Точка на черном - Григорий Булыкин

– Знает! Обязательно знает. Боится… – Я сел напротив Чхеидзе.

– Конечно, знает. Конечно, боится. Но кое-что он нам сказал.

– ?..

– То, что пистолет «пропал» полторы недели назад…

18. СНАЧАЛА БЫЛ ХАОС. (Илюхин)

В самолете я отлично выспался. И, может быть, поэтому сразу же почувствовал, что Чхеидзе и Шимановский предельно измотаны. Шли седьмые сутки, как мы включились в это дело.

– Давай, лейтенант, докладывай. Сначала о земельных участках. Отрыли что-нибудь?

– Сам заместитель начальника главного управления БХСС вручил, – я протянул Шимановскому отдельный конверт, – Так и сказал: «Для Шимановского подобрали с третьей космической скоростью. Пусть ценит. Обязательно передай».

Шимановский тотчас же вскрыл конверт. Быстро перечитал две странички, вложенные в него.

– Очень любопытно. Очень… «Отдел инвентаризации райисполкома допустил ряд оплошностей, занизил в отчетностях количество выделенной земли гражданам Саидову, Малыгину, Бабаеву»… И еще доброй дюжине. И документация на частное строительство оставляет желать лучшего, чтобы не сказать больше. Несколько участков было выделено незаконно. Решение аннулировано… Заведующему бюро вынесен строгий выговор… Очень интересно… Так, Илюхин, давай шпарь дальше.

Я, как мог короче, поведал о разговоре Липиеньша с проводницей в вагоне поезда «Адлер – Москва». Один из ее пассажиров, подвыпив, устроил в ресторане дебош. Был оштрафован. Согласно протоколу, составленному работником линейного отделения милиции станции Кромы, им оказался некто Натик Кадыров, проживающий в Энске.

– В списке отъезжающих он не значится, – бросил реплику Чхеидзе.

– Очень интересно… Дальше, – Шимановский потер затылок, – эти застолья… Трещит, проклятая. Я больше не завидую Дионису. Постоянная изжога к тому же…

Дальше я обрисовал словесный портрет некой Ларисы Овчинниковой, которая, по словам специалистов-стрелков, в частности Егорова Л. П., могла бы обставить девять из десяти мужчин в стрельбе из короткоствольного оружия. В 1978 году она, призер зонального состязания, угодила в тюрьму за то, что в городском парке убила из стрелкового спортивного оружия семь зимовавших там уток. Хотела доказать кому-то свою любовь. После освобождения вышла замуж… Спорт бросила. Развелась. Нынешний адрес неизвестен…

– Странный способ доказательства любви, – Шимановский обернулся к Чхеидзе. – Нет ее в твоем списке?

– Нет, – вполне серьезно ответил Чхеидзе.

В дверь гостиничного номера, где мы беседовали, постучали.

– Разрешите? – Весь дверной проем заполнил усатый, как артист Кикабидзе в фильме «Мимино», майор. – О, и товарищ корреспондент здесь? – Он помялся… – Я не вовремя, товарищ Чхеидзе?

– Вовремя, майор. В точку, – ответил за него Шимановский.

Высоченный усач недоуменно посмотрел на Чхеидзе.

– Не удивляйтесь, Сандро… Гурамович, кажется? Я – подполковник Шимановский,

Посмотрели бы вы на майора! Не у каждого встретишь такую выдержку. Шелаури совершенно естественно произнес:

– Жду приказаний, товарищ подполковник, – словно он к таким метаморфозам привык с детства.

– Значит, так… – И Шимановский коротко изложил все события минувших семи суток.

– Все понятно, майор?

– Так точно, товарищ под…

– А теперь забудь, Сандро, дорогой мой хозяин, что я это я. Перед тобой журналист. И точка. Но приказания будут. Осторожно выясни, где был Натик Кадыров предыдущую неделю. Это первое. Не сходится ли словесный портрет Овчинниковой с обликом какой-нибудь женщины в вашем городе. Это второе. Третье. Выпусти Чехоева.

– Чехоева?

«– Да. Посудите сами, друзья мои. Некто, изъявший из тайника Чехоева оружие, о чем Артем прекрасно знает, взял пистолет на дело на всякий случай. Для уверенности. О том, что он будет пущен в ход, – если дело неудачный оборот примет, – он тогда не помышлял. Теперь же, когда на нем висит убийство, он просто обязан убрать изначальное звено из цепочки происшедшего. Ведь только Чехоев ведает, кто взял оружие…

– А, может быть, все-таки не ведает, – Чхеидзе пожал плечами, – предположим и такой вариант…

– Ведает. Если правда, что он хранил пистолет десять лет в тайнике, то ведает…

– Но он же сразу побежит к этому неизвестному, чтобы рассказать ему о допросе.

– Логично. Может побежать. А тот может его спокойно убрать.

– Ну, а если объяснить ему что к чему? – Шелаури впервые нарушил молчание. – Если ему вот так же толково объяснить, что его ожидает, он расскажет все.

– Что ж, веское слово сказал майор. Тут нужно подумать… Но пока – Натик и Овчинникова.

Когда Шелаури вышел, Шимановский спросил Чхеидзе:

– Сколько ты оставил в своей картотеке из уезжавших и вернувшихся?

– Четырех. Плюс еще трое, пока еще не вернувшихся.

– А этот Слепнев из парка, выяснилось, куда он исчезал?

– Нет.

– Так вот, Илюхин. Берись за Слепнева. Ты у нас, кажется, как ревизор минкультовского КРУ проходишь? Вот тебе и карты в руки.

…Больше всего допекало меня солнце. Мы сидели со Слепневым на открытой веранде его дома и пили чачу. После часа беседы о финансовых отчетностях по парку и двух-трех моих реплик, свидетельствующих, что я ценю многие блага жизни, Слепнев, признав во мне своего, сказал:

– Пошли-ка ко мне домой. Там я сам за тебя отчет составлю, а ты попробуешь хорошей чачи. Лады?

Я знал, что ОБХСС считает Слепнева человеком мелкокорыстным. Нередко он клал выручку от аттракционов – качелей и миниатюрного чертова колеса – себе в карман. Рублей десять-пятнадцать, не больше. Но нас он заинтересовал не по этой части: Слепнев исчезал в роковые дни убийства.

Итак, мы сидели на веранде небольшого слепневского домика – очень скромного по местным понятиям – и пили чачу. Я уже знал, что от него чуть было не ушла жена. Связалась с местным подонком. Затем переключилась на другого подонка. Затем вернулась к нему, Слепневу.

– А я кто? Я тоже, стало быть, подонок, раз принял ее… И что ты думаешь, Юрочка? Она опять исчезла недели две назад! Я поехал в Сочи, искал ее там. Бесполезно. Сволочь. Вернулась тощая, как сука после того, как… – и далее он выпалил такую тираду, что, казалось, должны покраснеть ласточки, кружившие над нами.

– А ты бы, Гриша, выдал ей по первое число!

– Выдашь ты ей… Она любому сама выдаст… И люблю я ее, Юра! Чехоева ей простил. Ису простил, паука! А она снова… – Он ударил кулаком по столу. – Снова! Снова!

Я сидел не шелохнувшись. Любовница Чехоева и еще какого-то паука-Исы. Исы… Исы… Уж не Исы ли Алигаджиевича?!

Мне захотелось тут же вскочить с места и броситься в гостиницу, где сидел Чхеидзе. Усилием воли я сдержал себя.

– Этот Иса – местная шишка в райисполкоме, он ее в Адлер возил, в ванной с шампанским купал! Она мне сама говорила, Лерка…

– Врет, Гриша… Лера – это Лариса?

– Валерия… Валерия Сацкова… А фамилия, Юрочка, какая уцепистая?!

(Я разочарованно вздохнул. Нет, не Овчинникова. Так, дорогой мой, не бывает…)

А солнце палило нещадно, словно наказывая меня за то, что я выдавливаю из чужой беды оперативные данные для розыска. И мне было стыдно. Шимановский, когда я докладывал ему о встрече, понял это.

– Ничего не поделаешь, Юра. Главное – это хорошо, что тебе было стыдно, поверь мне. Сколько ты в розыске? Четвертый год… Что же делать, Юра…

Он сильно сдал, Вадим Сергеевич. Прошлую ночь, предшествующую моему прилету, они с Чхеидзе пешком отправились на дачу Чехоевых, кое-как разыскали ее. В подвале действительно один кирпич в кладке легко вынимался, открывая узкое пространство тайника… Затем пешком добирались до города. А потом прилетел я…

– Итак, сначала у нас был хаос. Вполне библейское начало. Теперь же мы видим возникшее из него нечто, – сказал Шимановский.

– Я не вижу этого нечто, Вадим, – сказал Чхеидзе.

– Ты имеешь в виду конкретно подозреваемых? Но есть то, о чем говорил нам заместитель министра: «Выявляйте позицию. Жизненную позицию тех, кто попадает в поле вашего зрения. Их позиция – это мотивы преступления. Главное – позиция». Что мы имеем? Титаренко явно использовал свои командировки, чтобы «доить» местных деляг. Ты смотри: он не написал ни одного материала в связи со своими «поисками истины». Обходился мелкой, неожиданно попавшей к нему в сети рыбешкой. А приезжал-то по делам ого-го! Скупка шерсти… Перепродажа овощей… Наконец, последнее – незаконно выделенные земельные участки и частное строительство непонятно на какие шиши. Ведь видел он, что «домик» Бабаева, например, построен на тысяч пятьдесят, не меньше. А Бабаев получает сто десять рублей в месяц! Прошел бы профессионал-фельетонист мимо такого факта? Нет! Да он и не прошел мимо. Он просто замолчал это.

Шимановский перевел дух. Утер салфеткой свою сверкающую лысину.

– Он обошел и объездил в последний приезд два десятка земельных участков, выделенных, как мы теперь знаем, незаконно. Замолчал он и этот факт… Теперь – некто Иса Алигаджиевич. Скромненький домик. Старенький «Москвич». Ангел. Но на совести этого «ангела» – покровительство тем, кто незаконно владеет земельными участками и кто, бог знает, на какие деньги отгрохал дачи в два этажа. Впрочем, владельцы этих дач работают, как лошади, – этого не отнимешь. Но земли-то у них – поместья! А липовую документацию на эти поместья составляет и оформляет Иса Алигаджиевич, так упорно возникающий на нашем горизонте. Что же, даром в петлю лезет? Это, братцы, и есть позиция, ее реальное выражение. Вот тебе и герои, Стенан. Вопрос другой, где между ними связь? Вот это, конечно, вопрос. Так на то мы и профессионалы, а, Илюхин?!