкой?
— Вы со стариком и остальными ребятами раскрутили это дело.
— Верно. А теперь взгляни на все это по-другому. Порок, на который мы тут закрываем глаза, стар как мир. Человеческую натуру переделать нельзя. Мужчины испокон веков стремились переспать с женщинами, предпочтительно не с законными женами, и было это задолго до того, как Моисей, смешав солому с болотным илом, вылепил первый кирпич. Римские солдаты играли в кости у подножия Святого Распятия. А первое, что сделал человек после того, как сбросил с себя шкуру, — это принялся ломать себе голову, как превратить… ну, не знаю, что они тогда пили!., в то самое пойло, которое всегда можно налить в фляжку и сделать под шумок глоток-другой, чтобы жизнь не казалась такой мрачной. В конце концов, мы не делаем ничего такого, что бы не делали до нас сотни раз в любом другом городе или деревне в этой проклятой стране. Разница только в том, что здесь мы делаем это открыто. Так что успокойся, малыш. Поутихни немного. Заработай немножко деньжат для себя и своей хорошенькой жены. Держу пари, бедняжка заслуживает лучшей доли! — Мул-лен тяжело поднялся с постели. — Не знаю, что тебя гложет, паренек. Конечно, твоя семейная жизнь — не мое собачье дело. Но с того самого дня, как ты вернулся домой, вернулся только для того, чтобы узнать, что на твоем проклятом участке нет ни капли нефти, ты как будто только и ищешь повода, чтобы ввязаться в драку. И это беспокоит не только меня, но и остальных ребят. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но мы со стариком оба тебя любим. И отца твоего любили. Ведь ты — потомок одной из самых старинных семей в городе. И что же? Вот уже два года, как ты бродишь с таким видом, будто зол на весь мир, будто вокруг тебя одни лишь враги. Но это не так. Почти все тут тебя любят… или любили бы, дай ты им только шанс.