Враг общества - Наиль Эдуардович Выборнов

— Будет бунт, — ответила Настя. — Люди выйдут на улицы, их будет винтить ОМОН. Возможно, что даже войска введут в города, чтобы пресечь беспорядки. И зачем ты все это устроил?

— Знаешь, у меня был друг, — ответил я. — Он умер, его убили. А я спросил у него, ради чего он мог бы пожертвовать своей жизнью. И он сказал, что только ради свободы. Не знаю, что он имел в виду, скорее всего, свою личную свободу. Но пиджаки покусились на свободу коллективную, свободу выбора. И мне пришлось вмешаться.

— Ты сумасшедший, — покачала она головой. — И я только что записала твое признание, если хочешь знать.

— Ну и ладно, — пожал я плечами. — В управу я не вернусь, и закрыть меня на пожизненное у вас все равно не получится. Скорее всего, меня убьют. Ты же сама говорила, что за мою голову дают три миллиона рублей. Каковы мои шансы дожить до утра?

— Если сдашься, то проживешь еще сколько-то.

— Ага, пока в СИЗО не удавят, — я поморщился. — Хватит меня агитировать. Есть ещё одна вещь, с которой мне надо разобраться, пока я жив. И для этого мне нужно остаться на свободе. Князь. Он легенда, но он не в себе. Бредит идеей бессмертия. Мне придётся его убить. А для этого мне нужно какое-то время оставаться на свободе. Не уверен, что смогу достать его из тюрьмы.

— И как ты его найдёшь? — спросила она. — Это ещё никому не удавалось. А за ним охотились спецы получше тебя, уж поверь. Причём, все десять лет, с тех пор, как он исчез. По всей России.

— А мне его искать не надо, — ответил я. — Он сам меня найдет. Это ведь я ему нужен. Мне просто нужно быть готовым к этому. Для начала избавиться от этого ебаного блока, который мне поставили у вас в управе. Ты не сможешь его снять?

— Нет, — покачала головой Настя. — Для этого специальное оборудование нужно.

Она замолчала, а я уставился в экран. Новости закончились, разговор пошел о спорте. Ну да, сейчас ведь летние олимпийские игры. Интересно, как оно было раньше? Люди соревновались, кто какой допинг придумает, чтобы не спалиться при этом на тестах?

Сейчас все проще и одновременно веселее, на олимпийских играх соревнуются не спортсмены, а корпорации. Потому что с тех как, как в две тысячи сороковом году в состязаниях разрешили использовать импланты… Причем ведь исключительно чтобы не допустить дискриминации, иначе что ж это получается, обычные люди могут всадить в себя полцентнера железа, а спортсменам приходится обходиться исключительно своим обычным телом?

А ещё олимпийские игры — отличная площадка для рекламы. То, что подходит для спортивных состязаний, может сгодиться и для быта, и для военных целей. После определенных доработок, конечно. Например «руки-базуки», по типу тех, что носил я, в первый раз были продемонстрированы именно на Олимпиаде. Правда это было полтора десятка моделей назад, и с тех пор они изменились до неузнаваемости.

А Россия выступает под нейтральным флагом. В очередной раз. Не любит нас олимпийский комитет, есть тут что-то расистское по отношению к русским. Но ведь если дискриминация касается белых, то обвинить кого-то в ней уже не получится.

Хотя вроде как олимпийские игры придумали для сплочения народов и преодоления конфликтов между странами. «О, спорт, ты — мир», и все такое.

— Я тебе не верю, — сказала Настя, отвлекая меня от очередного негра-легкоатлета, стоявшего на верхней ступени пьедестала.

— Ты могла бы легко вызвать подкрепление, — сказал я. — Доступ к сети у тебя есть, его никак не отключить. Но ты до сих пор этого не сделала. Почему?

— Я, — протянула она. — Я не знаю.

И потупила взгляд. Да уж, как она выбралась в старшие офицеры вообще? Наверное, отличница, закончила университет при МВД. Потом несколько лет педантичной службы, ночевки на работе, а дальше…

Интересно, есть у нее вообще семья? Муж, дети, да хоть бы и собака. Как у нее с сексом, имеется постоянный партнер или было всего несколько случайных связей, да и то в последний раз это было еще в университете.

Да уж, не в ту степь меня занесло.

— Потому что в глубине души ты понимаешь, что я прав, — ответил я. — Ты можешь не одобрять мой образ жизни, но его не одобрит никто, я — один из самых последних маргиналов в этом городе, и последнее, что у меня осталось от цивилов — это новомосковская регистрация. Руки у меня в крови по плечи, причем, знаешь, она уже настолько въелась в кожу, что ее не отмыть. Я и не ищу твоего одобрения.

— А чего ты от меня хочешь?

— Да ничего, — ответил я. — Считай, что просто хотелось выговориться. Я тебя отпущу, прямо сейчас. Да.

Я взял со стола выкидной ножик, который позабыл кто-то из постояльцев, несколькими махами надрезал тряпки, которыми я привязал девушку к стулу, разорвал их.

— Все, — сказал я. — Ты свободна. Пистолет твой на столе лежит, я его не брал. Можешь идти.

Девушка наклонилась, сидя на стуле, и принялась растирать ноги там, где были импровизированные веревки. Ее плотная грудь уперлась в ткань форменной рубашки, и я заметил, что на ней самый обычный белый лифчик, без всякого кружева. Да уж, вот она действительно строгость.

Красивые рыжие волосы девушки расплескались по плечам.

— А зачем ты вообще меня сюда притащил? — не разгибаясь, спросила она. — Почему не бросил на улице?

— Ты даже навигатор не открывала, не смотрела, где мы? — вопросом на вопрос ответил я. — Посмотри. Представляешь, что бы с тобой сделали на улице? Могу предположить, но уверен, ты даже слышать этого не хочешь.

— Как благородно, — она выпрямилась, развернулась и двинулась к столику, на котором действительно лежал ее пистолет.

Взяла его, проверила магазин, патронник, а потом… Убрала в кобуру на поясе.

Я не был до конца уверен, что она не попытается меня снова арестовать. И только теперь расслабился. С вероятностью в восемьдесят процентов, я бы смог ее убить, но делать этого мне совершенно не хотелось.

— Спасибо, — сказала она. — Знаешь, я ни на йоту тебе не верю. Но, пожалуй, отпущу. Напишу в