Небо Титана - Макс Максимов

– Погодите, коллеги, мы уже в какие-то фантазии углубляемся, – прервал нас Жорж. – У нас есть факт: одна из задач Сферы – это погружение в спутник. Версии взрыва и исследования нелогичны по уже высказанным причинам. Какие еще могут быть причины погружения? Ведь Сфера-то дойдет рано или поздно до центра масс Титана.

– Спрятаться? – предположил я.

– От чего-то, что может представлять для Сферы опасность? – дополнил Стив.

– Мне сложно представить, что это может быть за угроза, – сказал Мингли.

– Но это не значит, что нет во Вселенной созданий, которые представляют для нее опасность, – произнес я.

– Или для того, что сидит внутри нее, – снова дополнил Стив.

– Пустое пространство там тоже кем-то должно было быть спроектировано, – предположил Саид.

– Может, это и правда кабина, каюта, рубка? – сказал я.

– Тогда в нее должен быть вход, – ответил Саид.

– Может, там есть вход, просто мы не поняли, как он выглядит, – заметил я.

– Сфера за сутки опустилась на метр, – сказал Мингли, – торчит из грунта она на тридцать метров, да?

– Да, – подтвердил Саид.

– Если скорость погружения не изменится, – продолжил Мингли, подойдя к выходу из кабинета Саида, – то через тридцать дней она уйдет под поверхность. Но, скорее всего, быстрее. Итак, план следующий, выскажусь немного сумбурно, но все же… Мы должны собрать любую доступную информацию по Сфере, включая вроде бы бесполезную, мало ли как после нас эту информацию будут интерпретировать. Надо измерить температуру, радиационный фон, скорость прохождения звука по материалу Сферы, проверить твердость с помощью алмазного бура. Попробуем сверлить ее, чтоб собрать стружку, попробуем резать лазером. Соберем образцы породы, контактировавшей со стенкой Сферы под давлением, может, был перенос материала Сферы при сильном взаимодействии. Проверим электропроводность и еще желательно…

Внезапно раздался оглушительный грохот, и кабинет начал заполняться дымом! Мы все подскочили со своих мест. Из динамика доносилась зацикленная фраза – разгерметизация, разгерметизация, разгерметизация… Я делал вдохи, но воздуха не хватало, чтоб насытить тело кислородом. Дым быстро рассеялся. Я увидел Мингли, лежащего на полу в конце комнаты. Увидел черное небо. Метановый дождь бил по моему лицу. Остатки кислорода пожирал огонь. Жорж стоял передо мной в скафандре. Схватил меня за предплечье. Легкие мои горели от холода. Я задержал дыхание, чтоб не обморозить их. Зажмурил глаза. Жжение на коже было невыносимо. Жорж вел меня за руку. Я чувствовал, что если сейчас не сделаю вздох, то потеряю сознание. Сколько прошло времени – непонятно. Когда нечем дышать, секунды тянутся мучительно долго.

– Осторожно! – слышал я низкий голос Жоржа и понимал, что низкий он, потому что мы находились в атмосфере Титана! В домашних штанах и майках! Уши заложило от мороза. Я шел мелкими шажками. Только сейчас я осознал, что кто-то держал меня за вторую руку. Больше не было сил терпеть удушье и боль. Я хотел закричать, но сознательно сдерживал себя, ведь в легких оставалась щепотка драгоценного воздуха. Нельзя просто выплюнуть его. Я упал.

– Надевай! – слышал все такой же низкий голос биолога. Пальцы мои горели и коченели. Кончики пальцев онемели. Я почувствовал ткань скафандра. Вслепую я залез в него, наверное, за доли секунды! Услышал голоса из своего динамика: – Юре! Юре наденьте!

Кто-то водрузил мне на голову шлем скафандра, а через секунду я почувствовал лицом тепло. Я попытался открыть глаза, но сделать это оказалось непросто из-за примерзших век. Кое-как я разлепил ресницы и сквозь застывшие слезы в мутном тумане увидел, что мы находились в комнате стабилизации. Я сидел на полу, рядом на корточках сидел Жорж. Он обнимал меня за плечо. Передо мной стояли Стив и Саид, за ними лежал Мингли. Все было как во сне… в кошмарном сне.

– Все живы?! – спросил Жорж.

– Да, – отозвался Саид.

– Мингли, ты ранен? – прохрипел Стив, пытаясь отдышаться.

– Кажется, нет, – ответил капитан и сел.

– Что произошло?! – спросил Саид.

– Похоже, что-то взорвалось, – ска-зал я.

Осознание того, что взорвался топливный бак, постепенно заполнило мой разум. Вслед за этим пришло и понимание, что нам отсюда теперь не улететь. Я не проговаривал эти ужасные тезисы в голове, но образ того, что мы навсегда останемся на Титане, встал перед глазами в виде замерзших тел космонавтов, лежащих на желтой ледяной корке.

– Надо проверить, что уцелело! – сказал я. – Пошли на склад.

– Мингли, ты можешь встать? – Стив сел возле капитана. Тот, опершись на плечо товарища, медленно поднялся.

– Ракетное топливо сдетонировало? – предположил Жорж.

– Сейчас не время обсуждать причины, – сказал капитан. – Юра прав, надо идти на склад, вынести модули, кислородные баллоны, оборудование, воду, еду. Разложить шатер. Перенести все туда. После обсудим ситуацию и решим, как действовать дальше.

12

Казнь на гильотине

Космонавты вышли на улицу. Пожар стих, толком не успев начаться. Взрыв топливного бака раскурочил прилегающие стенки всех трех ангаров. База «Титан-1» была полностью разрушена.

Гречкин занялся разложением геологического надувного модуля, который лежал в кабине буровой. Стив остался помогать. Мингли, Жорж и Саид отправились на склад, зашли через дыру в стене. Творился там настоящий хаос. После взрыва все было раскидано по полу. Ученые с траурным видом стояли возле уничтоженной системы «Электрон» – генератора, преобразующего воду в кислород.

Жорж в отчаянии сел, а скорее, рухнул на пол.

– Первым делом надо собрать все уцелевшие баллоны, – сказал Мингли.

– А смысл? Что нам дадут эти дополнительные часы жизни? – спросил биолог.

– Ты же ученый, Жорж, – ответил Мингли.

– И что?

– Как что? Ты наверняка слышал про Антуана Лавуазье.

– Слышал. Наш химик, француз.

– А ты знаешь историю его смерти?

– Нет.

– Так вот, Жорж, – невзирая на осознание скорой мучительной смерти от удушья, Мингли говорил уверенно, как и подобает настоящему капитану, – Лавуазье жил во второй половине XVIII века и был приговорен к смерти через гильотинирование. Обвиняли его в революционном заговоре. Он был настоящим ученым. Ученым до мозга костей, Жорж! Он умолял о помиловании, ведь его будущие открытия могли продвинуть науку вперед. Ему отказали. После года заключения его доставили к гильотине. Лавуазье сказал, что после казни поставит последний в жизни эксперимент – проверит, сможет ли он моргать после того, как ему отрубят голову, и если да, то как долго. По разным данным, глаза на отсеченной голове ученого моргали еще от пятнадцати до тридцати секунд, к потехе и удивлению зрителей и палача.

– К чему ты клонишь? Продолжать, невзирая ни на что?

– Да. Мы должны продолжать заниматься тем, для чего нас сюда отправили. Наши жизни не имеют значения в масштабах тех открытий, которые тут совершаются. Мы творим историю,