Цветок забвения. Часть 2 - Мари Явь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рождённая Девой, вскормленная Девой, унаследовавшая титул Метрессы, королева Восточных гор. Императрицы и святые девственницы не были достойны прислуживать ей. Эта женщина выглядела совершенно недосягаемой. Я не представляла, насколько хорош должен быть человек, из-за которого она теперь смиренно сносила нападки.
Госпожа облачилась в красное — её любимый цвет, очевидно. На её голове возлежала корона из алых роз. Её тёмные волосы волнами спускались до самого пола. Мифи с тихим урчанием улеглись у её ног.
Один её вид заставил всех притихнуть, и сам собой возник вопрос — как против неё можно восстать?
— Мои милые дочери, — заговорила она, как будто бы негромко, но при этом её слышали все. — Каждая из вас дорога мне. Но, прошу, не шумите, моё самое любимое дитя напугано вашими криками.
Её вежливая просьба обескуражила меня. А её подданных распалила ещё пуще.
— Охраняешь его покой? Прислужница мужчин!
— Ты должна была убить его, как только он покинул твоё чрево!
— Ты предала нас всех! Попрала наши законы!
— Не лицемерьте, — утомлённо вздохнула Метресса, — вы тоже родились не без мужского участия.
Какое-то время никто не знал, что ей на это ответить.
— Как ты смеешь оправдывать этим своё собственное падение?!
— Оправдывать? Я вышла сюда не оправдываться. — Госпожа мрачно оглядела собравшихся. — Чем я провинилась перед вами? Тем же, чем и матери, давшие вам жизнь? Какие законы я нарушила? Разве законы нашего клана не совпадают с законами Природы, которой мы поклоняемся? Я сделала то, что полагается делать Деве в полнолуние. Но если я оскорбила кого-то этим, знайте: родовой болью я искупила всю свою вину перед вами.
— На жалость напрашиваешься?! Ты пошла на это сознательно, хотя знала запрет Мудреца!
— Он никогда не запрещал нам рожать детей, прекрасно понимая, что это заложено в женской сущности. Он запрещал нам продаваться мужчинам, «прикасаясь к золоту».
— Многие из нас слышали эту ересь от твоей матери! — возразили ей. — И мы поверили ей, потому что она родила девочку! Но мириться с мужчиной в нашем мире мы не собираемся!
— Какую угрозу вы видите в Чили?
— Угрозу нашим традициям! Послушать тебя, так теперь всем Девам можно осквернять свои тела и пренебрегая сиротами, которых оставили родные матери! Не выставляй свой грех праведностью! Ты первая среди отступников!
— Бунтовать против главы — тоже отступничество, — ответила госпожа. — Это вы задумали? Убить меня? Убить моего ребёнка? Такое правосудие вам по вкусу? Не каждый мужчина пойдёт на это, но вы, как я вижу, готовы. Моё спокойствие не должно ввести вас в заблуждение. Если вы переступите этот порог, я не пощажу вас.
— Пригласи Дитя! Пусть оно рассудит нас!
— Оно вынесло свой приговор давным-давно. И я подчинилась, хотя для меня это было даже большим мучением, чем для моего сына!
— Сделай это снова! — крикнула мати, и я вздрогнула. — Если отрежешь ему всё лишнее сейчас при нас, мы разойдёмся. Да, сёстры?
Наступило настороженное молчание, а Метресса, посмотрев прямо на нас, спросила:
— Имбирь. Ты?
Мати примолкла, никак не ожидая, что госпожа знает её голос, лицо, имя, но, очевидно, Метресса знала всех своих «дочерей» и могла распознать каждую в толпе.
— Я не сержусь. Твоя милая дочь утешила Чили в самый трагичный момент жизни так, как никто не утешал. Он рассказал мне. Ты научила её ценить жизнь во всех её проявлениях, я прощаю тебя.
Не похоже, что это успокоило мати. Чувствуя на себе чужие взгляды, Имбирь втянула голову в плечи. У неё зачесались руки, которым она, конечно, даст волю, когда мы останемся наедине.
Я тоже была удивлена не меньше.
Чили рассказала матери именно об утешении, а не о том, что я сделала с ней накануне? Моя заслуга перед ней была мизерная, если учесть, что раскрыли Чили тоже из-за меня.
— Кастрированный, слепой или ещё как-то покалеченный, мужчина остаётся мужчиной, его сущность не изменят никакие раны. Разве не поэтому Мудрец повелел нам спрятаться в горах, когда его лучший ученик убил первую из нас? — раздался голос Мяты, и женщины зашевелились, пропуская её вперёд. — Ты не хочешь оправдываться? Не чувствуешь себя виноватой? Не считаешь себя предательницей? Понимаю, долг перед нами заслоняют твои материнские чувства. Но что ты будешь делать, когда твой ребёнок вырастет?
— Он уйдёт во Внешний мир, — ответила Метресса, — а я уступлю своё место достойнейшей.
— А до этого момента? Ты собираешься его обучать, как одну из нас?
— Тебя должно радовать это, а не оскорблять. Ты прекрасно знаешь, какой это риск.
— Ладно, — вздохнула наставница. — Как скажешь. Но никто не составит ему пару. Никто не станет сплетать с ним волосы. Наших дочерей тебе не опорочить.
— Я даже не думала об этом. Я считаю всех детей неприкосновенными, независимо от пола. — Метресса гладила подставленную для ласки морду мифи. — Если Чили не сможет освоить высшее мастерство? Если погибнет? Так тому и быть. Но если он докажет, что достоин нашей силы, вы отпустите его. Ни на каких иных условиях вам от него не избавиться.
Последнее слово осталось за ней, но, даже когда Метресса скрылась во дворце, народ долго не расходился. Казалось, катастрофу удалось предотвратить, но на деле мы просто оттянули неизбежное.
* * *Шумиха не стихала несколько дней… недель… может, лет, и всё это время Чили сидела под замком. Я даже решила, что она проведёт всю свою юность взаперти, ведь дом стал единственным безопасным местом для неё теперь. Самый изобильный из миров превратился в клетку. А её тело, взращённое Девой, оказалось невыносимо уродливым. Всё любимое — ненавистным. Даже всемогущая мать не могла унять её боль.
В таких условиях побег из-под стражи был вопросом времени. Но когда это случилось, Чили осмеяли ещё более жестоко, чем в прошлый раз.
— Уродина.
— Калека.
— Лгунья.
Это произошло у реки, где я с некоторых пор часто бывала, и Чили как будто знала, где меня искать. Она пришла, чтобы дать мне зеркальце взамен моего, которое она утопила. Казалось невероятным, что в её ситуации Чили вообще могла беспокоиться о подобной ерунде.
— Возьми, оно мне больше не нужно, — сказала она безо всякого приветствия, протягивая мне подарок.
Чили сделала вид, что ничего особенного не происходит, хотя во все времена в нашем клане это было знаком симпатии. Утопив зеркальце Мяты, она решила заменить его своим?..
— Красивое. — Я провела пальцем по узорной рамке, будто по оправе
