Кошелек или жизнь? - Марина Серова

— Дура! Вот дура! — высказался вслух Николай. — Насмотрелась! А если бы я его по голове топором шарахнул, а? Как бы мы сейчас разбирались?

— Ничего, мой Максимка тоже ребят не слабых привел, — продолжала упорствовать Кораблева, кивая на бугаину.

— Дура набитая! — вздохнул Николай обреченно. — Или, наоборот, крутишь. Что-то я тебя не пойму.

— Да нет, вы совсем забыли, мне же звонили совсем недавно от Саши. Сказали: «Спроси жену» или «Упроси жену» — плохо было слышно. Что это значит? — воскликнула Катя.

— Ну вот, а говорите, что он делся куда-то, — пожала плечами Кораблева. — Откуда мне знать, что значит? Может, денег хотел занять? Или упросить, чтобы я ему все простила? Ну уж дудки! У меня тоже гордость и свои интересы в жизни имеются!

И Кораблева снова посмотрела в сторону Максима, давая понять, что он здесь человек не случайный, попросила:

— Чего спутали ни за что мальчишку-то? Пусть себе идет домой пока…

— Не верю я тебе что-то! Ни одному слову не верю! — вдруг громко заявил примолкнувший было Николай. — Чем больше на тебя гляжу — тем сильнее не верю!

— Да лично я тоже не больно-то с удовольствием на тебя гляжу. Не пойму никак — чего вам от меня нужно?

— Как хотите — а я ее беру под домашний арест, — продолжил Николай.

— Это какое ты имеешь право? — сощурилась Кораблева. — Жить, что ли, со мной дома будешь?

— Лучше сразу вены вскрыть, чем с тобой жить. А вот без присмотра я тебя больше не оставлю. Ты у меня под колпаком. Пока Сашка не объявится — никуда от меня не денешься.

— А чего? Как хочешь, — вдруг как-то сразу смирилась Кораблева. — Раз ты хочешь помочь муженька моего найти. Что-то вы мне всю душу разбередили — я уже сама волноваться начала. Вдруг и взаправду что-то случилось?

— Поехали домой. Здесь точно делать нечего…

— У меня сердце чувствует, что Саша в опасности, — вздохнула Катя, — но, вообще-то, я его тоже не всегда понимаю. Как такой умный человек, как он, смог столько лет прожить с этой идиоткой?

— Вот и я про то, — подключился Николай. — Сашка, вообще-то, работал много, может, ему не до того было…

— Ну конечно, работал он! — воскликнула Кораблиха и, пользуясь тем, что я освободила ей руки, встала в позу: «руки в боки». — Да он только книжки всякие читал да бабами, как я теперь понимаю, интересовался. Одно на уме — про жизнь после смерти да про сны, белиберда всякая. А я ему что, жизнь при жизни двадцать лет даром устраивала, чтобы остаться на старости лет у разбитого корыта? Он, видите ли, себе молоденькую нашел, глазастенькую, а ты, Таня, давай теперь отваливай, поработала на меня, как проклятая, — и проваливай по-хорошему. А вота! А вота!

И с этими словами Татьяна Федоровна Кораблева сложила из пальцев дулю и начала тыкать ею во все стороны, показывая по очереди то мне, то Кате, то Николаю.

— Хватит детский сад разводить, — остановила я ее.

— Дура ты, дура, — покачал головой Николай, и мне даже немного жалко стало тетеньку, которую и так со всех сторон затюкали и она растерянно крутила во все стороны стриженой, с проседью головой.

— Злой ты, Коля, мужик! — сказала она просто. — Я и не знала раньше, что ты такой злющий…

— Нет, ты еще этого пока как следует не знаешь! — шагнул к ней Николай. — Но я из тебя признание попробую вышибить!

— Но-но! — вскричала Кораблева, увидев, что Николай уже всерьез было на нее замахнулся, но в последний момент задержал руку в воздухе и просто ругнулся. — Только без рук. Нечего руки распускать на женщину. Ты чего думаешь, что я сама не хочу мужика своего найти? Если, как вы говорите, он и правда куда-то запропастился? Тоже хочу, все же не чужой…

— Учти, теперь мы вместе поедем, — сказал Николай, и я даже удивилась, какой он оказался темпераментный мужчина, хоть на вид — ничего особенного. — Куда ты — туда и я. Я из тебя Сашку клещами достану.

Вообще-то мужчины, которым за сорок, — это особая статья. Мне Светка говорила, что как раз в этом возрасте многие новую жизнь начинают и вообще делаются словно совсем другими людьми, более интересными во всех отношениях, чем сопливые пацаны, — даже в плане секса. Не случайно же молоденькая Екатерина влюбилась в сорокалетнего женатика с залысинами на голове? Вот она, вечная тайна жизни и особенно любви. Да я сама была бы не прочь поближе познакомиться с Николаем, если бы не срочное дело. Но, правда, почему-то после короткого допроса Катя выглядела заметно поскучневшей, даже глаза в сторону от всех нас отводила.

Не понятно, куда подевался ее боевой пыл? А ведь операция еще только в самом начале. Даже дорожка, по которой надо идти, еще плохо просматривается, сплошной туман стоит стеной.

— Значит, так, — объявил Николай. — Я сейчас… с этой… еду в квартиру Кораблевых, присмотрю пока.

— Тебе чего? Делать, что ли, нечего? — взвилась Кораблева. — Работы, что ли, другой нет? Если что будет известно — я и так сама скажу.

— Нет уж, что-то ты, мать, крутишь. Смотри, довертишься! — снова замахнулся Николай, но видно было, что без особой злобы, больше для острастки. — Хватит болтать, пошли в машину.

— А с Максюшей что делать? — вспомнила Кораблева, показывая на спутанного веревками богатыря.

— Развяжи, и пусть катится подальше. Ничего, жить будет, — решил Николай.

Кораблиха принялась развязывать и о чем-то шептаться со своим молоденьким другом. Судя по извиняющемуся и мурлыкающему тону, похоже было, что их связывают не только производственные отношения.

— Максик, Максик, — слышалось из угла тихое, невнятное мурлыканье.

Максим на это только упорно молчал и лишь все больше краснел — как помидор на солнце. А когда веревки были распутаны, то так же молча, не говоря ни слова, перешагнул через свои путы широким шагом и, не оглядываясь, скрылся за дверью, всем своим видом показывая попранное молодое достоинство.

Все, тетенька Таня, похоже, лишилась ты своего любовника — вон он какой оказался обидчивый.

— А ты сейчас куда? — тихо спросила я Катю, пока Кораблева возилась со своим пунцовым другом.

— Я тут подумала — домой, наверное, пойду.

— Куда, к своему Сысуеву?

— Ну да… Не убьет же он меня. Ну, позудит немного. Что с того? Скажу — увлеклась случайно, а так ведь ничего особенного…

— Ничего особенного? — вгляделась я в недовольное Катино личико.

— Да я вот сейчас слушала их и подумала, что ведь и правда Сашу мало знала… Мне-то казалось: философ, почти ученый, совсем не такой человек, как все… А здесь — какие-то дрязги непонятные, имущество… Фу… грязь какая. Зачем мне это все, а?

— Ну, этого уже я не знаю.

— Вот именно! Я когда увидела, что он мог почти двадцать лет с этой козой глупой жить, мне уже сразу плохо стало, честное слово. И видишь, как все было: общий бизнес, дела какие-то… С этой… Нет, есть вещи, которые я никогда понять не смогу, это уж точно, — горячо шептала мне Катерина, показывая глазами на Кораблеву, как на воплощение дьявольского отродья. — И дружок этот тоже — грубиян неотесанный.

— А ты бы раньше посмотрела, — урезонила я Катю. — Как-то не вовремя происходит прозрение.

— Да где там! Я ведь эту жену и в глаза никогда не видела, даже не представляла, что такое может быть на свете. Кошмар просто!

— Это уж точно. И что же, может, тогда Кораблева и искать не надо? Заказ снимается?

— Да нет, ищи, конечно. Что ты, что ты, — испугалась Катя. — Но только без меня. Я заплачу, если еще понадобится, и помогу потом. Но сейчас идти надо — а то моего Сысуева паралич хватит, он меня ведь обожает…

— Мда-а-а… Вовремя у тебя душевные муки начались. В самый нужный момент. Здесь от каждой минуты может жизнь сейчас зависеть…

— Да я ничего! Конечно, сделай все возможное! — прижала руки к груди Катя.

Эх, в театре на сцене цены ей бы не было, а на даче она смотрелась не очень-то.

— Сергей Анатольевич ведь очень хороший на самом деле. Я вас познакомлю — это очень чистый, хороший человек, на редкость щедрый…

— Ладно, пошли, потом расскажешь, — оборвала я Катино щебетание. — Сейчас некогда.

У многих женщин есть такая особенность: стоит кому-то понравиться, и они отыскивают в человеке массу самых небывалых достоинств и умеют убедить всех, а прежде всего себя, какой встретился на пути необыкновенный, совершенно удивительный человек. А потом так же быстро и легко уговорить себя же, что не этот, а совсем другой человек является вместилищем всех возможных человеческих достоинств, а в случае необходимости — третий, пятый, десятый. У Кати это получалось очень достоверно. А еще спрашивают, чем же занимаются молодые, полные сил женщины, если они нигде не работают и живут на содержании богатеньких мужей? Как же бедняжки со скуки не дохнут, особенно ежели детей обременительных в доме нет, достаток выше крыши, пыль с рояля по утрам домработница вытирает, а коробки с продуктами домой личный шофер приносит? Чем же занимаются все эти удивительные, редкой красоты и пустоты создания длинные дни, а также и ночи, учитывая, что немощные мужья еще с вечера похрапывают в старческих снах? А я вам сейчас скажу: они старательно создают себе мифы, которые помогают им скрашивать и наполнять жизнь, а потом их же разрушают и выдумывают новые сказки… И потому никогда не скучают — порхают, занимаются мифотворчеством на свой женский лад.