Становление литературы - Михаил Стеблин-Каменский

В конце XII в. был написан так называемый "Свод" (Agrip), первая "королевская сага", представлявшая собой уже не историю правления одного короля, а историю Норвегии на протяжении царствования многих королей. "Свод" охватывает период с IX в. до 1177 г., т. е. он (так же как и "Круг Земной" и другие сводные саги) кончается временем, с которого начинается "Сага о Сверрире". "Свод" - это единственная "королевская сага", которая была, как предполагается, написана не исландцем, а норвежцем. Характерно, однако, что она сохранилась только в исландском списке. Правда, сохранились также два латинских сочинения, написанных в XII-XIII вв. в Норвегии, - "История древности норвежских королей" и "История Норвегии". Но хотя эти сочинения и представляют некоторую ценность как исторические источники, как литературные произведения они не могут идти ни в какое сравнение с исландскими сагами. Наконец, в начале XIII в. были написаны исландцами две другие сводные "королевские саги" - так называемые "Гнилая Кожа" (Morkinskinna) и "Красивая Кожа" (Fagrskinna). Первая охватывает период с 1035 по 1177 г. (но конец ее не сохранился), а вторая с IX в. по 1177 г. По-видимому, в то время, когда создавался "Круг Земной", существовали как письменные произведения также "Сага о Йомсвикингах", "Сага об оркнейцах", "Сага о фарерцах", "Сага о Скьёльдунгах" (т. е. древнейших датских королях, потомках Скьёльда), а возможно, и другие саги, о которых не сохранилось сведений.

Отношения между "Кругом Земным" и всеми этими письменными произведениями подробно и неоднократно исследовались. Считается установленным, что большинство этих произведений было известно автору "Круга Земного" и что многие из них (разные в разных сагах "Круга Земного") были им широко использованы. Несомненно, однако, что у "Круга Земного" были не только письменные, но и устные источники. Но у современного исследователя древнего произведения могут быть более или менее точные сведения только о письменных источниках этого произведения - то ли потому, что они сохранились, то ли потому, что они упоминаются в сохранившихся источниках. Устные источники древнего произведения - это всегда только гипотеза.

Устные источники, которые прощупываются в "Круге Земном", - как правило, не конкретные произведения, а жанры, послужившие прообразом для "Круга Земного" в отношении мотивов или манеры повествования, характерных для этих жанров. Так, в "Круге Земном" кое-где прощупываются мотивы, характерные для сказок бывальщин, иногда - для волшебных сказок, часто - для героических сказаний. Что же касается манеры повествования в "Круге Земном", то она несомненно восходит к устной саге. Правда, мы знаем этот жанр только по его письменному отражению, а именно по так называемым "родовым сагам", или "сагам об исландцах", т. е. письменным произведениям, которые возникли в Исландии на протяжении XIII в. (т. е., вероятно, позднее, чем "Круг Земной") на основе устной традиции и в большей или меньшей степени хранят следы своего происхождения. Но, по всей вероятности, в ту эпоху, когда создавался "Круг Земной", устная сага была еще живым жанром. Во всяком случае, как показывает сравнение "Круга Земного" с его письменными источниками, еще жива была техника творческого пересказа, которая должна была быть характерна для устной саги (см. с. 174).

Манера автора "Круга Земного" подавать материал трезво, сдержанно благодаря отсутствию какого-либо комментирования событий и строго фактографично, а вместе с тем благодаря сведению событий к действиям и словам отдельных конкретных лиц живо, ярко и драматично - это манера повествования в лучших "родовых сагах". Однако кое в чем манера повествования в "Круге Земном", как и в "королевских сагах" вообще, все же отличается от манеры повествования в "родовых сагах". В "королевских сагах" рассказывается о событиях в стране, где в противоположность Исландии было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. Поэтому рассказываемое в "королевских сагах" связано тем, что оно - о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В "родовых сагах" описываемые события, т. е. та или иная распря между членами исландского общества, охватываются полностью, упоминаются все участники данной распри и все действия и высказывания, имеющие к ней отношение. Между тем в "королевских сагах" охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходило в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым "королевские саги" ближе к истории как пауке, чем "родовые саги": ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте.

В "королевских сагах", так же как и в "родовых сагах", время - это не равномерный и непрерывный поток, независимый от событий, которые в нем происходят. Поэтому в "королевских сагах", как и в "родовых сагах", обычно игнорируются изменения, которые происходят не в результате событий, а постепенно и незаметно, т. е. изменения общественных и экономических отношений и т. п., и эти отношения оказываются в изображении "королевских саг" неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, т. е. XIII в., подставляются в более древнюю эпоху, т. е. IX-X вв. Немало таких подстановок было обнаружено в "Круге Земном". Допуская такие подстановки, автор "Круга Земного" как бы повинен в модернизации эпохи, более древней, чем та, в которую он жил. Не следует забывать, однако, что, когда, например, современные исследователи "Круга Земного" называют это произведение "историческим романом", они повинны в гораздо большей модернизации (ведь исторический роман возник как жанр только в XIX в.!).

Все же в "королевских сагах", и в частности в "Круге Земном", время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в "родовых сагах". Ведь правление короля, т. е. то, что образует стержень повествования в "королевских сагах" (откуда и название их), - это не только события, но и течение времени. Поэтому время в "королевских сагах" в какой-то мере отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в "королевских сагах" своего рода хронологической сетки (отсчета от начала или конца правления королей, привязывание событий к году правления короля), которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях. Внутренняя связь событий, характерная для "родовых саг", начинает уступать место связи одновременности. И, по-видимому, то, что саги жизнеописания одного короля (как саги об Олаве Святом или Сверрире) уступают место сагам, охватывающим историю страны на протяжении царствования многих правителей (как "Свод", "Гнилая кожа" и "Красивая кожа"), а в случае "Круга Земного" - на протяжении царствования всех когда-либо существовавших в северных странах правителей, тоже было развитием в направлении более абстрактного понимания времени и тем самым некоторым приближением к исторической науке нового времени.

"Королевские саги" начали писать раньше, чем "родовые саги", и в ряде случаев известно, кто их написал. И то, и другое связано, вероятно, с тем, что "королевские саги" представлялись более важными, чем "родовые саги": на "королевские саги" и тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие "королевские саги", т. е. саги жизнеописания королей миссионеров - Олава Трюггвасона и Олава Святого, были написаны под влиянием латиноязычной житийной литературы (некоторое ее влияние заметно кое-где и в "Круге Земном") и ставили своей целью возвеличение церкви в лице ее наиболее видных представителей. Однако даже если о той или иной "королевской саге" известно, кто ее "написал", то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Значение древнеисландского слова "написать" совсем не тождественно значению современных слов "сочинять" или "быть автором". Кроме того, сообщение о том, что такой-то "написал" тот или иной памятник, делалось, по-видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что-то, написанное кем-то другим, тем самым называя его имя. Впрочем, не исключено и то, что роль автора становилась более осознанной по мере того, как она приближалась к роли историка, т. е., как это ни странно, по мере того, как она становилась менее творческой.

От саги к житию

"Хорошо хорошему верить и плохо верить плохому, хотя бы оно и было правдой, но всего хуже тому, что плохо солгано".

Сага о Гудмунде Арасоне

"Трясясь Пахомыч на запятках,

Пук незабудок вез с собой;

Мозоли натерев на пятках,

Лечил их дома камфорой.

Читатель! В басне сей, откинув незабудки,

Здесь помещенные для шутки,

Ты только это заключи: