Письма (1880) - Федор Достоевский

30/31 мая. Час ночи.

В трактире у Тестова Григоровича не нашел, воротился домой и обедал дома. Потом поехал к Елене Павловне; ее дома не застал, а дети ее сказали мне, что письма от тебя не было. - Рассчитываю, что, может быть, завтра будет от тебя письмо наверно. Сообразив теперь, понимаю, что по всем прежним письмам моим ты всё заключала, что я приеду 28-го. Но теперь уж, верно, ты получила и те письма, где я колебался: остаться или нет, стало быть, уж теперь ответишь. Дурно то, что, уезжая, мы как-то не договорились, ибо ты могла бы мне все-таки, хотя и рассчитывая, что я ворочусь, писать на имя Елены Павловны, на всякий случай, чтоб не оставить меня в неведении о тебе и о детях. Рассчитываю тоже, что ко 2-му числу получу от тебя письмо уже прямо в "Лоскутную". (Письма же на имя Елены Павловны, то есть прежние, ты, конечно, и прежде могла бы писать безбоязненно, ибо, хоть я бы и уехал, все же бы их никто не распечатал, и она переслала бы их обратно в Руссу.) В "Лоскутную" же адресовать ко мне для меня будет гораздо выгоднее, чтоб не ездить к Елене Павловне, потому что теперь скоро (со 2-го числа) наступит большая возня, надо будет рано вставать и весь день маяться, так что ездить к Елене Павловне даже и не нашел бы вовсе времени. Да и к тебе перестану писать подробные бюллетени, как теперь: не будет совсем времени. 3-го числа будет Дума принимать гостей, речи, фраки, клаки и белые галстухи. А там открытие, думский обед, затем 5-го и 6-го по утрам заседания, а вечером литературные чтения. Да 2-го вечернее заседание "Любителей", где решат, кому в какое время читать. Я, кажется, буду читать уже во 2-й день, то есть 6-го. Ездил к Морозову и в Центральный магазин. От Морозова получил всего 14 рубл<ей>, а в Центральном хоть и сказали мне, что ты писала к ним, чтоб мне выдали (5) 50 руб., но просят отсрочки до 6-го или 7-го числа. Так как (6) 7-го надо сверх того сделать прощальные визиты, а их много, то выеду разве только 8-го, с каким поездом - уведомлю потом. Но 8-го постараюсь выехать наверно. Заезжал к Варе. Много мне рассказывала про своих внуков и спрашивала совета. Умная она и хорошая женщина. - Вечером кой-что успел просмотреть в рукописи. Что детки? Очень тоскливо по них, не слышно их голосочков. И всё думаю: не случилось ли у вас чего? Если что, боже сохрани, случится, непременно телеграфируй. До свидания, голубчик. Ах, кабы получить от тебя хоть что-нибудь завтра! Обнимаю тебя и деток и крепко вас всех целую. А "Карамазовы"-то, "Карамазовы!" Эх, в какую суетню въехал. Но теперь все-таки озабочен открытием: партия у них сильная. Обнимаю тебя опять и опять.

Твой Ф. Достоевский.

Вчера сломалась днем моя золотая рукавная запонка, которую чинили, одна половинка осталась в рукаве рубашки, а другая, должно быть, где-нибудь вылетела на улице.

(1) далее было: и я непременно взвалю на него да и всю (2) было: опять к Юрьеву (3) в подлиннике ошибочно: директора (4) ничего не вычеркнуто, очевидно, А. Г. Достоевской (5) было: выдали отсрочки (6) было: Так что

867. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

31 мая 1880. Москва

Москва 31 мая/80

1 час пополуночи. Гостиница "Лоскутная" в № 33-м.

