Ностальгия - Владимир Березин

Я даже перепугался – тогда на такой кружочек можно было год снимать квартиру – если это не был новодел семьдесят пятого года. Эти новоделы были тоже дороги – их раньше продавали за доллары иностранцам и вот только сейчас выпустили в свободный полет.

– Не пугайся, – сказал он. – Видишь гурт? Он почти в два раза толще – так они добирали вес. Так что это подделка, не платежное средство, а так – тебе для памяти. Но это “настоящий” фальшак, оттуда, из двадцатых.

Потом он исчез. Его не застрелили, как это было в моде, не взорвали

– он просто исчез. К нашим общим знакомым приходили скучные люди в галстуках, расспрашивали, да так и недорасспросили.

Я тогда жил в иностранном городе К. и узнал об этом с запозданием.

Но я-то знаю, что с ним случилось. Услышав, как недобрые люди ломятся ему в дверь, он сорвал картину со стены своего кабинета, будто испуганный Буратино, и вошел в потайную дверцу. Стена сомкнулась за его круглой спиной. И вот он до сих пор сидит там, как настоятели Софийского храма. Перебирает свои сокровища, с лупой изучает квитанции и боны. А если прижать ухо к стене, то можно услышать, как струятся между пальцами червонцы – шадровский сеятель машет рукой, котомка трясется. Картина на самом деле – окно в славный мир двадцать второго года. Мой друг лежит на поле, занятый нетрудовыми размышлениями. Чадит труба на заднике, и разъединенные пролетарии всех стран соединились.