Морские цыгане - Густав Эмар

Герцог был бледен, капли пота выступили на его висках, фразы, срывавшиеся с его губ, были сухи и отрывисты. Маркиз, наклонившись вперед, устремив пристальный взгляд на отца, слушал речь герцога с каким-то страхом. Граф, закрыв лицо руками, не видел ничего, все его внимание было сосредоточено на рассказе старика. Тот продолжал:

— Моя сестра родила мертвого ребенка, я нашел ее выздоровевшей. Я ничего не рассказал ей о своем путешествии. Ничто не удерживало меня во Франции, я уехал с ней в Испанию. Три месяца спустя его величеству угодно было назначить меня вице-королем Новой Испании; я приготовил все к своему отъезду, который, по королевскому предписанию, должен был состояться немедленно. Сестра, как мы условились, должна было ехать со мной в Мексику. В это время один из наших дальних родственников, живший в Мадриде уже несколько недель, явился ко мне и официально попросил руки моей сестры. Этот родственник несколько раз видел Инессу у меня, хотя жила она уединенно. Он влюбился в нее и хотел на ней жениться. Его звали граф дон Луис де Тудела.

— Мой отец? — вскричал молодой человек.

— Да, дитя мое, ваш отец, потому что, несмотря на свое отвращение к этому союзу, сестра уступила моим просьбам и согласилась выйти за него замуж. Через несколько дней после ее свадьбы я уехал из Испании в Мексику. Я был там уже два года, когда вдруг получил три известия, одно за другим, которые заставили меня поспешно вернуться в Испанию, рискуя подвергнуться немилости короля. Человек, обольстивший мою сестру, приехал в Мадрид в свите французского посланника. На одном балу при дворе он узнал в графине де Тудела женщину, так постыдно брошенную им в Перпиньяне. Вместо того, чтобы стыдиться своего прошлого поведения и держаться в стороне, он счел, что случай достаточно хорош, чтобы возобновить с ней любовную связь. С презрением отвергнутый графиней, человек этот имел гнусность публично обесславить ее, изобразив в искаженном свете то, что произошло между ними в Перпиньяне. Граф, узнав об этом, вызвал его на дуэль. Они дрались. Этот человек убил графа.

— Вы знаете имя этого человека? — вскричал молодой человек голосом, дрожавшим от горести.

— Знал, но он переменил его и взял другое, — глухо произнес старик.

Молодой человек с горечью потупил голову и подавил рыдание.

— Моя сестра умерла от горя через несколько дней после своего мужа, оставив вас годовалым сиротой. Я взял вас к себе, Гусман, и стал относиться с отеческой заботой, но я сохранил для вас священное поручение — отомстить за вашего отца и за вашу мать.

— Я непременно исполню это поручение, благодарю, герцог, — сказал молодой человек с лихорадочным возбуждением.

— Я с величайшим вниманием занимался вашим воспитанием, которое направил на подготовку к морской службе, потому что вы должны были стать моряком для исполнения моих и ваших планов; слава Богу, хотя вы еще очень молоды, вы по справедливости пользуетесь репутацией офицера искусного и опытного. Теперь последнее слово.

— Я слушаю вас, герцог.

— Убийца вашего отца, обольститель вашей матери — один из предводителей этих страшных людей, среди которых вы будете жить, я это знаю наверняка, одно только мне не известно — имя, которое он принял с тех пор, как вступил на этот путь убийства и грабежа.

— Ах! Это для меня все равно! — решительно вскричал граф. — Как бы хорошо ни спрятался этот человек, я его найду, клянусь вам!

— Хорошо, дитя мое. Час нашей разлуки настал. Вы знаете, какое кровавое поручение должны исполнить! Да поможет вам Господь! Вот вам мое благословение, уезжайте и сдержите вашу клятву.

Молодой человек стал на колени перед стариком, который протянул ему руку для поцелуя, потом поднялся и простился с маркизом.

— До свидания! — сказал маркиз, выразительно пожимая графу руку.

— До свидания! — ответил граф и вышел из столовой. Герцог следил за ним взглядом, прислушивался к шуму его шагов, который все более и более стихал, потом гордо приподнял голову и сказал торжествующим тоном:

— На этот раз я наконец отомщу!

— Ах, отец! — прошептал маркиз печально. — Неужели вы неумолимы?

Старик повернул голову к сыну с неповторимым выражением презрения, пожал плечами и медленно вышел из столовой.

— Бедный Гусман! — пробормотал дон Санчо, глядя, как удалялся его отец.

Глава VI. Поступление на службу

Дон Гусман де Тудела после разговора с герцогом Пеньяфлором заперся в своей комнате. Оставшись один и будучи уверен, что ему нечего опасаться любопытных взоров, молодой человек упал на стул, опустил голову на руки и довольно долго оставался погруженным в полную неподвижность.