Милая Аня, хотел было сегодня тебе не писать, потому что почти не об чем, но так как получил наконец твое письмецо (от 29-го) и так как действительно предстоят скоро дни, что за суетой ничего тебе писать не буду или много что по две строчки, то и решился написать теперь. Очень рад, что вы все здоровы, рад за деток и за тебя, и как будто тоска свалилась с сердца, хотя все-таки скучно. Неприятно мне, что бабушка не подождет (1) до моего приезда. Автограф Гоголя Аксаков мне обещал, хотя не знаю, успею ли теперь взять у него. К тому же я перезабыл и смешал в голове все адрессы, так что надо опять справиться у Юрьева, где кто живет. Сегодня заходил ко мне какой-то (забыл фамилью) математик и долго сидел в ресторане в читальной, ожидая, когда я проснусь. Когда я проснулся, он вошел и пробыл ровно 3 минуты и даже не сел: зашел объявить о своем глубоком уважении, удивлении к таланту, преданности, благодарности, высказал горячо и ушел. Седоватый человек, пресимпатическое лицо. Затем посетил меня Лопатин, тот молодой человек, на которого возложил Поливанов хлопотать о моих билетах в Думе, о доставлении мне всех нужных сведений и проч. Я с ним разговорился и к приятному удивлению моему нашел в нем человека чрезвычайно умного, весьма мыслящего, чрезвычайно порядочного и в высшей степени моих убеждений. Одним словом, весьма приятная встреча. Затем был Григорович, много врал и злословил. Там, кажется, действительно приготовляются что-то сказать нам в пику в заседаниях и на обедах. (2) Григорович тоже депутатом от Литературного фонда, в числе четырех: Тургенева, Гаевского, Краевского. Веем выдал фонд по 150 р. на расходы. Наше только Славянское общество не выдало ничего, да и не могло. Григорович жалуется, что 150 р. мало. Действительно так, здесь деньги идут, и хоть я и мало здесь заплачу в гостинице, но проживусь все-таки крепко: извозчики, табак, особые расходы, покупка венков и проч. Кстати, 2 обязательные венка приготовляет Дума за 30 р. с депутата за оба. Если Золотарев не приедет, то, уж конечно, я заплачу. Надо тоже купить запонки. Обедал в Московском трактире. Затем был у Елены Павловны и получил твое письмецо. Маня ее премилая девушка 20 лет, и в гостях у них я заметил одного молодого доктора, интересовавшегося очень Маней. Затем с Висковатовым отправились к Ан<не> Ник<олаевне> Энгельгардт, которая все сидит дома с больной ногой, и застали у ней доктора, который говорит, что болезнь довольно серьезна, если чуть-чуть пренебречь. Затем воротились с Висковатовым домой пешком. Утром были две грозы и ливень, а теперь ночь прелестная. Ну вот и все пока мои похождения. Как-то я прочту мою речь? Аксаков объявил, что у него то же самое, что у меня. Это дурно, если мы так уже буквально сойдемся в мыслях. Как-то прочту потом на вечерних литературных чтениях сцену Пимена и Скупого рыцаря и тоже (главное) на смерть Пушкина Тютчева? Любопытно, как встречусь с Анненковым? Неужели протянет руку? Не хотелось бы столкновений. Ну до свидания, голубчик Аня. Расцелуй деток крепко, напомни им обо мне. Кланяйся Анне Николавне, что она, хорошо ли съездила? Я-то неудачно. Надо бы зайти к Каткову. Прощай, обнимаю тебя крепко.

Твой весь Ф. Достоевский.

Деток благословляю.

Р. S. Оринька подле тетеньки, играет с ней в карточки, где ему сюда.

(1) было: доживет (2) далее было начато: В заседаниях и

868. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

2-3 июня 1880. Москва

Москва 2/3 июня/80 г.,

2 часа ночи. Гостиница "Лоскутная" в № 33-м.

Милый дружочек мой Анечка, вчера вечером ездил к Елене Павловне за твоим письмом и ничего не получил, а сегодня пришло от тебя в "Лоскутную" 2 письма, одно в 4 часа пополудни, а другое вечером. Одним словом, в "Лоскутную", по-видимому, скорее доходит, чем к Елене Павловне. Как я рад, что вы все здоровы и меня помните. Детишек крепко поцелуй за их славные приписки и непременно купи им гостинцев, слышишь, Аня? Детям и медицина предписывает сладкое. - Про замечание твое, что я тебя мало люблю, скажу, что оно глуписсимо: я только о тебе и думаю, да еще о детках. И во сне тебя вижу.

Здесь у нас опять была кутерьма. Вчера вдруг отложили опять празднество, но теперь уже твердо известно, что открытие будет 6-го. (1) Венки изготовляет Дума по 8 р. за венок, надо 2, закажу завтра. Золотарева нет. Поезд из Петербурга с разными депутатами на празднество придет только послезавтра.

