Щитом и мечом - Дмитрий Дашко

Озадаченные столь неожиданным требованием, мы стали медленно покидать кабинет Белова.

Я садился в экипаж, когда кто-то деликатно тронул меня за плечо.

– Господин Елисеев, по поводу щенков – это правда? – переминаясь с ноги на ногу, виновато спросил Барыкин.

– Понятия не имею, – признался я. – Но попробовать можно.

К понедельнику мы явились на службу ни свет ни заря, чтобы попасть в лапы костюмеров. Процедуры, судя по слышанным прежде описаниям, были ещё те. В помещение, выбранное костюмерами для своих экзекуций, заходили по очереди.

Турицын успел «пробить» фон Белова по своим базам данным и доверительно делился сведениями.

– Из Пруссии он. Пытался сделать для тамошнего каролуса службу навроде нашей, да токмо схлестнулся с адъютантиком: тот жонку фон Белова втихаря лохматил, а полковник застукал. Слово за слово, разошлись они не на шутку. Вызвал, значица, адъютантика на дуэль, проткнул того шпагой как куропатку.

– Насмерть? – ахнул Барыкин.

– Насмерть, – с гордостью за начальника подтвердил Турицын. – Каролус вызнал об сём прискорбном случае, разгневался, приказал заарестовать, а фон Белов, не будь дурак, из Пруссии стрекача задал, покуда живота не лишили. Поступил на службу российскую, в полковники выбился, таперича нами заправлять начнёт.

– Что ещё об нём сказывают? – придвинулся ближе Барыкин.

– Дюже строгий говорят. Всё ордунга, сиречь, порядка требует. Коли что не по нему – ругается. Может и по зубам двинуть.

Тут меня позвали к костюмерам. Я вошёл в комнату и увидел двух здоровенных лбов гренадерского роста: в каждом не менее сажени.

– Садитесь, прошу, – махнул рукой, указывая на обычную скамейку, один из костюмеров.

Я присел и с опаской посмотрел в их сторону. Они больше походили на разбойников с большой дороги, чем на цирюльников и кутюрье.

– Позвольте.

На меня накинули женский пудромантель.

– Чтобы мундир не изгваздать, – пояснили мне.

– Понятно, – кивнул я. – Благодарствую за заботу.

– Вы готовы?

– Да, можете приступать.

– Замечательно, сударь.

Над ушами защёлкали ножницы. Раз, и длинная чёлка упала к моим ногам: орлы старательно обстригали волосы спереди под гребёнку. Потом на подстриженный участок плюхнули щедрую порцию истолчённого мела. Медвежья ладонь легла сверху и начала старательно втирать мел в кожу.

Это была каторга! Пять минут усердного трения головы привели меня в такое состояние, что я подумал, что сейчас упаду в обморок: всё, что находилось в комнате, вдруг потеряло пропорции и поплыло. Миллионы искр сыпались из глаз, слёзы текли ручьём.

– Господа! – не выдержал я. – Дайте хоть немного покоя моей голове!

Просьбу уважили.

– Сухой проделки довольно, – объявил мой инквизитор. – Теперь надобно только смочить да засушить.

– Чего-чего? – недоумённо спросил я.

– Не волнуйтесь. Мы позаботимся, чтобы мундир оставался сухим и чистым, – изрёк всё тот же костюмер.

Вместо пудромантеля меня переоблачили в рогожный куль.

– Всё в порядке, сударь?

– В полном.

– Теперь придётся потерпеть. Всего лишь чуточку, сударь.

В руках костюмера оказался здоровенный ковш, в котором, судя по запаху, был квас. Мучитель приложился к ковшу, звучно хлебнул, набрав полный рот воды и затем, оказавшись напротив моего лица, начал опрыскивать волосы, будто из пожарной трубы. Скажу честно: я едва не вскочил на ноги, чтобы врезать ему по морде. Тем временем напарник костюмера стал обильно сыпать пуховкою на мокрые волосы муку. Когда этот этап истязательств закончился, в ход пошла гребёнка.

– Ну вот, – изрекли костюмеры, оторвавшись от меня и уперев руки в боки. – Сидите смирно, головы не ворочайте. Нужно, чтобы образовалась клестеркора.

Пока я сидел, выполняя все требования экзекуторов, сзади в волосы привязали длинный железный прут, который служил основанием для косы, и приступили к сооружению буклей. Для этого череп обхватили согнутой дугой проволокой. Она служила держателем для войлочных фальконетов с обеих сторон на высоте примерно половины уха.

К назначенному времени, кора из муки на голове отвердела и стала походить на застывшую вулканическую лаву[4].

Товарищи по несчастью с любопытством разглядывали друг друга.

– По-моему, я превратился в статуй, который хоть сейчас можно ставить в парке, – вдруг произнёс Иван, и смершевцы, не выдержав напряжения, рассмеялись.

В коридоре послышались стремительные шаги, по которым сразу узнали нового начальника.

– Всё, братцы, заканчиваем лясы точить, – сказал я. – Готовимся.

Фон Белов прошёл мимо, благосклонно склонив подбородок. В таком виде мы ему нравились.

– Другое дело! Теперь я вижу, что под моим началом служат образцовые канцеляристы. Буду вызывать вас поочерёдно, судари. Пока можете разойтись по местам.

Я прошёл в кабинет, сел за стол, придвинул папку с документами и принялся изучать содержимое. Увы, рутина всегда остаётся рутиной. Прежде чем хоть немного продвинуться, приходится перелопатить гору бумаг.

Ужасно хотелось чесаться. Я потянулся пятернёй к мучной корке на голове, но потом вспомнил, что главное ещё впереди, и решил терпеть.

Снова открыл папку, впился взором в исписанные мелким почерком (бумагу надо экономить) листы.

Так, что тут у нас… ага, сплетни, которые специально обученные люди старательно собирают по городу каждый день. На первый взгляд ничего интересного, хотя будь я редактором жёлтой газетёнки – озолотился бы. Это мне абсолютно безразлично, кто с кем и когда спит, а для рядового обывателя герои этого обзора чуть ли не поп-звёзды. Ну а порыться в грязном белье небожителей – это ли не счастье для хомо вульгарис?

Было много всякого рода предсказаний. Эх, есть то, что вечно под луной – интерес к разного рода концам света и прочей бредятине. Триста лет пройдёт – ничего не изменится.

Закончив со свежей порцией сплетен, хотел окунуться в криминальную хронику, но тут меня вызвали к начальнику.

Фон Белов трапезничал, догрызал куриную ножку. Покончив с курочкой, деликатно вытер влажный от жира рот большим, похожим на простыню платком и пригласил меня сесть.

– У вас очень хорошие рекомендации, господин Елисеев, – издалека начал он.

– Благодарствую, – с видом покорной овечки изрёк я, внутренне напрягаясь и ожидая чего-то неприятного.

– Многие, включая их светлость Андрея Ивановича Ушакова, одобрительно отзываются о вас, господин Елисеев. Считают толковым следователем, – продолжил лить елей собеседник.

– Отрадно сие слышать, ваша милость.

Я напрягся ещё сильнее. Уж больно мягко стлать начал господин начальник. Жди проблемы.