Прикамская попытка – 1 - Виктор Зайцев

Двух лосей они тогда взяли, патронов андрюхиных больше сотни извели, всё по мишеням стреляли, ребята после рассказывали. Лушников, бают, в понедельник так и не уехал, после работы к Андрею в избу пришёл, упрашивал ружьё продать. Немец, не лыком шит, оказался, мозги купчине сразу вправил.

— Ружьё, допустим, я тебе продам, — ухмылялся он, — а патроны где будешь брать? Без моих патронов такие ружья стрелять не будут, либо им одна дорога, в штуцер переделывать и кремень в курок вставлять. Тогда и ружьё такое не надобно.

— Ты мне секрет патронов своих продай, сто целковых даю, — не отставал Лушников, привык, поди, с крестьянами торговаться, думал, обведёт работягу вокруг пальца.

— За секрет пороха десять тысяч выкладывай, сию минуту расскажу, — не промах оказался Андрюха, — только учти, на одном порохе патроны не стреляют. За секрет капсюля я сто тысяч попрошу, зато без обмана, сначала деньги, потом рецепт.

Лушникова едва родимчик не стукнул, покраснел весь, трясётся от жадности, не знает, что делать. А прибыль от ружей ему все мозги застила, так денежное дело упустить не желает. Андрей ему и растолковал всё подробно, получай, мол, разрешение на оружейное производство, да бери нас в долю, Андрея Быстрова и Владимира Кожевникова. Без нас ни патронов тебе не видать, ни станков, на которых стволы точить придётся. Да и сталь сварить не сможешь нужную. Оболтал он купчину, подписали договор на кумпанство, шесть десятых оружейного завода у Лушникова будет, за его хлопоты и деньги вложенные, по две десятых у каждого из немцев. За это они наладят всё производство, сталь варить научат рабочих, станки сделают, и выпуск патронов наладят.

Глава третья

Да, с Лушниковым у нас получилось удачно, вовремя он приехал своё кровельное железо покупать, и на охоту напросился. Нам с Вовой рано или поздно пришлось бы на богатых компаньонов выходить, с управляющим на казённом заводе каши не сваришь, успели убедиться. Самое большее, на что хватает щедрости Сергея Николаевича, премия в размере двадцати-тридцати рублей серебром. Почти, как в советские времена, — «Вкалывай, вкалывай, шуруй, шуруй, бригадиру премия, а рабочим … грамота». Понять его можно, служба казённая, не подфартишь ревизорам, отправишься в какую-нибудь Сысерть или Барнаул, кузницей командовать. Вот и перестраховывается, да деньги казённые экономит, хотя производство развил неплохо, даже кровельное железо выпускают на Прикамском заводе. Инженер он грамотный, нашу затею с пушкой сразу поддержал, ну, всего три дня уговаривали. А как смотрел на станки, что Володя изготовил, было приятно даже мне.

Неплохо мы за год раскрутились с Вовой, хотя прошли эти двенадцать месяцев, словно в тумане, особенно первые полгода. Когда нас посадили в холодную, думал, всё, отправят на каторгу, дождусь тёплого времени, да сбегу, куда-нибудь в Калифорнию, она пока русская. Но, Никита наш мёртвого уговорит, оболтал он заводское начальство и городового, милейшего Фрола Аггеича. Пришлось, за обещанную свободу, нам с Володей устроиться рабочими на завод, так мы это и планировали, зато Никита, наша основная надежда, получил подорожную до самой столицы. С учётом всей нашей ликвидности — биноклей, часов, охотничьих ножей и прочей мелочи, у него были неплохие шансы пробиться наверх. Правда, самая трудная задача ему досталась, завести добротные отношения с теми, кто принимает решения, пробить вопрос о патентах и получить разрешение на оружейное производство, желательно на Урале или Алтае.

Почему именно там? Легко отвечу, эти места никогда не будут оккупированы в ближайшие двести лет, в отличие от Тулы и Ленинградской области, будущей, естественно. Края наши далеки от столицы, от всяких чиновников и любопытных шпионов, пусть даже экономических. Наши новшества и продвинутые технологии будет легче спрятать от постороннего глаза. Опять же, привязка к безграничным ресурсам, не последнее дело при строительстве заводов. Людей, правда, здесь маловато, так нам много рабочих и не требуется, а сотню-другую мы всегда найдём даже на Урале. Минус один — удалённость от будущих театров военных действий, далеко поставлять оружие и припасы, так пусть государство дороги активнее строит, может до железнодорожного сообщения быстрее мысли дойдут, не как в нашей истории.

