Нам выходить на следующей - Маша Трауб

– Спасибо, Регина. А про Нину ничего не знаешь?

– Знаю. Уехала она с мужем и дочкой.

– Куда?

– В Москву. Ее мужу там работу предложили. Он ведь хирург…

– А адреса не знаешь?

– Нет. А она тебе не звонила?

– Не звонила. Наверное, у нее мой старый телефон – на Пятницкой. А нового нет. Жаль, хотела к ней зайти.

– Тоже мне проблема – найти человека в Москве. Обратись в справочное бюро. Имя и фамилию ты знаешь. Было бы желание.

– Да, надо бы. Все, пошли спать.

Все следующую неделю Екатерина Андреевна стояла у плиты – жарила, парила, варила. Сашка с Лариской поселились на кухне. «Катьандревна, готово? Ну, Катьандревна». Володя учил Аллу вязать. Подарил ей крючок и показал, как сплести косичку. К концу недели Алла связала половину салфетки. Еще они вместе рисовали наряды – красивых женщин в вязаных юбках, кофточках, пальто… Дядя Володя считал, что у Аллы талант. Тетя Регина приходила вечером, дыша аракой. По привычке бросала на стол пакет с холодными фытчинами, которые никто не ел.

В последний день перед отъездом Екатерины Андреевны в Москву, а Аллы и Ларисы – в пионерский лагерь Екатерина Андреевна затеяла генеральную уборку. Убирали все, включая Сашку, которому доверили расставить книги и сложить журналы. Лариса с Аллой занимались детской комнатой.

Лариска перебирала наряды – что брать в лагерь, что оставить. Алла застилала постели.

Она подняла простыню на кровати Сашки и увидела клеенку – коричневую, жесткую, с разводами. Алла испугалась.

– Ларис, а зачем здесь клеенка? – спросила она шепотом.

– Да ссытся он до сих пор, – спокойно ответила та.

– А почему?

– Да его воспитательница в детском саду напугала.

– Как?

– Вывела без трусов в соседнюю группу. У них знаешь, какая воспитательница была? Ужас. Еще плакать запрещала. Если заплачешь – до конца тихого часа стоять будешь голый.

– А за что?

– За то, что не спишь в тихий час.

– А Сашка что?

– А он взял и обоссался. Прямо на ковер. От страха.

– А она?

– А она ему подзатыльник отвесила и в туалет потащила. А он упал. Так она его по полу волокла.

– А дети?

– А что дети? Смеялись.

– А ты откуда знаешь?

– Так его же в мою группу привели. Без трусов стоять. Но наша воспитательница так никогда не делала. Она добрая была. Еще Сашку жалела потом.

Алла после этого с Сашкой не разговаривала – ей было стыдно за то, что она знает его тайну. То, что знать не положено.

Про Ларису Алла тоже успела узнать. От матери. У Ларисы, когда та волновалась, тряслись руки. Мелкомелко. Она продолжала писать, есть, резать хлеб трясущимися руками. Казалось, кроме Аллы, никто трясущихся рук Ларисы не замечал. Алла не выдержала и спросила у матери:

– Мам, а почему у Лариски руки трясутся? Ты видела?

– Видела. Это на нервной почве. У нее и в детстве руки тряслись. Еще сильнее. Сейчас еще не так заметно. У нее и подбородочек трясся.

– А почему?

– Потому что не лечили. Регина думала, само пройдет. А не прошло.

– А когда это началось? Из-за чего? – Аллу, как всех подростков, интересовали подробности.

Мать ей тогда не ответила. А на следующий день Алла сама догадалась о причине тремора. Тетя Регина пришла со смены. Только запах от нее был сильнее обычного. Зашла в комнату. В углу на стуле лежала куча неглаженого белья. Эта куча уже неделю лежала, и тетя Регина не обращала на нее внимания. А тут взъелась.

– Ларка, ты почему белье не погладила? – заорала тетя Регина на весь дом.

– Не успела. Гуляла. Завтра поглажу! – крикнула из комнаты Лариса.

И тут тетя Регина начала вытаскивать из форменной юбки ремень – с металлической пряжкой. Намотала ремень на кулак, оставила свободно болтаться конец с пряжкой и пошла в комнату. Алла застыла на месте. Екатерины Андреевны дома не было – ушла на рынок. Дяди Володи тоже – поехал за пряжей. Сашка гулял. Алла стояла и слушала, как в другой комнате орет Лариска.

– Мамочка, не надо, я все поглажу. Не надо.

Тетя Регина вышла из комнаты, бросила ремень на стул и легла на диван. Через пять минут захрапела. Алла наконец решилась зайти к Ларисе.

Та, всхлипывая, сказала Алле:

– Пойдем во двор.

Они спустились во двор. Лариса полезла в палисадник, сорвала несколько листочков подорожника, послюнявила их и приложила к ноге. На ноге алело пятно в форме пряжки. Она рвала и прикладывала листья трясущимися руками. Алла думала, что она вот-вот уронит листочек – руки ходуном ходили.

– Тебя часто мама бьет? – спросила Лариса.

– Никогда.

