Последнее воплощение - Антон Белозеров

— Это он! — Найя порывисто спрыгнула с кровати, схватила служанку за плечи и заглянула ей в глаза, словно надеялась увидеть там запечатлевшийся образ. — Это он? Правда?

— Он сказал, что его зовут Гензо Беньтиат.

У Найи ноги стали ватными, и она вновь села на кровать.

Не обращая внимания на резкие скачки настроения хозяйки, Робка продолжила:

— Зиганьер сказал, что ему очень-очень нужно сказать вам что-то важное. Я объяснила ему, что вас, госпожа баронесса, в ближайшее время никто увидеть не сможет.

Найя грустно улыбнулась, оценив тактичность служанки.

— Ну так вот, зиганьер сказал, что предполагал такой поворот дел, поэтому заранее написал письмо для вас, госпожа баронесса.

— Письмо? — Найя попыталась вновь вскочить, но ноги ее не послушались, и она лишь подалась вперед всем телом.

— Да, вот оно, — служанка достала из широкого рукава сложенный в несколько раз лист желтоватой бумаги местного кустарного производства. — Зиганьер сказал, что искал кого-нибудь заслуживающего доверие, кто бы смог подбросить вам это письмо. Наверное, он посчитал, что на меня можно положиться.

Если бы глаза Найи не были прикованы к заветной бумаге, она могла бы заметить, как при этих словах Робка слегка покраснела и потупила заблестевшие глаза.

— Ты замечательная девушка, — сказала Найя, принимая письмо. — Я запомню твою верность.

«Я запомню твою верность,» — эти слова дочь барона прочитала в какой-то старой книге про благородных рыцарей и прекрасных принцесс. Насколько она помнила, простолюдинов полагалось благодарить именно так. Надежда на будущую награду должна была еще более усиливать их преданность своему господину.

— Благодарю вас, госпожа баронесса, — Робка склонилась в глубоком реверансе. — А теперь я должна удалиться. Мне надо вернуть ключ на место.

— Да, да, конечно, иди, — механически произнесла Найя, тогда как все ее мысли были заняты письмом Гензо.

Несмотря на свою полноту, служанка проскользнула сквозь полуоткрытую дверь также неслышно, как и вошла. Найя услышала, как она заперла дверь снаружи. Но теперь скрежет замка звучал для влюбленной девушки приятнее любой музыки.

Время завтрака еще не наступило. И у Найи имелось в запасе время, чтобы без опасений прочитать послание. Она развернула бумагу, и ей показалось, что в комнате зазвучал нежный и страстный голос Гензо Беньтиата:

— Прекраснейшая баронесса Найя Кайдавар! Пишет тебе Гензо Беньтиат, любящий тебя и страдающий от недостижимости счастья. Я не в силах излить на бумагу то горе, которое мучает меня с момента нашего расставания. Жестокие обстоятельства не позволяют мне увидеть тебя, хотя я делаю для этого все возможное и невозможное. Пусть хотя бы этот листок бумаги станет отражением моей души. Я люблю тебя, Найя! Я готов написать слово «люблю» десять тысяч раз, но и тогда не раскрою тебе всей глубины и широты своего чувства. Я не представляю своей жизни без тебя, без твоих глаз, без твоих волос, без твоей улыбки. Умоляю тебя, о драгоценнейшая моя, подай мне хотя бы знак, что не забыла меня, что разлука не стерла мой образ из твоего сердца. Служанка, которая передаст тебе это письмо, кажется мне достойной доверия девушкой. Она сможет передать мне твое письмо, если ты сочтешь мои чувства заслуживающими твоего внимания. Я буду ждать служанку возле дороги, ведущей из замка в город, там, где мы встретились с ней в первый раз. Я буду ждать весь день, всю ночь и все десять суток, что наш лагерь будет находиться возле города. Если же ты не ответишь мне, то я пойму, что мои слова не смогли убедить тебя в моей безграничной любви. И тем не менее я буду любить тебя всю свою недолгую оставшуюся жизнь, пока когти степного льва не прекратят мои страдания. Навечно твой Гензо Беньтиат.

Последние строчки письма Найя прочитала с трудом, так как видела их сквозь слезы, навернувшиеся на глаза. Еще вчера утром она вела размеренно-унылую жизнь и даже не могла представить, что пламя любви охватит всю ее душу. Девушка соскочила с кровати и бросилась к столу с письменными приборами. Но на половине пути остановилась и застонала, словно от зубной боли.

— Как же я не подумала? — схватилась она за голову. — Я отослала служанку, и теперь мне не с кем передать ответное письмо.

В отчаянии Найя глядела на запертую дверь, которая отделяла ее от свободы и от Гензо, и в ее возбужденном сознании строились самые невероятные планы побега. Впрочем, все они были настолько далеки от реальности, что немедленно отвергались из-за невозможности их исполнения.

Наступило время завтрака. Дверь в покои Найи открылась, и девушка с удивлением увидела собственную мать с подносом в руках. Найя сразу же демонстративно отвернулась к стене и накрылась с головой одеялом. Впрочем, по звуку шагов и легкому звону посуды она догадывалась, что мать поставила поднос на стол и приблизилась к кровати.

Аймарилла присела на край кровати и игриво потрясла дочь за плечо:

— Пора просыпаться, Найя, солнышко уже взошло!

Найя подумала про себя, что взрослые очень часто допускают огромную ошибку, полагая, будто ненатуральный слащаво-ласковый тон лучше всего подходит для разговора с детьми. Если бы мать заговорила с ней серьезно, на равных, как женщина с женщиной, то Найя, может быть, и попыталась ей объяснить, что она уже выросла, что ее сердце жаждет любви, что она просит совсем немного — позволить ей видеться с Гензо Беньтиатом.

Но в ответ на раздражающее сюсюканье матери Найя лишь дернула плечом и буркнула:

— Оставьте меня в покое.

Аймарилла повторила попытку:

— Найя, доченька, перестань делать глупости. Ты сама не понимаешь, насколько серьезную ошибку допустила вчера. Поэтому не надо продолжать думать об этой ерунде.

Найя отбросила одеяло в сторону и вскочила на кровати, глядя на мать горящими от возбуждения глазами:

— Глупости?! Ерунда?! Такими словами ты называешь мою любовь? Значит, и я для тебя — всего лишь глупость и ерунда? Вот возьму, и убегу в степь!

Последние слова сорвались с языка Найи совершенно внезапно. Лишь произнеся их, девушка поняла, что эта мысль давно уже зрела у нее в голове, но только теперь проявилась в своей законченной и решительной форме.

Аймарилла лишь ласково улыбнулась:

— Доченька, какой же ты еще ребенок. Тебе пора бы уже повзрослеть.

Найя поняла, что мать просто не слышит ее или не понимает, как будто они говорят на разных языках. Это разозлило ее еще больше, чем если бы она услышала суровую отповедь. Не в силах перенести душевную боль, она рухнула на колени и зарыдала.

Аймарилла обняла Найю за плечи: