Три суда, или убийство во время бала - А. Панов

«Завтра примерим лоскут сукна к пиджаку. Кокорин».

Я оставил карты и уехал домой.

На другой день я поехал встречать Кокорина на станцию. Он прибыл с почтовым поездом.

— Ну что, говорите скорее, в чем дело? — спросил я его.

— В моем чемодане опечатанный пиджак, найденный мною на коридорном гостиницы «Мир». Коридорный сознался, что его подарил ему бывший постоялец № 15.

— А убийца?

— Я считаю, что он теперь в моих руках. Так и знайте, что пиджак равен молодому человеку в синем пальто. В Москве его ищет полиция, здесь я сам буду его разыскивать. Я сейчас же объеду здешних портных, чтобы узнать, не у них ли шито платье. Буду у нас часа через два или три. — Кокорин скрылся.

«Еще одно вещественное доказательство, — подумал я, — но только приведет ли оно нас к чему-нибудь?»

Не прошло и получаса с тех пор, как я вернулся домой, как ко мне вошли Кокорин и с ним портной Фишер. У первого был в руках сверток, у второго — бухгалтерская книга.

Кокорин не без самодовольства развернул передо мной сверток и положил пиджак на стол. К нему как раз подходил лоскут, найденный в расщепе лестницы.

— Что, вы узнаете это платье? — спросил я Фишера.

— Как не узнать свою работу! — сказал портной. — Вот, извольте поглядеть, на шестьдесят шестой странице мерка записана — длина и ширина.

Он вынул из кармана холщовый аршин и смерил пиджак. Мерка оказалась тождественной с записью.

— Кому вы шили этот пиджак?

— Никандру Петровичу Ичалову.

Я записал показание и, оставив у себя книгу, отпустил Фишера. Мы остались вдвоем с Кокориным.

— На этот раз, Иван Васильевич, вы уже не попрекнете меня, что розыски мои остаются бесплодными, — начал мне рассказывать Кокорин. — Прибыв в Москву, я под разными предлогами стал ходить в гостиницу «Мир»: то чай пил, то играл на бильярде, то слушал орган. Никому, конечно, и в голову не приходило видеть во мне полицейского чиновника. Но как ни пытался я навести прислугу на разговор о молодом человеке — дело не шло на лад. Я познакомился с управляющим гостиницей и под предлогом, что в той комнате, в которой я остановился, нехорошо и грязно, попросил показать мне другие номера. Номер 15-й оказался свободным. Большая и красивая комната — я ее занял. Думаю, буду жить здесь хоть год, но выведаю, что мне нужно. Спросил себе чаю, и коридорный принес поднос с прибором. Смотрю — на нем коричневый пиджак! Цвет нашего лоскутка до такой степени запечатлелся в моей памяти, что я уже не мог ошибиться. «Который час?» — спросил я у коридорного. Он расстегнул пиджак и достал часы. Я впился глазами в полы его пиджака и вижу, что на нижнем углу заплата другого оттенка. Не дожидаясь ответа на мой вопрос, я сказал ему: «Что же это, братец, у тебя подкладка-то шелковая, а пиджак с заплатой?» Слова мои, по-видимому, привели коридорного в смущение. Посмотрев на часы и ответив мне: «Второго половина», — он направился к дверям. Мне пришло в голову, что вопрос мой о пиджаке мог смутить его, потому что он, верно, умолчал о нем при допросах, производившихся в гостинице по поводу квартиранта № 15. Я его опередил и, загородив дорогу, сказал: «Скажи мне, голубчик, откуда у тебя этот пиджак?» — «А вам какое дело? — ответил он грубо. — Пустите меня идти». — «Нет, постой, сними сначала пиджак!» — «Зачем же я буду снимать пиджак?» — Он рванулся в двери, я позвал прислугу и потребовал, чтобы послали за частным приставом, никто, однако же, не трогался с места. Я объявил им тогда свое звание и сказал, что если сейчас же полиция не будет извещена о моем требовании, все служащие в гостинице будут подлежать ответу. Через несколько минут явился полицейский офицер и с ним полицейские служители. Я объявил им, в чем дело. Пиджак сняли с коридорного и приложили к нему печать, а коридорного допросили и составили протокол.

— Что сказал коридорный на ваш вопрос, откуда у него пиджак?

— Все, что он мне отвечал, записано в протоколе, который я вам передал.

Я взглянул в протокол. В нем было сказано, что, по словам трактирного слуги Топоркова, пиджак был подарен ему белокурым молодым человеком, носившим синее пальто, тем самым, который останавливался в № 15 гостиницы «Мир». «У меня нет мелочи, сказал ему, уезжая, квартирант, — а вот тебе за твои услуги старое платье». Пиджак был новый, но у правой полы не доставало треугольного куска. Лакей исправил этот недостаток заплатой собственного рукоделия. Застегивая левый борт на правый, он делал заплату незаметной.

