Отец - Людмила Георгиевна Степанова

– Лена, а правда у нас пианино дома лучше, чем мы видели тогда в музыкалке? – пытаясь скрыть свою радость, обратилась она к сестре.

– Правда, – неохотно ответила Лена, наверное, потому, что никак не могла понять, почему не она пойдёт в музыкальную школу.

Как выяснилось, Лена уже была учеником-переростком. К тому времени она перешла в седьмой класс, а игре на пианино обучали семь лет. Сестра долго переживала, но потом смирилась.

Ещё один случай, который произошёл с Людой в раннем детстве, свидетельствовал о том, что нелюбовь ко всему некрасивому и старому она впитала с молоком матери. В один из летних месяцев, когда младшую дочь в очередной раз не с кем было оставить дома, отец решил купить путёвки в заводской пионерский лагерь «Чайка». И хотя он находился всего в нескольких километрах от дома, Люде идея не понравилась.

– Не бойся, мы всегда будем вместе, – понимая необходимость отъезда, принялась уговаривать сестру Лена. – Там будет весело, вот увидишь!

Люда доверяла сестре и, немного покапризничав, согласилась. Она плохо представляла, что такое лагерь, но, когда увидела маленькие симпатичные деревянные домики в сосновом бору, захотела остаться. Им предстояло провести здесь чуть меньше месяца – столько длилась одна смена. Люду определили к самым маленьким, Лену – в отряд для детей постарше.

– Вот тебе и вместе! – расстроилась она, и загрустила. Желание вернуться домой стало ещё сильней, когда девочка увидела, где ей придётся ночевать.

– Не буду на такой кровати спать! Она старая, с облезлой краской, – неожиданно для всех запротестовала Люда. Позвали пионервожатую.

– Хорошо, мы поменяем, не плачь! – успокаивала она раздосадованную малышку.

Люда перестала рыдать, только когда увидела Лену. А через день-два она уже смело расхаживала по территории лагеря и помогала выкладывать из разноцветных камешков эмблему отряда. Каждое утро с речёвкой все выходили на пионерскую линейку.

– Раз, два! – начинал командир отряда.

– Три, четыре! – отвечали ему ребята.

– Кто идёт?

– Отряд здоровых, смелых и весёлых задорных друзей. – Начиналась перекличка, и длилась она нескольких минут.

– Раз, два!

– Три, четыре!

– Твёрже ногу.

– Чётче шаг, юных ленинцев отряд!

– Мы здоровье сохраним, – утверждал командир, – мы здоровьем дорожим!

– И даём мы всем рецепты, как здоровье сохранить, чтобы бодрым и весёлым нам до старости прожить, – подхватывал отряд.

Люда не понимала надобности в речёвках, но маршировать с ними было веселее. Командир отряда сдавал старшему пионервожатому рапорт – так начинался новый день.

Инцидент с кроватью был не единственным. Девочка оказалась привередой в еде. Всё, что предлагали в столовой, ей не нравилось. Она привыкла к домашней пище, которую готовила для неё мама. Да и та не всегда угождала дочери: Люда не ела мяса и всё, что готовилось из него. Когда мама уезжала на сессию, чаще всего дочь просила отца пожарить яйцо в небольшом фарфоровом блюдце с цветочком. Тогда не было газа, варили и парили на электрических плитах с закрытой спиралью, поэтому уходило много времени. Но отец старался исполнить любую прихоть дочери.

– Папочка, а почему на дне блюдца нет цветочка?! – расковыряв яичницу маленькой вилочкой, разочарованно спрашивала она. Тот не находил, что ответить.

– Это каприз или эстетическое чувство? – пытался понять отец. – Если каприз, то стоит ли ему потакать? А если эстетическое чувство? Тогда его нужно развивать!

Люде не нравились каши с сливочным маслом, кисель и молоко – потому что с пенками, суп или борщ с жирным мясом. В пионерском лагере её отучили капризничать. Не поев день-два, голодная, она пришла в столовую просить чёрного хлеба, посыпанного сахарным песком. А через несколько дней ела всё, что предлагал повар.

Пока мама была в Москве, на хозяйстве оставался отец.

– Месяц-полтора пролетят незаметно, – успокаивал он себя, – как-нибудь справлюсь.

Готовил еду, заплетал старшей косы, завязывал бант младшей.

– Смотрите, не каждая женщина так сумеет?! – удивлялись соседи.

Папа в то время работал в заводской пожарной части. Ночами дежурил. Если не было выездов, вязал, на удивление всем, шерстяные носки для дочек (в детстве этому рукоделию его обучила мама), а днём присматривал за домом и за детьми. Давалось это мужчине тридцати шести лет нелегко. Печь приходилось топить, домашний скот кормить, но отец не роптал. Он мечтал, чтобы жена получила высшее образование. А там, гляди, дело и до него дойдёт. Даже работа ему помогала в этом. Уходя на дежурство, укладывал дочерей спать: привязывал к кровати концы большого ватного одеяла, чтобы не раскрывались и не мёрзли. Как-то зимой, возвращаясь после очередной смены, отец увидел в окне собственного дома чей-то силуэт. Сердце забилось чаще.

– Неужто кто-то забрался? – испугался он и прибавил шагу.

Уже подходя к дому, рассмотрел в окне Люду. Она стояла на подоконнике в полный рост и смотрела вдаль, пытаясь разглядеть в темноте знакомую фигуру своего любимого папы. Увидев его, дочь ловко спрыгнула и побежала открывать дверь. Они встречались, словно после долгой разлуки. Когда папа работал в дневную смену, она утром обязательно провожала его: крепко обнимала и по-детски целовала три раза в щёку. Видимо, поэтому отец часто уходил на работу в приподнятом настроении. Но однажды мама не стала будить дочь в столь ранний час.

– Уж очень сладко спит, – подумала она, – ничего не случится, если один раз не проводит отца на дежурство. Но потом об этом сильно пожалеет.

Светало. Люда проснулась и почувствовала что-то неладное. Осмотрелась – папы не было. Со словами, почему меня не разбудили, она быстро накинула пальтишко и – бегом на улицу.

– Папа уже далеко, ты его не догонишь, – пыталась остановить её мама. Но она уже ничего не слышала. Люда быстро взбежала на мост и – о, чудо! – увидела уже поднимавшегося в гору отца в чёрной длинной шинели. Заметив дочь, он быстрым шагом пошёл ей навстречу.

– Папочка, миленький, ну, почему ты меня не разбудил?! – с укором спросила Люда. Обливаясь слезами, она принялась целовать его, как будто прощалась надолго.

– Мама пожалела тебя, ты так крепко спала! – успокаивал её отец. – Беги домой, простудишься.

Дочь с чувством исполненного долга помахала ему рукой и, довольная, побрела назад.

6. «Макаренко»

Так называли отца все, кто близко знал его. Имевший за плечами четыре класса начального образования и три – школы рабочей молодёжи, он не переставал учиться сам, учил детей и родню. Тяга к знаниям сравнивалась с желанием дышать. Заметив такое качество, директор в виде исключения принял юношу в школу рабочей молодёжи: по сути, из четвёртого класса сразу … в восьмой. «Шаромыга» (в шутку звали того, кто учился здесь) с благодарностью принимал любое учительское наставление. Не каждый отважится днём работать, а вечером сидеть за партой.

Георгий оказался способным. Помогал сверстникам. Видимо, тогда и закрепилось за ним прозвище «Макаренко». Антон Семёнович – один из четырёх педагогов, определивших способ педагогического мышления в двадцатом веке. Он