Семь историй о любви и катарсисе. Цикл квинзитивной прозы - Виталий Бабич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так мы с ним в тот вечер разговорились, что я у него до самого утра и засиделась… Утром Толик пришёл, меня увидел, стал упрекать, что это я их рассорила и претендую на эту квартиру, а его брат, инвалид, мне вовсе и не интересен. Михаил за меня заступился, из квартиры его вытолкал. А тот сгоряча пообещал его, зека, с этой квартиры выставить на законных основаниях. Мол, «государство выделило, государство и отберёт…»
Марина сделала паузу.
– Спаси, Господи, души рабов твоих грешных! И наставь их на путь истинный! Ибо не ведают, что творят, – помолился отец Илья и перекрестился.
Он налил ей чаю и заметил:
– Вот, Маринушка, каким бывает ад на Земле.
– Да, батюшка. Поняла я, что в жизни мирской тьма и свет так многообразно, так часто пересекаются, что сетями для души неопытной становятся.
– Так не передумала ли ты в эту самую жизнь влиться?
Марина вздохнула и, прислушавшись к зову своего сердца, ответила:
– Не передумала. Хотя, признаюсь, такое решение мне с большим трудом далось. Чувствую, что надо пройти мне путь этот. Понимаю, что и Михаилу, и его старенькой матери, которую он из деревни к себе забрать хочет, я нужна. Невозможно человеку, особенно, такому как Миша, без опоры – без женской заботы жить. Он человек очень эрудированный, бескорыстный, а главное —духовно-ищущий, и испытания житейские его только укрепили в этом. Когда призналась ему, что послушницей при монастыре являюсь, он обрадовался. Мол, вот откуда во мне такая доброта безграничная и кротость. Даже позавидовал по-хорошему. Ибо, будучи в тюрьме, мечтал остатки дней своих земных в жизни монастырской провести. Но прежде надо ему в миру себя полностью реализовать. Попытаться зрение хоть частично вернуть. Писательством заняться желает. Ещё в тюрьме начал, используя шрифт для слепых, повесть писать, где многие сюжеты будут автобиографичными. Он мне читал кое-что – великолепно пишет. Талантливо!
В общем, решили, что вместе нам будет сподручнее в миру. Но перед тем, как мы к этому обоюдному решению пришли, сказал мне Мишенька: «Возвращайся в монастырь, Марина. Не хочу быть помехой на твоём пути в служении Божьем».
А я ему отвечаю: «Я в монастырь-то попала больше по стечению обстоятельств, чем по сознательному выбору. Мол, чувствую потребность в опыте жизни мирской, поэтому никуда от тебя не уйду. Будем вместе крест этот нести. Любые проблемы решать. И от брата твоего помогать тебе защищаться, видимо, ещё не раз придётся. Матери твоей хорошую старость обеспечим. Работать будем – ты в писательстве реализуйся, я помощником тебе буду в том, чтобы книги твои издавались, да к людям в руки попадали. Дай Бог, сможешь этим трудом и на жизнь зарабатывать. Я в монастыре разные виды рукоделия освоила, могу не только мастерить, но и обучать этому. Не пропадём! Да и довольствоваться мы привыкли в жизни самым малым. Главное, детям, коль Бог даст нам их, условия хорошие обеспечить. И воспитать их людьми праведными…»
Марина глубоко вздохнула, задумчиво глядя в окно. Отец Илья подошёл к ней, многозначительно улыбнулся и, перекрестив её, молвил:
– Благословляю тебя, раба Божья Марина, на путь новый!
На третий день после благословления батюшки Марина Савельева покинула обитель и уехала к Мишеньке в Гродно…
***Через три года была издана первая книга Михаила Сурмицкого.
За это время много полезного сделать успели. Вступили в законный брак, повенчались. Мать Михаила забрали из деревни в город. Вскоре предложили Марине возглавить мастерскую, которую она помогала с нуля создавать. Некоторое время молодой паре пришлось пожить в том самом доме при приходе, чтобы у мытаря-Толика, ставшего бездомным по своей очередной глупости (сгорел дом в деревне, в котором он жить остался), крыша над головой была. Помаялся братец немного, да и решил в Москву на заработки податься. Там его, грешного, Бог и «прописал». А Михаилу и Марине дал ребёночка.
Когда Коленьке пять лет было, Марину с семьёй в Минск пригласили в её духовную вотчину – в Свято-Елисаветинский монастырь, который к этому времени расширил свои мастерские. В столице и обосновались. При монастыре Марина преподавать стала, а Михаил – книги свои новые издавать. Дал им Бог доченьку, а ещё двоих детей усыновили.
