Врата чудовищ (СИ) - Богинска Дара

«Собиратель легенд» преподобного Виктуса

Дарра была скверным местом по многим причинам. Во-первых, здесь добывали известь каторжники. Во-вторых, новая граница с Шором была слишком близко, и пусть между Даррой и Сантацио — предыдущей столицей, что теперь издевательски называлась южанами «Новым Шором» — вздымались горы, шпионы заполонили эти места как крысы чумные кварталы. В-третьих, здесь всё еще было множество суеверий и культов, что угрожали единственно праведной вере Бринмора в Доброго бога и его пророка.

А ещё Брок был отсюда родом. Ужасное совпадение, которое объясняло слишком многое.

Это были земли разбойников и мародеров. И все-таки Чонса радовалась, что стены малефикорума Дормсмута остались позади.

Путь сюда прошел как обычно: долго, муторно, пару дней они потеряли из-за метели, особенно не болтали — мешал зимний ветер и скрипящие зубы. Путники на тракте почти не попадались, даже грабители попрятались по своим логовам, и только ключники ползли сквозь снежные просторы, как собачья упряжка северян, а малефика на савраске трусила за ними. На привалах Чонса привычно насмехалась над Джо, пыталась разговорить Брока, но больше слушала и дремала некрепким и чутким звериным сном, после которого весь день болталась в седле из стороны в сторону, клевая носом.

Чонса не знала, кого они ищут до тех пор, пока не добрались до самой Дарры и не остановились в трактире. Аппетитно пахло рагу, вроде бы даже на пиве, или просто темным хлебом. Рот малефики наполнился слюной. Брок тут же попросил три миски ароматного варева, и чтобы одну порцию — для малефики — без мяса. Чонса сидела, скрыв лицо в капюшоне, чтобы в ней никто не признал ведьму, но это была бестолковая затея — все знали, кто путешествует в компании двух жёлтых плащей. Однако её просто не замечали. Дарра бурлила в преддверье праздника конца года, у простого народа слишком много дел: украшения, свечи, месса в церквушке, напиться с утра пораньше, и прочая.

Тарелку с едой поставили сбоку от Джо, парень сразу передал ее вместе с ложкой. Рагу без мяса оказалось пресным, водянистым и пованивало рыбой. Чонса глубоко вздохнула, но не станешь же сытой от одних запахов с кухни?

Когда служка обносил путешественников, Брок задержал его за локоть и задал вопрос, который малефике очень не понравился:

— Скажи-ка мне, малой, не проходили наши через Дарру на днях?

Чонса подняла взгляд от глиняной плошки. «Наши» — это значит неприятности. Ключники, как блудливые кошки, никогда не забывают дорогу назад. Если они не возвращаются вместе, значит, что-то случилось.

— Ваши? — он непонимающе округлил глаза и почесал себя за ухом. Служка был лохматым мальчишкой лет тринадцати. Наверняка, как это бывает, родня трактирщика за стойкой, может, даже сын или внук. Глаза у него были хитрющие, один косил. Нравились Чонсе его глаза. — Ой, да что-то не припоминаю.

— Ну, ступай тогда, — хмуро кивнул Брок. Джо уткнулся в свою миску, а Чонса выгнула брови, глянув на ключников с толикой того же непонимания, что и мальчишка.

— Он хочет, чтобы вы дали ему взятку, — пришлось со вздохом подсказать. От звука её скрипучего, будто простуженного голоса мальчонка вздрогнул, но закивал. Значит, еще непуганый, раз не сделал вид, что её нет. Или просто голодный до денег оказался. В любом случае, пару медяков он заработал и спрятал их в рукав с ловкостью карточного шулера.

— Ваши-не ваши, но жёлтеньким мельтешило недалече. Мамка жаловалась, что деньгу с нас сняли, а сами отмечать пошли, животы набивать. Так что я не просто так денежку спросил.

— Взял налог за налоги, стало быть? — хмыкнула Чонса. Пацаненок все больше ей нравился. Он учуял одобрение в девичьем голосе, надулся от гордости, а следом заметил тёмные знаки на лице и тут же потупил взгляд, а вскоре и вовсе испарился. Напитки им приносил уже сам трактирщик.

— Но мы не заказывали. — заметил Джо, на что мужичок уронил на него тяжелый взгляд и хмыкнул. Кажется, он боялся их больше, чем хотел это показать. Брок разлил по трем кружкам пенное темное пиво, горькое, как подгоревшая корочка хлеба и сладкое, как карамель. Чонса обняла кружку обеими руками и утопила в ней лицо.

— Не налакайся, Ищейка. Погода теплая, так что ночевать будем в седлах.

