Катрина: Число начала - Алексей Кондратенко

Кристина допила кофе, взяла папку со стола и хитро взглянула на меня.

– Ну, пойдем. Когда я узнаю какую-нибудь страшную тайну про Вольского, я тебе позвоню и все расскажу, чтобы ты знал, что был неправ.

– Да, только этого и не хватало для счастья. Ладно, договорились, – проговорил я в полной уверенности, что этого не случится.

Получше запахнувшись от ветра, мы двинулись к остановке.

Когда мы вернулись в редакцию, каждый отправился заниматься своей работой. Вот только я уже через несколько минут отправил фотографию Вольского для верстки и освободился, а Кристина все печатала и печатала, когда я возвращал Марии Андреевне аспирин. Кристина лишь устало улыбнулась мне и вернулась к работе.

Мария Андреевна не удивилась, что мне не удалось найти статью Вольского.

– Вряд ли он вообще ее начал писать, – сказала она, просматривая служебные сообщения в своем смартфоне и добавила, что я могу возвращаться к своим делам.

Дел у меня больше не было, я вернулся в дизайнерский отдел и остаток дня провел над душой у Тима, который проявлял старые фотографии. Рассказал ему о поездке в квартиру Вольского.

– Вот и хорошо! – решительно сказал Тим, согнувшись над лотком с жидкостью для проявки, где на дне плавала бумага с явно не удавшимися фотографиями. – Пусть Боголюбова не поет тебе про высший долг. У самой-то, наверное, есть какой-нибудь должок, – ехидно процедил Тим, – но она на него забила, а другим парит мозг. Знаешь, как люди, бывает, подают нищим милостыню не от великой заботы о ближнем, а лишь бы заткнуть свою совесть, которая все зудит совсем по иным причинам.

– Нет, Кристина прирожденный борец за правду. Когда-нибудь она построит хорошую журналистскую карьеру, если будет двигаться в том же направлении. Но сейчас она готова наивно рыть на ровном месте. Все в молодости наивны.

– Как скажешь, старичок, – проворчал Тим, вешая фотографию для просушки. – Сам вчера пялился на ту красотку брюнетку в баре, как ботаник на выпускном.

– Кстати, она мне снилась сегодня.

Тим даже отвлекся от работы, застыв, и посмотрел на меня с видом гения, который постиг непостижимое.

– Ты смотри! И жаркий был сон? – лукаво спросил он. Выражение его засвеченного красным светом лица было как у искусителя. Он сделал шаг вперед, вопросительно таращась исподлобья.

– Тим, как друг должен тебе признаться, что ты меня пугаешь. Тебе известно, что долгое пребывание в помещениях с красным освещением плохо действует на психику? Кстати, что ты делаешь?

– Сам не знаю. Воронин пишет очерк об истории города, поэтому Лидия припарила меня сделать для его статьи фото из архивных пленок. Нет, я серьезно. Она тебе так понравилась, что приснилась этой же ночью?

– Ну… это был кошмар, вообще-то. Она там ползала по стене моей спальни. Не знаю, почему она приснилась мне, но прошу тебя, не пытайся сказать, что я увлекся какой-то девушкой в день, когда похоронил Марину. Кем бы ни была эта девушка из бара, ни она, ни другая не заменит Марину.

– Причем здесь замена, Марк! Не подаваться же тебе в монахи. Никто и не должен заменять Марину, просто у нормального мужика должны быть отношения.

– Да, ты прав, – согласился я, – Но я только вчера видел, как крышка гроба навсегда закрыла лицо моей любимой, Тим. Мне нужно время.

Глава 4. Вопросы

Хорошую информацию трудно добыть. Сделать с ней что-нибудь – еще труднее.

Мне было сложно переступить порог этой квартиры и страшно покидать ее пределы.

После работы мы с Тимом отправились в квартиру Марины. Там остались все мои вещи. По пути заехали в пиццерию, перекусили. На улице вновь начался дождь, лишь усилившийся с того времени, как мы решили переждать, когда он закончится.

Опель Тима остановился возле высокого здания, стоящего углом на перекрестке на одной из центральных улиц. К горлу подступил комок. Возвращаться сюда всегда было так привычно. Но только не сегодня. Я оглядел дом через зеленоватое окно машины. Вчера мне казалось, что я никогда не вернусь в квартиру на пятом этаже, что вдоль по лестничному коридору направо. И вот уже сегодня возвращаюсь за своими вещами, хотя думал, что без Марины мне больше ничего не нужно. Даже жизнь.

А теперь мне нужна моя одежда, еда, крыша над головой, пусть любая, но мне это нужно. Существование каким-то образом продолжается. Я не могу просто заставить себя не дышать, как это сделал Вольский. Выходит, мне нужна жизнь. Без Марины. Значит – да. Но какое оно, будущее без любимого человека?

