Война призраков - Дмитрий Казаков

– Возвращайтесь к работе, – сказал он. – У большинства ящики еще не готовы, а времени осталось не так много!

В мастерскую вернулись звуки: стук молотков, визжание пил и многоголосые проклятия.

Результаты трудов оказались таковы, что предъявить их на выставку достижений плотницкого искусства не отважился бы и человек, страдающий комплексом супер полноценности в максимально извращенной форме. Скособоченные, кривые ящики, из которых кое-где торчали гвозди, изрядно смахивали на орудия пыток.

Безумные монахи из испанской инквизиции скупили бы их, не раздумывая.

Джонсон тем не менее не выказал недовольства.

– Загните кончики гвоздей, – велел он, – членовредительств нам на сегодня хватит.

Когда с этой нехитрой операцией было покончено, курсанты получили команду нагрузиться «гробами» и идти вслед за инструктором. Тащиться пришлось далеко, через пальмовую рощу, растущую позади жилого корпуса, и до самого холма, который возвышался в центре острова, словно громадный прыщ.

– Устанавливайте ящики, – приказал Джонсон, – пусть каждый выберет сейчас место, которое ему больше нравится. Сменить его потом уже не получится.

Виктор расположил «гроб» у самого подножия холма, в тени деревьев. Его соратники разбрелись кто куда, и вскоре окрестности стали представлять довольно странное зрелище – что-то вроде кладбища на поверхности земли.

– Сейчас вы залезете внутрь, – инструктору пришлось слегка повысить голос, чтобы его услышали все, – закроете за собой дверцу и будете лежать там и вспоминать те события из прошлого, которые кажутся вам наиболее яркими. Дышать при этом необходимо следующим образом…

На освоение хитрого способа дыхания потратили почти час, и когда рекруты принялись забираться в ящики, солнце коснулось лимонным боком морской лазури. Прикрыв за собой дверцу, Виктор с удивлением обнаружил, что внутри почти совсем темно.

Неровно сколоченные доски впились в спину, в руку, вонзилась заноза.

Чертыхнувшись, он начал дышать указанным способом, одновременно пытаясь припомнить что-то из университетских или школьных времен. Задание казалось бессмысленным, как и бег спиной вперед, и рытье канав, которые на следующий день приходилось закапывать, и потому сейчас он не особенно напрягался.

Довольно долго память скакала беспорядочно, одна картина из его прошлого сменялась другой, и все они почему-то казались тусклыми, недостаточно значимыми для того, чтобы уделять им внимание.

Виктор уже начал уставать и злиться, когда, сделав очередной выдох, вдруг увидел перед собой картинку настолько яркую, насколько это вообще возможно. Он открыл глаза, но это не помогло.

Видение продолжало висеть рядом, и ощущение было такое, что оно засасывает наблюдателя в себя…

Он ощутил, как кожи касается ветер, как ноги облизывают ласковые теплые волны. Почувствовал солнечные лучи на лице, услышал крики чаек и голоса людей, шорох песка.

Он вернулся в тот день, когда первый раз, в семилетнем возрасте увидел море.

У родителей тогда совпали отпуска, и они всей семьей отправились в Анапу.

Виктор умудрился начисто забыть тот день, и никогда не вспоминал о нем, хотя сейчас, заново переживая обуревавшие его тогда чувства, он просто-напросто задыхался от их силы.

– Сынок, иди сюда, – прозвучал голос матери, такой родной и ласковый, и, будучи не в силах сопротивляться, Виктор полностью отдался видению.

Он чувствовал, что по щекам стекают слезы, но ему было на это наплевать.

16 октября 2217 года летоисчисления Федерации Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

Приземлился, точнее, притатамился Виктор удачно. Перекатился, уходя от противника еще дальше, и замер, скорчившись в позе эмбриона.

– Отлично, мистер Зеленский, – прозвучал голос сэнсэя Ли, – вы прекрасно закрылись от удара, сымитировав при этом, что он оказался для вас очень болезненным. А вот дальше – все много хуже! Кто мне скажет, в чем ошибка?

Виктор открыл глаза. Рагнур, игравший роль спарринг-партнера, возвышался над полом, будто Вавилонская башня. На лице его читалось беспокойство за друга, которого он только что пнул без всякой жалости.

Сэнсэй Ли стоял рядом, и его глаза-щелочки были чуть приоткрыты.

– Пассивность? – предположил кто-то из сидящих у стены учеников, судя по квакающему голосу, Джеффри Сакс, австралиец.