— Тем более тот мальчишка так чесался. Не хотел бы тут оставаться, — Джо отпил из своей кружки и поморщился от вкуса, повернул лицо к Броку, — Ну, Брок из Дарры, и куда местный люд ходит праздники праздновать?

— Развалины Йорфа. Дальше к югу, — сухо отозвался он, облизывая щетину над верхней губой от жёлтой пены.

— Йорф? Это очередной замок?

— Нет, это был город. Он разрушен уже не одно столетие и весь порос мхом и сказками. Местные считают, что там обитают призраки.

— Сколько идти?

— В такую погоду? Хорошо если даррийцы вытоптали тропу. Идти в гору… Не знаю. Лучше спросить. Я давно здесь не был.

Брок оборвал разговор сразу, как его пустая кружка стукнула о стол. Джо проводил его непонимающим взглядом, а Чонса хмыкнула:

— Кажется, он чрезвычайно рад вернуться.

Её фраза повисла в неловком молчании. Джо не ответил, сделав вид, что слишком увлечен оставшимися в тарелке овощами. Чонса решила воспользоваться его задумчивостью, чтобы украсть в карман пару кусков хлеба.

Брок вернулся с мальчишкой-служкой, чьи лохматые вихры теперь прикрывала заячья шапка. В руке у него тускло блеснула монета с отверстием, когда он попробовал металл на зуб с видом, будто понимает в качестве или вкусе серебра.

— Нашел нам провожатого. Так что допивайте и в путь.

Чонса раздраженно отодвинула стул, поднимаясь с места.

— Кого ищем хоть? — буркнула она, накидывая на голову капюшон.

— Твоего друга.

— У меня нет друзей.

Брок хмыкнул, ни капли не удивленный её цинизмом. В конце концов, это была правда.

— Ну здравствуй, Брок, — мужчина перед ними закрыл дорогу своей мощной фигурой. Возник словно из ниоткуда, испугал лошадей, а мальчика — Дина — довел до вскрика.

Старик вынул меч с неожиданной для него прытью. Одно движение руки — и острие застыло напротив горла странника. Чонса заинтересованно приподнялась на стременах.

— Не порежь моего пёсика! — раздался женский голос, — Лукас, нельзя! Чертов снег. Я бегу!

Мужчина откинул капюшон, открывая широкое бледное лицо. Дин изумленно ахнул, и не зря: волосы у него были белые, как снег, а глаза прозрачно-розовые. Он был альбиносом. Кожа, не тронутая солнцем, казалась светящейся, мороз вывел на ней сеточку сосудов. Он выглядел великаном, порождением льда, сошедшим с вершин гор. Женщина, вынырнувшая из-за занесенного снегом валуна, едва ли доставала ему до плеча, но в ней чувствовалась сила: то, как она взяла его за локоть и то, как аккуратно, одним пальчиком, отвела лезвие от шеи своего подопечного.

— Брок! Прости, я не могла его остановить! Как услышал, что в Дарру прибыл старик с ослиной задницей вместо лица, сразу побежал тебя встречать.

Чонсе она понравилась.

— Лидия. Где третий? — вместо приветствия отрывисто бросил Брок. — С малефиком всегда должны быть двое.

— Гилберт упал с коня и сломал ногу по пути на праздник. Поэтому мы пешком, ну этих тварей — клянусь, мой саврасый Василек попросту ненавидит меня! А Гилберт сейчас в Йорфе, — она шагнула навстречу им, размашисто, уверенно. Лукас следовал за ней с медлительностью белого медведя, ленцой, свойственной всем крупным людям. Быть сонливыми — это прераготива хищников, добыче же всегда приходится двигаться.

Лидия носила теплую повязку поперек лба, что закрывала уши и мешала тёмным волосам падать на лицо. Она протянула руку Броку, и тому пришлось спрятать меч в ножны, чтобы пожать ее.

— Чертовски рада видеть тебя целым и невредимым!

Её темные глаза ненадолго задержались на Чонсе. Это был внимательный, исследующий взгляд. Лукас улыбнулся открыто и широко, и Шестипалая ответила ему тем же. В последний раз она видела его лет пять назад, и с тех пор он будто бы стал ещё белее и уж точно — больше. Но малефика помнила его другим: перепуганным и с обожженной солнцем кожей, еще совсем мальчишкой, рыдавшим после «макания ведьм» так, что ей приходилось баюкать его на руках, как маленького. Ребёнок превратился в невероятно интересного молодого мужчину. Был совсем мальчишкой, слюни-сопли-слезы, а теперь челюсть такая тяжелая, что почти квадратная, хоть ледники ломай.