Мы поднялись на стареньком скрипучем лифте внутри решетчатой шахты на темный пятый этаж. Единственный источник света, узенькое отжелтевшее окошко в конце коридора, отблесками отражалось в крашенных зеленоватых стенах между дверей. Тим и я прошли мимо трех дверей и остановились возле квартиры 67. Я запустил руку в холодный карман мокрой куртки, достал ключи и понял, что это ключи от моей квартиры. Сунул их обратно, достал ключи из другого кармана. Они, зацепившись за шов куртки, выпали и со звоном упали возле мокрого следа рядом с дверью. Я поднял ключи, подставил ногу и сравнил размер своего ботинка со следом возле двери. На глаз размер одинаковый, но след сплошной, как от туфлей, а я в ботинках.

– Тим, – я указал на пол.

– Хочешь сказать, что это не твой?

Я кивнул и толкнул входную дверь, и она поддалась. Медленно и без скрипа дверь отворилась полностью, открыв вид на светлый широкий коридор с бежевыми стенами и лаковым паркетом, на котором поблескивали те же мокрые следы, уходящие и в кухню, и в зал, и в остальные комнаты.

Я сделал жест рукой, чтобы Тим проверил кухню, а сам направился в зал. У стены стоял сложенный черный зонт. Я шагнул в комнату и увидел стоящего возле стола высокого плотноватого мужчину в темном деловом костюме. Он листал большой фотоальбом в промозглом дневном свете. Заметив краем глаза движение, он повернул голову ко мне.

– Здравствуйте, Марк, – сказал крестный Марины и закрыл альбом.

Мне было известно, что он очень любил свою крестницу. Видел его вчера на похоронах. Тогда мы не обменялись ни словом. Нам не о чем разговаривать. Разве что разрывать и без того болящую рану в душе. Поэтому и сейчас мы оба остались молчать.

В комнату вошел Тим. Он вопросительно посмотрел на меня, а затем указал глазами в сторону крестного Марины.

– Тим, это Сергей Геннадиевич Варфоломеев, – представил я, – Сергей Геннадиевич, это мой друг и коллега Тимофей Короленко.

Они пожали друг другу руки. Сергей Геннадиевич – с деловой исполнительностью, а Тим – с осторожной вежливостью.

– Очень приятно, – бесцветно сказал Сергей Геннадиевич. – Тимофей, можно я поговорю с Марком наедине? Не против? Это займет всего пару минут.

Тим увидел по выражению лица, что я не возражаю.

– Подожду в кухне, – сказал он и вышел.

Сергей Геннадиевич вернулся к столу. Видимо думал с чего начать. Его взгляд остановился на телефоне с автоответчиком. Потом он посмотрел на меня.

– Как у вас дела, Марк?

Я сел в кресло рядом с входом, облокотившись локтями на колени, и протерев лицо ладонями.

– А что?

– Я беспокоюсь за вас.

– Спасибо, не нужно.

– В самом деле? – медленно проговорил Сергей Геннадиевич. Он смотрел в одну точку все более застывающим взглядом. Потом неожиданно сказал: – Если у вас все нормально, Марк, – и нажал на кнопку автоответчика, – то, что это?

Раздался фон телефонной линии, зазвучал мужской голос:

– Здравствуйте, меня зовут Петр Игоревич Ленский, капитан уголовного розыска. Мы никак не можем застать вас, ни дома, ни на работе, гражданин Меерсон, а нам бы очень хотелось побеседовать с вами о Павле Вольском. Позвоните, пожалуйста, когда прослушаете это сообщение.

Он назвал номер, и сообщение закончилось.

Теперь Сергей Геннадиевич смотрел на меня, словно упрекая или ожидая моих оправданий. Как бывает у начальника, подозревающего своего подчиненного в финансовых махинациях, из-за которых его фирма терпит колоссальные убытки. Такая сценка ему, наверняка, знакома, у него есть собственная компания по поставке запчастей.

– Сергей Геннадиевич, – начал я, – как это относится к вам?

– Как же, Марк? Капитан уголовного розыска не может найти вас. Я посчитал, что нужно сказать вам об этом.

– Спасибо, но это ведь не ваш автоответчик.

Он понял суть моего недовольства и многозначительно добавил:

– Да, конечно. Но и не ваш.

– К чему вы ведете?

– Эта квартира оформлена на отца Марины. Мы собираемся ее продавать.

И хотя я не намеревался здесь жить, я привык к этому месту как к своему дому. Слова крестного Марины прозвучали резко. Дальнейших разъяснений не требовалось.