Короче, Никита отправился работать головой, а мы остались применять свою физическую силу. Первые три месяца было не просто тяжело, а исключительно тяжело. Спасибо Палычу, он нас понимал и поддерживал, как мог. Сил мне зимой едва хватало выдержать смену в литейке, а Вове в кузнечном цехе. Дома успевали поужинать и теряли сознание. Сном наше тогдашнее состояние назвать нельзя, никаких сновидений у меня три месяца не было, только боль в натруженном теле. За выходной день мы едва могли отстоять службу в церкви, тут нельзя было прослыть нехристями, в храм мы ходили обязательно. После чего мы обедали, мылись в бане, где сразу брились один раз в неделю, затем опять теряли сознание. Стирку одежды взяла на себя Марфа Носкова, хорошая женщина, наша хозяйка и кормилица. До сих пор мы не можем вспомнить, были морозы той зимой, или нет.

В себя мы стали приходить только в марте, когда услышали птичье пение и заметили солнце над горизонтом. Организмы адаптировались к нагрузкам, мы почувствовали себя людьми, а не механизмами. Пока стоял снег, смогли выбраться на охоту, добыли двух лосей, большую часть мяса Палыч закоптил. По пуду вырезки ушло на подарки городовому, батюшке и доктору, на всякий случай, не помешает. Хотя лечиться у здешнего врача мы не стремились, запасы антибиотиков и прочих средств двадцать первого века в наших рюкзаках были нетронуты. Их мы Никите не отдали, своих лекарств у него хватало. Едва открылись наши глаза на мир, как захотелось свободы и простора. Спать вповалку в доме у Марфы надоело, решили отстроиться. Благо, с этим делом особых проблем или волокиты в восемнадцатом веке не было.

Посёлок пока не разросся, даже от окраины до заводской проходной минут двадцать ходьбы, не больше. Как раз в межсезонье, с апреля по май мы успели отстроить свои избушки и нанять печника. Спасибо зимнему стрессу, мы за три месяца из заработанных денег почти ничего не потратили. Их вполне хватило на наши избушки, причём, с двойными рамами, чтобы не переделывать осенью. Тепло мы оба любим, а сквозняки ненавижу. Постройка домов нас заметно вырвала из спячки разума, я на работе стал активнее присматриваться к технологии литья, прикидывал, что можно улучшить, где и новые для себя вещи обнаруживал. Не ожидал, честно говоря, в восемнадцатом веке, такого качества литья, практически вручную.

В конце мая, когда немного обустроились, дни стали длинными, книг и телевизора нет, компа тоже. Занялся своим любимым делом, химичить стал на дому. Выстроил сарайчик с печуркой, обзавёлся, какой ни есть, посудой, принялся реактивы нарабатывать, как мог. В местной лавке, кроме уксуса да соли, ничего полезного не нашлось. Пришлось обойти всю шихтовую свалку, набирая выброшенные за ненадобностью остатки разной руды. Потом шокировал соседей, принявшись собирать в стайках и навозных кучах селитряные накопления. Чувствую, меня совсем убогим стали считать, как ещё подавать гроши не стали, не знаю. Тут и пацаны соседские стали заходить, от любопытства, мне не мешают, говорить и работать одновременно, я умею. Пока вожусь с реактивами, им что-нибудь рассказываю, стараясь лишнего не ляпнуть. От скуки, опыт занимательный им покажу из курса школьной химии, всё веселее. Пацаны, в благодарность, стали мне с дровами пособлять, где и порядок помогут навести. Сами они мне много чего рассказывали, заочно со всем посёлком познакомился, об окрестных деревнях разузнал.

Самыми большими и крепкими, совсем, как в наши времена, оказались селения староверов, почти две трети деревень вокруг посёлка староверские. От работы в заводе они все откупились, зато оброк платили вдвое больше обычных деревень. На извозе руды и угля, их, однако, привлекали, там почти одни староверы работали. Вдоль Камы, почитай, все деревни староверские, куда деваться, они и богаче прочих, за счёт рыбы, да торговых караванов, что по реке ходят. Пока завода Прикамского не было, староверы тут очень вольготно жили, никто их не трогал, только оброк и отдавали. Последние годы начали ругаться раскольники, даже ребята мне об этом рассказывали, со слов родных, естественно.

С апреля я свои занятия тайцзи-цюань возобновил, тело само попросило растяжки и разминки по утрам. Китайской гимнастикой я лет пятнадцать занимаюсь, почти одновременно с рукопашкой начал. Тогда, в начале девяностых годов, если помните, все эти единоборства были страшно популярны. Чего только не придумывали доморощенные сэнсеи, чтобы привлечь клиентов. Мне с учителем повезло, он честно предупреждал, что учит карате сётокан, обучаясь вместе с нами. Постепенно мы перешли на ушу, потом добавили самбо, тренер наш кандидатом в мастера был по самбо. От него и к стилю Кадочникова недалеко оставалось. Жаль, потом увлеклись прикладным рукопашным боем, хотя привычку делать гимнастику тайцзи-цюань по утрам, я не оставил. И в этом веке начал я делать гимнастику, восстанавливая свои рукопашные навыки, как показало будущее, весьма своевременно.