В горах Таврии - Илья Вергасов

Пробушевав трое суток, метель утихла. Морозный солнечный день. Широко раскрылся горизонт; отчетливо видны Судакские горы. Разреженный воздух доносит артиллерийский гул со стороны Севастополя. Бодрят нас эти звуки Севастополь жив! Он борется!

В полдень нам доложили, что со стороны Ялты показались какие-то люди. Все мы высыпали навстречу им. Через полчаса мы горячо жали руки первым ялтинским героям.

Они за несколько дней до моего прихода в отряд получили от Мошкарина приказ: укрываясь в скалах Красного Камня, делать вылазки к Южнобережному шоссе.

Состав группы был более чем оригинален: командир Василий Кулинич часовой мастер, Анастасия Никаноровна Фадеева - врач, Седых - пекарь ялтинского хлебокомбината и депутат местного Совета, Туркин - бухгалтер рыболовецкого колхоза. Все - не моложе сорока лет, и все знают друг друга чуть ли не с детства.

Кулинича партизаны звали не иначе как Васей, хотя вид он имел довольно внушительный: был среднего роста, но широкоплечий, крепкий, сильный.

Обычно, чтобы снискать любовь окружающих, человеку нужно время или какие-нибудь особые заслуги, но иному достаточно улыбнуться, сказать пару слов, и окружающих потянет к нему. Именно таким знал я Кулинича до войны, когда он работал еще часовщиком на набережной Ялты.

- Пришли мы под Красный Камень, - не торопясь рассказывает Кулинич, задач, как знаете, у нас много: и фашистов бить, и базу охранять, и связь со штабом держать. Решили пока приготовить себе под скалой нечто вроде боевой позиции и жилья. Ведь охранять самих себя тоже надо. Значит, нужно, чтобы у каждого был окоп в полный рост, с хорошим обстрелом.

Кончили мы свои саперные работы. Проходит день, второй. Всех, конечно, тянуло сюда, в отряд. Но приказ...

Из рассказа Кулинича мы узнали, что группа после тщательной разведки вышла на шоссе, удачно напала на одну немецкую машину, взорвала ее и начала отходить.

- Вот тут и началось, - не вытерпела Анастасия Никаноровна Фадеева. Откуда взялись каратели! Пришлось нам поторапливаться. А куда? В горы нет приказа. Наш командир и крикнул: "К окопам!" Я туда, а подниматься трудно, да и такой страх меня взял, что ноги подкосились.

Фадеева рассказывает и волнуется. Даже сейчас голос ее прерывается. До войны в Ялте многие знали Анастасию Никаноровну. Она не имела своей семьи и всю любовь и заботу отдавала товарищам по работе. Она навсегда осталась в памяти больных санатория имени Чехова, где работала ординатором, не только как опытный врач, но и как чуткий и отзывчивый человек, с которым можно поделиться и горем и радостью.

- Доктор, дальше что, рассказывайте, - поторопил начальник штаба.

...В землянку вошел партизан, улыбнулся. Я сразу узнал Якова Пархоменко.

- Откуда? Почему не эвакуировался? - удивился я.

- А куда я поеду? Семью отправил, а сам сюда, вот и все.

- А Поздняков об этом знает?

- Знает. Он у нас политруком группы, немного побаливает. Сердце у него к горам непривычно, дает себя знать. Я пришел за разрешением.

- За каким разрешением?

- У меня группа "директорская". Народ здешний, каждую складочку местности знает. В группе Михаил Абрамович Шаевич - директор санатория из Кореиза. Помнишь? Да его чуть ли не весь Южный берег знает. Так и говорят: "Миша? Это тот, который хорошо еврейские песни поет?" Потом - Иванов, директор санатория имени 10-летия Октября, человек-ботатырь, добрый охотник, и еще Зуев - из санатория "Харакс"... Одним словом, народ серьезный... Советские директора всегда были в первых рядах, вот мы и просим послать нас на шоссе, поближе к знакомым местам.

Я слушал Пархоменко и наблюдал за ним. Глаза у него блестели каким-то лихорадочным блеском, грудь тяжело дышала. Да, трудно ему в горах, а просится в бой...

- Не выдержишь, Яша. Лучше найди себе место поспокойнее, займись бытом товарищей.

Побледнел Пархоменко, нахмурился. Он придвинул ко мне лицо и горячо сказал:

- Я спокойного места не ищу. И в лес пошел не для того, чтобы на базе отсиживаться. Слышишь? Прошу послать меня на боевую операцию!

Слишком серьезно были сказаны эти слова. Ясно, что останавливать этого человека бесполезно.

- Ладно, Яша. Готовь группу в бой.

- Это дело! - обрадовался Пархоменко, козырнул и вышел.

Прошло несколько дней. Наши группы возвращались с задания. Некоторые из них имели небольшой успех. Было разбито три автомашины, во многих местах повреждена связь, взорван один мост. Каратели преследовали партизан, но группы, подвижные, маневренные, отошли без потерь.

Ждали Пархоменко, волновались. Послали людей на розыски. Вечером закружила пурга. Ветер тоскливо выл на яйле, заглушал звуки боя под Севастополем... А утром опять настала тишина, ветер только оставил на снегу ребристый след.

В штабную землянку ввалился человек. Он был почерневший, худой. Мы узнали Шаевича. Партизан глотнул из кружки воду и крикнул:

- Товарищи, Яши нет, нет Яши!!

Оказалось, что группа Пархоменко благополучно спустилась к санаторию "Тюзлер", села в засаду. Ждать пришлось недолго. На дороге показался бензозаправщик, а за ним броневик и полуторка. Партизаны подорвали их, перебили солдат и стали отходить. Гитлеровцы преследовали. Тяжелее всех приходилось больному Пархоменко. Стиснув зубы, он поднимался по каменной обледенелой тропе, но все больше и больше отставал, задерживал группу, а враги вот-вот настигнут партизан. На одной крутой скале у Пархоменко горлом пошла кровь.

- Яша, давай вперед, а мы прикроем тебя, - настаивал Шаевич.

- Я же вам приказал подниматься! Слышите? Подниматься!! - из последних сил закричал Пархоменко.

Шаевич повел группу в горы. Слышались автоматные очереди. Затем издалека донесся крик Пархоменко:

- Вперед, товарищи, вперед!! - взрыв... и все стихло.

Партизаны спустились вниз. Мертвый Пархоменко лежал ничком, рядом с ним - два убитых фашиста. На большом пальце руки Пархоменко уцелело кольцо от гранаты.

Мы молча выслушали рассказ Шаевича, сняли головные уборы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

- Плохие новости, начштаба, - встретил меня озабоченный Бортников. Пока вы ходили к ялтинцам, пришли связные от Ак-Мечетского отряда. Да пусть старший сам расскажет. Эй, ак-мечетцы, давай сюда! - позвал Иван Максимович, усаживаясь на сваленное дерево.

К нам подошел крепко сложенный человек с широким рябоватым лицом. Он показался мне знакомым. Где же я его видел?

- Я ехал на "зисе", а вы возле Судака на дороге сидели на каких-то тяжелых болванках и "голосовали", - напомнил мне партизан.

- Шофер Малий? - вспомнил я. Да, он тогда не пожалел времени и сил, подобрал меня со стальными болванками. В дороге мы с ним разговорились, сблизились.