Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии - Гай Орловский

— Господин Пьяченца, — спросил я шепотом, — он в самом деле настолько свят?

Он пару мгновений озадаченно молчал, как это я увидел, не поворачивая головы, затем ответил уклончиво и почтительным шепотом:

— Этот высокий сан дает особую благодать.

— Да?

— Даже не лучший человек, — объяснил он тем же голосом, — способен на папском троне исправиться в лучшую сторону.

Я пробормотал:

— Я все-таки не стал бы так рисковать.

— В смысле?

— Лучше на папский трон избирать сразу хорошего.

Он ответил тем же шепотом:

— Это вечный вопрос бытия, сэр Фидей. Избирать хорошего или же, напротив, умного?

— А он умен?

— Обстоятельства чрезвычайные, сэр Фидей, — произнес он. — Мир гибнет, вы же из-за этого прибыли так… быстро? Сейчас не до прекраснодушных, сейчас нужны выживаемые.

— Такое сейчас не только в церкви, — проронил я. — Но некоторые стараются выжить не поодиночке, а всем обществом.

— Папа Бенедикт тоже хочет выжить со своим обществом, — пояснил он. — Только у него не такое большое общество, о каком говорите вы, сэр Фидей.

— Вы знаете, о каком говорю я?

Он чуть-чуть раздвинул губы в улыбке:

— Вы молоды, а молодежь стремится либо завоевывать по меньшей мере весь мир, либо спасать его тоже весь.

— Вы управляете каким отделом? — спросил я.

Его улыбка стала шире:

— На генерального не тяну?..

— Можете не отвечать, — сказал я. — Уже понимаю, каким сектором рулите в любую погоду.

Он сказал мирно:

— При каждом развитом королевском дворце существует такая служба. А уж в Ватикане, где сосредоточены все нити…

— Что скажете о здешних настроениях? — спросил я.

— Кардиналы, — напомнил он, — люди в весьма зрелом возрасте. А к старости все мудреют и осторожнеют. Потому большинство, даже абсолютное большинство, даже не рассматривает вариант противодействия воле Господа.

— Понял, — ответил я. — Значит, придется рассчитывать на немногих.

Он одобрительно улыбнулся:

— А вы не теряете присутствия духа.

— Вынужден, — ответил я. — Я бы с удовольствием лежал на диване и созерцал, как другие работают.

— Все мы так говорим, — сообщил он заговорщицки. — Оправдывая то, что работаем день и ночь. Мир таков, не любит тех, кто работает больше, чем они, и тем самым обгоняет… Смотрите, аудиенция подходит к концу! Вам лучше идти к себе и подготовиться. Хотя определенная работа перед вашим появлением уже сделана, однако вам придется рассказывать все сначала. Кардиналы, как догадываетесь, не только вами занимаются.

— Странно, — удивился я, — а разве есть еще кто-то такой же замечательный?

Он улыбнулся и, неслышно отступив, смешался с толпой покидающих зал. Папа уже удалился через дверь в стене с той стороны стола, с ним ушли и все кардиналы.

Глава 6

Как подготовиться, Пьяченца не сказал, каждый из нас сам должен знать, как выглядеть лучше и какие доводы выложить, потому я просто выстраивал фразы, какие скажу, а какие придержу, когда в дверь легонько стукнули.

Я не стал кричать, что открыто, отворил сам. В коридоре по ту сторону двери древний и еще больше высохший, чем отец Дитрих, человек в пурпурном кардинальском одеянии и в красной шапочке. Опирается на палку, подчеркнуто простую, а это что-то да символизирует, в Ватикане все на символике и на тайных знаках, объяснение которым теряется в глубине веков.

Он показался мне похожим на старого сверчка, такой же костлявый и почти покрытый пылью. Я поспешил выйти, он протянул мне руку, явно чтобы я помог добраться в комнате до кресла. Я поцеловал ему тыльную сторону кисти и затем почтительно проводил вовнутрь, ухитрившись ногой зацепить дверь и захлопнуть за нами.

Он сел со вздохом и легким сдержанным покряхтыванием. Я молчал, продолжая выказывать почтение провинциала, весь из себя сплошное уважение.

— Коллегия кардиналов, — объяснил он свое появление сухим потрескавшимся голосом, так бы разговаривало засохшее дерево, — не собирается по пустякам.

Он остановился, ожидая реакции, я сказал ожидаемое:

— Но меня прислали не из-за пустяка!

Он кивнул, первый тест я прошел, не сам приехал, а меня прислали, хоть я и король. Значит, признаю над собой полную власть церкви, в тех землях олицетворяемую архиепископом Дитрихом.