Так и живут в мире и согласии, в труде, да в любви неиссякаемой. Так и живут…
История пятая. Две Галины
Повесть
И пока горит свеча, мерцанье
это жить и верить помогает…
Они вышли из подъезда дома, в котором находится их новая квартира. Для них – бабушки и внучки – это была первая совместная прогулка после эпопеи, называемой таким простым словом «переезд».
– А сегодня последний день лета, – с грустью в глазах объявила Галочка. – Завтра начнётся учебный год. Так быстро каникулы пробежали.
Галина Андреевна оступилась, сходя со ступенек. Внучка спохватилась, подала ей руку.
– А мне из-за нашего переезда лето показалось слишком долгим, – заметила бабушка.
– Да? – удивилась внучка. – Странно. Для тебя время идёт медленнее? Вот мне бы так летом! А в учебном году, наоборот, пусть бы мчалось, как высокоскоростной интернет.
Галина-старшая рассмеялась и ответила.
– В этом мы с тобою разные. Я бы сказала: пусть бы время мчалось, как ракета! А ты выражаешься более современным языком. Говоря о начале учебного года, я пусть с опаской, но предвкушала бы радость от встречи с новым: новая школа, новый класс, новые знакомства.
– И выпускные экзамены в конце года. Так не хочу этого.
– Видишь, до них ещё так далеко, а ты уже печалишься… Но я в твои годы была такой же. Всё же у нас с тобой больше схожего, чем разного.
Они оглянулись по сторонам. Двор ещё не был обустроен. Даже лавочек возле подъездов не было. Рядом с первым подъездом соседи выгружали мебель. Дом-новострой обживался.
– Пойдём к дому, который ближе к остановке автобуса. Там лавочку найдём, – предложила бабушка и повторила свою мысль о том, что в них обеих много общего.
– И это связывает нас.
– У нас с тобой много общего? Не может быть, бабуля. Ты что-то путаешь.
– Между нами только два существенных отличия. Первое – возраст. А второе – следствие из первого. И это – разное восприятие жизни.
– Да?.. Так ведь это, наверное, самое-самое главное. Не могут бабушка и внучка быть во многом похожими. Мы даже с мамой очень-очень разные – во всём.
Они подошли до ближайшей лавочки, сели. Было видно, что Галине-старшей нелегко даются движения. Ноги быстро устают, отдышка появляется. Зато Галочка порхать готова. И настроиться на медленный темп бабушки никак не может. И хочет куда-нибудь улизнуть от скучных бабушкиных нравоучений.
– Разница между нами, Галюня, всего-то пятьдесят лет. Это по сравнению с вечностью – мгновенье. А как жизнь вокруг изменилась…
– А что такое вечность? Неужели она существует?
– Ну, если я скажу, что существует, тебе этого будет недостаточно. Вечность, как и любовь, наверное, проще прочувствовать, чем понять умом. Да и вообще только одним умом невозможно объять необъятное.
Интереснее, необычно стала говорить бабуля. Внучка даже рот открыла, задумавшись над услышанным.
– Вот гляжу я на тебя, теперешнюю, и вспоминаю себя в юности. Видно, генов у нас с тобой общих больше, чем у тебя с мамой. Наследственность! Плюс близость душ… Ну, а чтобы ты поняла, что именно я имею в виду, расскажу тебе историю моей жизни. Нет, скажем так – историю моей любви. Готова слушать?
– Готова! Ещё как готова! Истории любви – это супер!
Галина Андреевна улыбнулась, погладила внучку по голове.
– Ну, тогда слушай, дитя моё взрослеющее. Мне лет шестнадцать было, вот как тебе сейчас, когда за мной стал ухаживать мой первый кавалер.
– А это был твой одноклассник?
– Нет, это был студент. Но ты меня не перебивай. Обо всём узнаешь, только слушай терпеливо. Хорошо?
– Хорошо, бабуля! Окей!
– Итак, был он меня старше на года три. Удалец, молодец, красавец! Как звезда экрана. Подружки мне завидовали. Но недолгой была наша дружба-любовь. Оказалось, что не со мной одной Паша встречался. Это я только позже поняла, что парень просто в поиске был. Надо было бы лучше разобраться в его натуре. Ну, а я взяла и от ревности поругалась с ним. И даже мстительность во мне взялась откуда-то. Стала флиртовать с другим – назло Паше. В ту пору только и был у меня один советчик – папа мой. Мама умерла, когда я была в пятом классе. Но не все советы отца я тогда могла воспринимать всерьёз. А вскоре и от такой поддержки я отдалилась, когда по окончании школы перебралась из нашего провинциального городка в столицу – к бабушке по маминой линии. Давно ведь мечтала жить тут, в Минске.
