Убийца из детства - Юрий Александрович Григорьев

– Так-так, – согласно закивала старушка. – Все верно говоришь. Живешь-то где? В нашем городе? Или каком другом?

– В другом. Далеко.

– Ну вот. Далеко, а приехал. Не просто так, я думаю. А зачем?

– Повиниться перед ней хотел, – проговорил Журавлев, опустив голову. – Что обидел ее тогда. Совесть совсем замучила. Спать не дает.

– Оставь! – строго сказала старушка. – Пустое это. Жизнь, почитай, прожита. Всякая боль давно забылась. Все раны на сердце зажили. У кого рубцом, у кого жиром затянуло. Нечего их бередить.

– Я все-таки попробую ее найти! – ответил Журавлев, поднимаясь со скамейки. – Спасибо за беседу. До свидания. Здоровья вам.

– Ступай с богом! – перекрестила его старушка.

Следующие полчаса, а может быть, и больше, Журавлев бродил по городу, безуспешно пытаясь найти в нем знакомые места. Но нашел только одно. Когда вышел к реке.

Набережная с тех пор изменилась до неузнаваемости. Полностью оделась в гранит. Опрятные дорожки, постриженные тополя. Там, где река совершает крутой поворот, Журавлев остановился как вкопанный. Здесь! Вон там, на самом краю мыса стояло кафе. Собранное на скорую руку из гофрированного, как шифер, синего пластика, круглой формы и с плоской крышей, заведение с вывеской «Кафе “Улыбка”» вошло в историю города с намертво прилипшим к нему ироничным названием «Шайба». Здесь можно было выпить кофе или пива. Но главной достопримечательностью «Шайбы» был музыкальный автомат. Бросаешь в него монетку, нажимаешь кнопку с названием выбранной песни и сквозь прозрачный колпак видишь, как механическая рука достает нужную пластинку, аккуратно кладет ее на диск, как опускается на нее звукосниматель. И заказанная песня звучит над всей набережной.

Журавлев вспомнил, как он и Алька, замерзшие до синевы, спрятались от холода в этом кафе. Как они грели покрасневшие руки о горячие чашки кофе. Крошки пирожного на губах Альки. Как она слизывала их язычком. Вспомнил песню, которую поставил для нее на автомате:

Мне казалось, что я тебя знаю,

Мне казалось, я все понимаю.

Почему же теперь оказалось,

Что мне все это только казалось?

Журавлев вспомнил, будто это было вчера, что почувствовал в нехитрых словах песенки пророчество, и невольно посмотрел на Альку. А из автомата уже неслось:

Знаю я, что сама в том виною,

Что зима мне казалась весною,

Небо в тучах казалось мне чистым,

А чужой человек – самым близким!

– Боже мой! – прошептал Журавлев. – Почему я выбрал тогда именно эту песню? Ведь она никогда не была слишком популярной. Как, например, «Восточная песня». Почему при этих словах посмотрел на Альку? Да еще запомнил это на всю жизнь! Неужели в ту минуту я уже знал, что мы расстанемся? Знал, но еще не осознавал?

Алька тогда не обратила внимания на жестокие слова песни. Они отогрелись¸ съели пирожные, допили кофе и снова вышли на мороз.

Кафе давно уже нет. И немного осталось в городе людей, которые помнят, что оно здесь было.

Журавлев прошел по набережной, сел на скамеечку лицом к реке. Широкая и неторопливая, река величественно катила покрытую лёгкой рябью воду к морю. На реке кипела жизнь. Сновали взад и вперед шустрые катера, скользили, словно водомерки, «Метеоры», важно проплывали большие, глубоко просевшие в воду сухогрузы. Справа и слева, там, где вдоль реки вытянулись бесконечной цепочкой причалы, вонзались в низкое северное небо мачты лесовозов.

К скамейке подошла полная женщина, села поодаль от Журавлева и стала колдовать над фотоаппаратом-мыльницей. Она уже давно ходила по набережной, часто подносила фотоаппарат к глазам и фотографировала реку. Теперь, видимо, пришло время очистить аппарат от мусора. Оставить в нем одни только шедевры. Вдруг она повернулась к Журавлеву:

– Мужчина! Вы меня извините, пожалуйста! Не поможете разобраться с этими дурацкими кнопками? Как здесь посмотреть, что я нафоткала?

И протянула ему аппарат.

Журавлев покрутил мыльницу. Примитивная игрушка. Рассчитана как раз на пенсионерок. Он включил режим просмотра, протянул аппарат женщине.

– Держите!

Но она не пошевелилась. Только пристально смотрела в лицо Журавлева.

– Борька! Ты? – удивленно спросила она.

Журавлев вытаращился на нее.

– Я, наверное, обозналась, – добавила женщина, смущенная его молчанием. – Извините.

Она взяла фотоаппарат и поднялась, чтобы уйти, когда Журавлев вскочил на ноги и схватил ее за руку:

– Таня? – весело спросил он. – Рыкова?

– Журавлев? – просияла Таня.

– Он самый!

– Ты откуда взялся-то? Я знаю, что как уехал после училища, так и не был здесь ни разу.

– Не был, да приехал! Соскучился!

– По кому?

– По городу! По землякам! По одноклассникам!

– Ты что? Видел кого-нибудь?

– Нет! Ты первая! Но если бы не эта встреча, я все-равно стал бы искать одноклассников. Ведь больше у меня здесь никого нет.

Они сели на скамейку.

– Это просто чудо какое-то! – удивленно покачала головой Таня. – Нарочно не придумаешь. Мы же вечером собираемся у меня!

– Кто – мы?

– Все, кто есть в городе из нашего класса. Каждый год у меня собираемся. Вспоминаем тех, кто уехал. Кого уже вряд ли увидим. Тебя в том числе. Много таких набирается. И вдруг: на тебе! Борька Журавлев, оказывается, здесь! Чудо, да и только!

Таня засыпала его вопросами. Ее интересовало все: где учился, когда женился, сколько детей, есть ли внуки, где работаешь, сколько зарабатываешь. Он сначала отвечал, а потом шутливо поднял руки:

– Таня! Прекрати! Если сейчас все расскажу, что буду делать вечером?

– И то верно! – согласилась с ним Таня и посмотрела на часы. – Мне пора. Я на прием записана к стоматологу. Вышла пораньше, чтобы поснимать. Видишь, фотографом заделалась. У меня ВКонтакте больше тысячи фоток выложено. Зайди как-нибудь. Посмотри.

– Обязательно! – клятвенно пообещал Журавлев.

– Сотовый есть? – строго спросила она. – Доставай!

Журавлев занес в память мобильника адрес и телефон Тани, клятвенно пообещал, что в шесть, как штык, будет в ее доме, и они попрощались до вечера. Таня помахала ему рукой и пошла по Набережной. Журавлев с улыбкой смотрел ей вслед. Надо же так встретиться! Будет что рассказать жене! Подбросить хвороста в ее и без того неугасающий костер ревности.

Глава третья

– Ну, наконец-то! – воскликнула Таня, открыв Журавлеву дверь. – Чего опоздал? Мы уже давно за столом. Я всем сказала, что у меня есть для них сюрприз. Ждут, спрашивают. А мне сказать нечего. Не знаю, придешь или нет. Да ты заходи!

Она отступила в сторону, и Журавлев шагнул в квартиру. По количеству обуви в прихожей было ясно, что в доме много гостей.

– Тапочки