— Потрудитесь же, — сказал я Кокорину, — передать Ичалову повестку о привлечении его к следствию, я отправлюсь произнести у него обыск.

VII

ОБЫСК

Я выехал из дома, захватив гипсовый снимок со следов и взяв с собой четырех понятых и городового.

Скоро мы остановились у подъезда деревянного дома против дворянского клуба. Мы позвонили, слуга отворил дверь.

— Дома Никандр Петрович? — спросил я.

Слуга оглядел подозрительно мою компанию и, держа за ручку входную дверь, отвечал:

— Нет-с, его нет дома! Батюшка их у себя.

— Все равно, пустите нас войти и доложите господину Ичалову, что судебный следователь имеет надобность его видеть.

Слуга отправился докладывать, а мы вошли в залу. Через минуту к нам вышел престарелый отец подозреваемого.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Здесь живет сын ваш, Никандр Петрович? Не так ли? — спросил я.

— Точно так. Сам я деревенский житель и приехал сюда дня на два. Но что значит ваше посещение?

— Где ваш сын?

— Где мой сын? Не знаю, где-нибудь в гостях. Но что вам, наконец, нужно? С вами понятые…

— Ваш сын подозревается в уголовном преступлении. Я должен произвести обыск у него в квартире, и если его нет дома,— я попрошу вас присутствовать при обыске вместо него.

— Что такое? Мой сын подозревается в уголовном преступлении? Кем же это он подозревается?

— Судебной властью.

— Да кем именно?

— Мною, судебным следователем. Прошу допустить меня к исполнению моей обязанности.

— Милостивый государь! Вы оскорбляете честь моего сына. В роду Ичаловых не бывало преступников. Вы мне ответите за ваши дерзкие и нелепые подозрения. Объявляю вам, что я вас до обыска не допущу! Эй, люди!

— Господин Ичалов, ваши усилия напрасны! Вы не в силах воспрепятствовать мне произвести обыск и можете только подвергнуть себя суду за сопротивление.

— Это насилие! Это бесчинство! — кричал взволнованный старик.

— Это исполнение требований закона.

Старик несколько успокоился.

— Я не противник закона, — сказал он, — но пустого подозрения не довольно для того, чтобы полиция могла врываться в мой дом и бесчестить мое имя.

— К несчастью, подозрения мои довольно основательны, и судебное исследование никого бесчестить не может.

— Хорошо, — сказал он, — исполняйте, чего требуют ваши обязанности, но вы будете мне отвечать, если ваши подозрения окажутся нелепостью.

Я пожал плечами. Старик удалился.

Мы вошли в спальню его сына. Обстановка комнаты свидетельствовала, что в ней живет холостой молодой человек. Постель с утра была не убрана. По полу валялись окурки. Платье и белье было раскидано по диванам и стульям. На столе стоял стакан с недопитым чаем. Все показывало, что хозяин не приучал себя к особенному порядку. Ни в шкафах, ни в комодах, ни в шкатулках я не нашел ничего, что могло бы служить для дела. Вещи выкладывали, вновь укладывали и замыкали. Возле спальни был небольшой кабинет, изящно меблированный. В нем, по-видимому, ночевал отец Ичалова. Тут стояло бюро, ключа от которого я найти не мог. Долото сделало свое дело. В ящике я нашел много писем, но, просмотрев их, пришел к заключению, что они дела не касаются, хотя непреложно свидетельствуют, что хозяин их — большой поклонник женских прелестей. На стене над письменным столом висел фотографический портрет Анны Дмитриевны Бобровой. «Ну, — подумал я, — на недостаток побед Ичалов пожаловаться не может».

Обшарив все комнаты, мы не нашли ничего, что могло бы иметь какое-либо отношение к делу. Я считал дальнейший обыск бесполезным и приискивал уже в голове своей приличную фразу, чтобы оправдать пред стариком Ичаловым напрасно причиненное беспокойство, как в одном из коридоров натолкнулся на большой шкаф с платьем.

Я велел вынимать платья. Старый слуга Ичалова, Григорий, не без ворчанья исполнял мое требование. «Барина платье понадобилось, — ворчал он, — извольте, сударь, извольте, платья у барина довольно». С этими словами он вынул из шкафа панталоны и жилет коричневого цвета.

— Где же пара к этим панталонам? — спросил я у Григория.

— Какая пара?

— Сюртук или визитка.

— А кто его знает! — ответил Григорий. — Разве барин не волен в своем добре? Может подарили, а может где и забыли!