– А меня часто. Хотя у нас всех бьют. Ремнем еще ладно. Хуже мокрым полотенцем. Особенно кухонным, вафельным. Если его жгутом скрутить и намочить. Ужас как больно. Или крапивой. У нас тут много крапивы. Мать нарвет пучок и так отходит. Потом ходишь как ошпаренная. Горит все. Но крапивой даже полезно. Говорят, от болезней лечит. – Лариса рассказывала про орудия битья спокойно. Даже с какой-то гордостью. Алла слушала раскрыв рот.

В пионерский лагерь – на две смены – Ларису с Аллой везла тетя Регина. У Екатерины Андреевны был билет на поезд.

– Если что, скажи тете Регине. Она к вам приезжать будет. Хорошо? – говорила Екатерина Андреевна Алле. – Я тебя в Москве встречу. Лагерь хороший. Тебе понравится. Он в горах стоит.

Алла плакала. Ей было страшно оставаться одной.

– Ну не плачь. Ты же уже большая. Смотри, как Ларочка радуется. Если тебе там не понравится, тетя Регина тебя сразу же заберет. Договорились?

– Договорились, – всхлипывала Алла.

В лагерь ехали на милицейском «уазике» по Военно-Грузинской дороге. Аллу без конца тошнило – приходилось останавливаться. Тетя Регина сердилась из-за частых остановок – ей нужно было успеть вернуться в Орджоникидзе на смену. Лариска подпрыгивала на месте от радостного нетерпения, а у Аллы крутило желудок от страха.

В лагере они с Ларисой попали в разные отряды.

Алла вошла в спальню своего отряда и пошла к кровати – разбирать сумку. Алла в комнате была одна. На стенах висели плакаты с надписями на непонятном языке. Алла знала, что это осетинский, но ничего не понимала и не говорила. Ей понравилась одна часто встречающаяся буква – к палочке русской «а» приписана «е». Алла надела шорты, майку и решила пойти поискать свой отряд. Она шла по тропинке и понимала, что что-то не так. Ребята останавливались и тыкали в Аллу пальцем. Что-то говорили. Алла решила, что так смотрят, потому что она – новенькая. И шла дальше. На футбольном поле шла игра. На траве сидели дети и шумно болели. Алла увидела Ларису. Она хлопала в ладоши и скандировала вместе с остальными: «Второй отряд, второй отряд». Алла помахала ей рукой, но Лариса не заметила. Алла подошла и тоже села на траву. Ребята стали переглядываться и показывали на Аллу пальцем. Лариса тоже повернулась – посмотреть, что происходит. Увидела Аллу, вскочила и подбежала к ней.

– Иди быстро переодевайся. Или опозоришься, – сказала она.

– А что? – не поняла Алла.

– Ничего. Ты бы еще голая пришла. У тебя сарафан есть?

– Есть.

– Вот иди и надень сарафан. Здесь нельзя в шортах.

Это тебе не в городе.

Алла встала и пошла назад в спальный корпус. Она плакала от обиды и непонимания. Спиной чувствовала взгляды и слышала шушуканье. Кто-то из ребят свистнул ей вслед. Алла побежала. Свист усиливался. Алла побежала быстрее, еще быстрее, чтобы не слышать. Добежала до корпуса, залетела в палату и села на кровать, тяжело дыша. До вечера она на улицу так и не вышла, хоть и переоделась в сарафан. Ей было страшно. Она надеялась, что придет Лариса и объяснит ей, как себя вести, что надеть. Лариса хоть и не говорила по-осетински, владела только ругательствами, но все понимала.

Лариса так и не пришла. Алла смотрела, как темнеет за окном. Она была голодная и не знала, где столовая. В палату забежала девочка – толстая, в длинной юбке. Остановилась, увидев Аллу. Подошла и что-то спросила.

Алла сказала по-русски:

– Не понимаю.

– Ты новенькая? – спросила девочка по-русски.

– Да.

– Как тебя зовут?

– Алла.

– А ты откуда приехала?

– Из Орджоникидзе. Нет, из Москвы.

Девочка вытаращила глаза, схватила Аллу за руку и потащила на улицу. Они бежали по дорожке к соседнему зданию. Оказалось, что бежали в столовую. Там рядами сидели дети и под команду пионервожатой говорили хором какую-то фразу. Алла не поняла какую. А потом узнала: «Когда я ем, я глух и нем». Только у ребят получалось «Кода я нем, я глухи ем». Девочка потащила Аллу к столу и сказала громко:

– Она из города, из Москвы.

За столом загудели. Пионервожатая сказала что-то по-осетински, и все замолчали. Аллу посадили рядом с девочкой, которая ее привела. Алла очень хотела есть, но сидела и не притрагивалась к еде. На тарелке лежал кусок мяса и вареная картошка. Рядом с тарелкой лежала ложка. Алла нагнулась к девочке и спросила: «А вилки нет?» Девочка опять вытаращила глаза и сказала всему столу: «Ей вилка нужна». Все засмеялись, а Алла вообще расхотела есть от страха. Ее провожатая тем временем зацепила ложкой кусок мяса и ловко отгрызла половину. Остальные делали так же. Алла съела картошку и тоже потянулась за мясом. Кусок падал с ложки на тарелку, и Алла так и не смогла откусить. После компота ребята стали хватать хлеб с подноса и распихивать по карманам. Алле протянула кусок та девочка. Алла так и не спросила, как ее зовут.