О чем он мог размышлять? Лишь он один мог бы ответить на этот вопрос. Может быть, он думал о своем погибшем будущем, о своих надеждах, вдруг разбитых ужасным признанием, сделанным ему. Может быть, он мечтал о мщении обольстителю своей матери, в котором поклялся. Может быть также, посылал он последнее прости любимому существу, которое долг вынуждал его бросить без надежды увидеть когда-нибудь. В двадцать лет не является ли любовь величайшим делом в жизни, и когда человек красив, богат и знатен, жизнь кажется так приятна и легка!

Впрочем, каковы бы ни были размышления несчастного молодого человека, должно быть, они были очень печальны, потому что жгучие слезы пробивались сквозь пальцы и приглушенные рыдания вырывались из его груди, несмотря на все усилия удержать их. Наконец он приподнял лицо, побледневшее от страданий, и провел рукой по влажному лбу.

— Прочь слабость! — сказал он с печальной улыбкой. — Прощайте, мои прекрасные мечты! Мое сердце должно быть теперь мертво для всякого другого чувства, кроме ненависти!

Он отпер сундук, вынул матросское платье, положил его на стул и с последним вздохом стал снимать свой блестящий костюм.

Он уже заканчивал переодеваться в матросское платье, когда в дверь тихо постучали.

— Это он! — прошептал граф и пошел отворить дверь.

Человек лет сорока, по наружности походивший на матроса, со шляпой в руке, почтительно стоял на пороге.

— Войдите, мэтр Агуир, — сказал граф.

Матрос поклонился и вошел в комнату.

— Se pues hablar?8 — произнес он, бросая вокруг подозрительные взгляды.

— По-французски или по-испански, как хотите, мэтр Агуир, — ответил молодой человек, запирая дверь, — мы одни.

— Хорошо. Если так, нам нечего опасаться, ваше сиятельство.

— Гм! Метр Агуир, оставьте, пожалуйста, вашу привычку называть меня сиятельством, отныне зовите меня просто Марсиалем, — это имя я намерен принять.

— Буду повиноваться, — ответил Агуир, кланяясь.

— Хорошо, садитесь и поговорим.

— По вашему приказанию я был у капитана «Каймана».

— А! Его название «Кайман»?

— Да.

— Хорошее имя для флибустьерского судна.

— Оно и есть флибустьерское.

— Знаю, а этого здесь и не подозревают?

— Вовсе нет, — его принимают за судно, торгующее чернокожими невольниками; при этом капитан осторожен: он никого не отпускает на берег, вот уже неделя как он бросил якорь в Сакрифичиосе, и ни один матрос из его экипажа не был в Веракрусе.

— Да, смелая игра, но ведь все может в конце концов открыться.

— Сегодня ночью он снимается с якоря.

— О-о! Стало быть, нам надо поторопиться.

— Я так и сделал. По странной случайности я находился в Сакрифичиосе во время прибытия этого судна; несмотря на то, что оно перекрашено и переоснащено, такого старого моряка, как я, это обмануть не могло. Их ухватки показались мне подозрительны и…

— Зачем же путаться? — перебил молодой человек, улыбаясь. — Почему бы не сказать мне откровенно.

— Что такое? — спросил Агуир, вздрогнув от изумления.

— Да, конечно, ведь я теперь ваш. Дело очень просто. Вы баск из Байонны, то есть полуиспанец, вы воспользовались этим, чтобы поселиться здесь, но с какой целью? Теперь это меня не касается, так что я ничего вам не скажу, только вы устроились так, чтобы у вас всегда оставалась возможность поддерживать связь с вашими друзьями — Береговыми братьями. Смысл истории, которую вы мне поведали сейчас, состоит в том, что вы уже несколько дней ждали этого судна; теперь, когда мы поняли друг друга, как я надеюсь, пожалуйста, продолжайте, я весь превратился в слух.

Все это было сказано тоном тонкой и язвительной насмешки, который до того смутил матроса, что он стал в тупик. Но так как это был человек смелый, к нему быстро вернулось его обычное хладнокровие, и, посмотрев прямо в лицо графу, он сказал:

— Ну да, это правда. Дальше что?

— Больше ничего.

— Любопытно было бы узнать, кто сообщил вам эти сведения, граф.

— Вы забываете наши условия, мэтр Агуир. Меня зовут Марсиаль, пожалуйста, запомните это раз и навсегда. Что касается источника моих сведений, то вы понимаете, мой милый, что дело, в которое я вступаю, достаточно серьезно, чтобы я принял меры предосторожности; я наблюдал за вами, вот и все, для меня было довольно важно, чтобы вы мне не изменили.