— Ходатайство Верховного Инквизитора, — произнес он, — весьма важное, однако кардиналы желают удостовериться, что их не созывают ради вопроса, который мог быть решен на месте.

— Мудрое решение, — сказал я почтительно.

— Разные события, — объяснил он, — выглядят по-разному, смотря с какого места смотреть.

— Золотые слова, — сказал я с восторгом.

— Я кардинал Гальяниницатти, — сказал он, — если вы, сын мой, этого еще не знаете.

Я сказал пылко:

— Теперь это имя в моем сердце!.. К тому же я его уже слышал, правда-правда! Говорят только самое лучшее, вы ведь светоч и надежда всего простого и совсем простого народа. Ваше преосвященство, но спасение всего мира… это не совсем такие уж пустяковые пустяки!

— Спасение душ важнее, — возразил он. — Хотя да, Господь создал великолепный мир, его спасти тоже стоит… если цена не слишком велика.

— За спасение мира, — сказал я, — можно заплатить любую цену. Даже отдать душу! Господь поймет, оценит и простит.

Он посмотрел исподлобья, вздохнул:

— Сын мой, а не слишком ли вольно ты толкуешь его учение и его законы? Или сказывается удаленность от Рима?

— Великий теолог, — сказал я с прежним почтением, но и с некоторым пафосом, раз уж можно спрятаться за чужое мнение, — кардинал Йозеф Хёффнер определил социальное учение Католической Церкви как «совокупность социально-философских, то есть взятых из социальной природы человека, и социально-теологических, что взяты из христианского учения о Спасении, знаний о сущности и устройстве человеческого общества». Так? И о вытекающих отсюда и применимых к конкретным общественным отношениям нормам и задачам строя.

Он слушал с напряженным вниманием, вроде бы понял мою витиеватую мысль, хотя я сам ее понял не совсем, мне же главное — запомнить и донести, не растеряв по дороге.

— Дальше?

— Наш великий и мудрый Творец, — сказал я и перекрестился, — сотворив человека как существо телесное и духовное, личностное и социальное, наделил его неотъемлемыми достоинством и правами. То есть все люди стали равны, уникальны и причастны Богу, но имеют свободную волю и свободу выбора. Грехопадение повлияло на природу человека, но не лишило его естественных прав, а поскольку его природа до окончательного Спасения человечества неизменна, то даже Бог не властен отнять или ограничить свободу человека.

Он нахмурился, сказал нехотя:

— Да, это основная доктрина церкви, на которой она стоит и стоять будет. Хотя простой народ может понять неверно.

— Господь не властен отнять нашу свободу, — сказал я, — но разве это говорит о Его слабости?

Я сделал нарочитую паузу, он произнес с явной неохотой:

— Разумеется, нет…

— Но именно эту ошибку, — воскликнул я, — сделали ангелы! Не те, что подняли мятеж тогда, а уже нынешние. Да-да, господин кардинал, среди мятежных ангелов в аду нашлись те, кто вознамерился поднять новый мятеж! Они решили, что если за тысячи лет Господь ничего не сделал, чтобы изменить человека к лучшему, то Он, значит, либо бессилен, либо уже махнул рукой или там крылом на человека… а это значит… это многое для них значит!

Он сказал невесело:

— Молодежь всегда истолковывает мудрые решения, как трусливые или слабые. Она, дескать, сделала бы все жестче, быстрее и лучше!..

Я льстиво поддакнул:

— К сожалению, иногда пытается сделать, несмотря на запрет со стороны таких мудрых старших, как вот вы, кардинал.

— Вот-вот, — поддержал он. — Однако же, сын мой, меня очень тревожит то, что ты сказал о новом мятеже.

— Я бы хотел, чтоб его не было! Но увы.

— Насколько твои сведения… верны?

Я поколебался, но кардинал выглядит в самом деле мудрым, хотя внешность обманчива, к тому же напоминает отца Дитриха, я вздохнул тяжело, наклонился ближе.

— Тяжко мне это говорить, святой отец, однако…

— Говори, сын мой, — ответил он просто. — Знал бы ты, чего я только не наслушался…

Я вздохнул снова и начал рассказывать. Он слушал внимательно с самого начала, хотя тело и одряхлело, но ум сохранился живым и острым, все быстро схватывающим, что свойственно и молодым, однако и умеющим сравнивать со всем ранее известным, изученным и уже освоенным.

— Честно говоря, — произнес он несколько потрясенно, — такого еще не слышал… и даже не думал, что такое возможно… Подумать только, второй мятеж!.. Темные ангелы прозрели и готовы молить Господа о прощении!.. Светлые ангелы завидуют человеку и тоже не любят его… Хотя, если поразмыслить, именно так и должно бы случиться… но кто из нас заходит в своих рассуждениях и догадках так опасно далеко?