– Совершенно верно, мистер Сакс, – кивнул инструктор. – Нужно было корчиться, вопить и стонать, вводя тем самым противника в заблуждение, и незаметно готовить при этом контратаку. Вам ясно, мистер Зеленский?

– Да, – ответил Виктор, понимая, что теперь ему дозволено встать.

– Тогда давайте повторим попытку – голос сэнсэя звучал подобно металлическому гонгу. Лицо преподавателя походило на мордочку черепахи, но ни у одного из курсантов даже не возникало мысли о том, что можно ослушаться этого крошечного человечка.

Он внушал больший ужас, чем показательно могучий, грозный и злой лейтенант Коломбо.

Ужас этот к тому же был изрядно замешан на уважении.

Виктор встал и поплелся к исходной точке. Действие, которое Ли оценил как удачное, ему самому таковым не казалось – болела кисть, на которую он частично принял удар, а при падении пострадал бок. Жалобы ребер звучали достаточно громко.

– Начинайте, – скомандовал сэнсей.

Как выяснилось после полугода занятий, искусство причинять вред другим посредством собственных рук и ног не так уж сложно, куда более хитрой штукой является умение это искусство скрывать. Выглядеть в драке настоящим недотепой, блокировать удары так, чтобы никто и не заподозрил блок, изображать дикую боль, создавать у противника впечатление, что он промахнулся только из-за досадной случайности.

Подобному, скорее всего, нигде в мире больше не учили.

Кроме рукопашного боя инструктор обучал курсантов обращаться с оружием, с любым, от излучателя промышленного образца до обыкновенной рогатки, с помощью которой, как оказалось, можно многое сделать. Показывал, как превратить в оружие любой из предметов быта, от стула до банальной лазерной ручки.

– Хех! – Рагнур бил в полную силу, зная, что за симуляцию будет наказан. Виктор дернулся, неловко взмахнул рукой… и не успел закрыться. Опоздал на какую-то долю секунды.

Ботинок с жесткой подошвой что есть силы врезался в район солнечного сплетения. Боль скрутила Виктора, он ощутил ее как ожог, мгновенно охвативший все тело. В груди все, наоборот, заледенело, глаза стремительно застилала темнота.

Очнулся он, лежа на полу. Откуда-то сверху доносился спокойный голос сэнсэя.

– Все видели, какую ошибку совершил мистер Зеленский? – спрашивал тот. – Он задумался. А хуже, чем думать, в бою нет ничего…

7 декабря 2217 года летоисчисления Федерации Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

Одной из причин, по которой СЭС выбрала для тренировочного центра именно Канарские острова, являлся климат. Погода здесь стояла ровная и одинаково теплая и в июле и в ноябре. Отличие, да и то незначительное, заключалось только в количестве дождей.

Летом они проливались на землю раз в неделю, осенью – раз в четыре дня.

А в остальном все было тем же самым. Пальмы зеленели, синяя грудь океана лениво колыхалась, отражая безмятежно плывущие по небу гроздья облаков, похожие на кучи снега.

Которого здесь отродясь не видели.

Но чем мягче и приятнее была погода, тем требовательнее и придирчивее становился Хидэки Тодзио.

– Ваш образ плоский, точно лист пластика! – бушевал он в это утро, выбрав мишенью для критики О'Брайена. – В нем нет объема! В нем нет жизни!

– Но я стараюсь! – запальчиво возражал обиженный ирландец. – Я таращился на этого чертова мужика пять дней, прежде чем взялся за него!

– Вот именно, вы старались! – Лицо мастера, более всего подходящее для отражения гнева, этот самый гнев и отражало. – В этом и состояла ваша ошибка! Во время игры нельзя усердствовать, все должно получаться легко и естественно. Ведь когда человек играет самого себя, он не напрягается?

– Да, вынужден был согласиться О'Брайен. – Только он не играет…

– Правильно. И вы не должны играть! Вы должны жить в своем образе! Ходить, разговаривать, жестикулировать по-иному, реагировать на происходящее как другой человек! Быть другим человеком! И только на самом донышке сознания можно оставить мысль, кто вы на самом деле!

– А как же собственная личность, сэр? Нет ли опасности ее потерять? – рискнул вставить вопрос Виктор.

– Для актера – нет, – после некоторого размышления согласился Тодзио. – Он становится иным на слишком короткое время. Для вас же – да. Есть. Такие случаи среди оперативных работников СЭС уже бывали. Чужой облик настолько сильно врастает в плоть психики, что агент забывает о своей задаче, о том, кто он такой на самом деле…