- Теперь дальше: 3-го дня вечером было совещание у Тургенева почти всех участвующих (я исключен), что именно читать, как будет устроен праздник и проч. Мне говорят, что у Тургенева будто бы сошлись нечаянно. Это мне Григорович говорил как бы в утешение. Конечно, я бы и сам не пошел к Тургеневу без официального от него приглашения; но простофиля Юрьев, которого я вот уже 4 суток не вижу, еще 4 дня назад проговорился мне, что соберутся у Тургенева. Висковатов же прямо сказал, что уже три дня тому получил приглашение. Стало быть, меня прямо обошли. (Конечно, не Юрьев, это дело Тургенева и Ковалевского, тот только спрятался и вот почему, должно быть, и не кажет глаз.) И вот вчера утром, только что я проснулся, приходят Григорович и Висковатов и извещают меня, что у Тургенева составилась полная программа праздников и чтений вечерних. И так как-де позволена музыка и представление "Скупого рыцаря" (актер Самарин), то чтение Скупого рыцаря у меня взято, взято тоже и чтение стихов на смерть Пушкина (а я именно эти-то стихи и желал прочесть). Взамен того мне определено (2) прочесть стихотворение Пушкина "Пророк". От "Пророка" я, пожалуй, не откажусь, но как же не уведомить меня официально? Затем Григорович объявил мне, что меня просят прибыть завтра в залу Благородного собрания (подле меня), где будет окончательно всё регламентировано. Они ушли, и приходит Лопатин, молодой человек, прикомандированный от Поливанова (председателя Комиссии) руководить меня. Тот объявляет, напротив, что уже всё регламентировано (значит, моего мнения не спрашивали), меня же просят прибыть в Благородное собрание уже на генеральную репетицию, с публикой, и главное, с воспитанниками гимназий (бесплатными), и репетиция, главное, устраивается для них, чтоб и они могли слышать. Таким образом, я поставлен в прещекотливое положение: решено без меня, моего согласия на чтение назначенных мне сочинений не спрашивали, а между тем нельзя не быть на репетиции и не прочесть для молодежи: скажут, Достоевский не хотел читать для молодежи. Наконец, совсем неизвестно, в чем прибыть завтра: во фраке ли, так как публика, или в сертуке. Я был очень вчера недоволен. Обедал один, вечером заехал к Анне Николавне, у ней сидел доктор (ее знакомый и даже родственник), я посидел полчаса, и они оба меня проводили до гостиницы. Сегодня утром опять зашли Григорович и Висковатов, и Григорович стал приставать обедать всем троим вместе в "Эрмитаже", а потом идти в сад "Эрмитажа" провести вечер. Они ушли, и я поехал к Каткову, у которого дня три не был. У него как раз застал Любимова, только что получившего письмо от Маркевича, который и обещает доставить роман на июнь. Так что я с этой стороны могу теперь быть спокоен. Это очень хорошо. У Каткова застал новости: он только что получил официальное письмо от Юрьева, как председателя Общ<ества> люб<ителей> российскою словесности (и которого Катков с незапамятных годов членом). Юрьев уведомляет, что билет пригласительный на празднества был послан в "Московские ведомости" ошибочно и (3) что совет "Любителей" по устройству празднеств отменил это приглашение как не согласное с решением совета, так что приглашение надо считать не бывшим. Форма письма самая сухая и грубая. Меня уверял Григорович, что Юрьева заставили это подписать, главное Ковалевский, но, конечно, и Тургенев. Катков был видимо раздражен. "Я бы и без них не поехал", - сказал он мне, показав письмо. Хочет всё напечатать в "Ведомостях". Это уж, разумеется, просто свинство, да и главное, что и права они не имели так поступать. Мерзость, и если б только я не ввязался так в эти празднества, то, может быть, прервал бы с ними сношения. - Резко выскажу всё это Юрьеву. - Затем спросил у Каткова: кто здесь лучший зубной врач, и он мне назвал Адельгейма на Кузнецк<ом> мосту, сказав, чтоб я объявил Адельгейму, что прислал меня он, Катков. Пружинка моя совсем уж сломалась и держалась на ниточке. Съездил к Адельгейму, и тот вставил мне новую за 5 руб. От него приехал домой, и с Григоровичем и Висковатовым поехали в "Эрмитаж", обедали по рублю. Между тем начался дождь. Чуть утихло, мы вышли и уселись на одного извозчика втроем до саду "Эрмитажа". Дорогой поднялся дождик. Приехали в сад мокрые и спросили в ресторане чаю. Билеты же взяли рублевые с правом входа в театр "Эрмитажа". Дождь не унимался. Григорович врал разные рассказы. Затем пошли в театр уже на 2-й акт: шла опера "Paul и Virginie", театр, оркестр, певцы - всё недурно, только музыка плоха (в Париже выдержала несколько сот представлений). Прелестная декорация третьего акта. Не дослушав, вышли и отправились по домам. Я у себя в "Лоскутной" застал твое 2-е письмо. Чрезвычайно волнует меня завтрашняя репетиция. Григорович обещал за мной зайти, чтоб ехать вместе. Немного промок. Я еще прежде с дороги простудил немного левую руку, и она мозжит. Вчера утром заехал к архиерею викарию Алексею и к Николаю (Японскому). Очень приятно было с ними познакомиться. Сидел около часу, приехала какая-то графиня, и я ушел. Оба по душе со мной говорили. Изъяснялись, что я посещением сделал им большую честь и счастье. Сочинения мои читали. Ценят, стало быть, кто стоит за бога. Алексей глубоко благословил меня. Дал вынутую просвирку. - До свидания, голубчик, если можно будет, то напишу и завтра. Очень люблю тебя. Деток крепко целуй. Анне Николавне глубокий мой поклон и сверх того поцелуй у ней за меня ручку. Твой весь без раздела.