И в болезни, и в здравии, и на подоконнике - Юлия Стешенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимательно наблюдающий за Стэном блондинистый лось жизнерадостно оскалился.
- Немного эклектично, правда? В нашей организации есть автомобили для любой ситуации.
Стэн попытался вообразить ситуацию, в которой понадобится родстер из коллекции Гитлера. Мозг на мгновение завис и выдал синий экран.
- Сейчас возьмите что-нибудь незаметное, чтобы не выделяться.
- Что? – растерянно переспросил Стэн. Теперь его вниманием завладел ярко-розовый «Вранглер» с гигантским кенгурятником и гирляндой прожекторов на раме. Ни на что другое ресурсов мозга не хватало.
- Да что угодно. Вам что-нибудь нравится?
- Может, вот этот? – Ругер нежно погладила хвостовой плавник здоровенного трехсотого «Крайслера».
- Ага. А потом углубим окоп и поселим туда кита. Чтобы не разрушать это скромное очарование буржуазии. Простите, мистер Паттерсон. Я ничего не имеют против… против… короче, ничего личного.
- Да. Я понимаю, - усилием воли Стэн ослабил окаменевшие челюсти. - «Крайслер» действительно как-то чересчур, вы правы.
Мисс Ругер разочарованно вздохнула.
На самом деле Стэн ее понимал. «Крайслер» был охрененный. Он бы и сам на таком прокатился. Вот только незаметным это чудовище точно не являлось, и в скучном городском траффике выделялось, как эрегированный хер на лесбо-вечеринке. Эффектная, в общем, штука.
- Можно «Тойоту Короллу» взять. На такой половина Нью-Йорка ездит.
- Отлично, - халкообразный Манкель сунул руку в карман, пошарил там пару секунд и вытащил ключи. – Тогда это ваше.
У Стэна отвалилась челюсть.
Это что, блядь, розыгрыш такой? Или у всех машин один универсальный ключ? А может, это какой-то психологический трюк, и Манкель заранее знал, какую машину выберет Стэн? Версии проносились в мозгу одна за другой.
- Ага! Так вот что ты имел в виду, когда говорил про незаметность! – загадочно развеселилась Ругер.
- Ха-ха. Очень смешно, - смущенно передернув плечами, Манкель сунул Стэну ключи. – Вот, забирайте. Удачи.
И ушел. А Стэн остался стоять, сжимая в кулаке брелок. Больше всего ему хотелось спросить: «И что это, нахрен, было?». Но задавать вопросы было неловко, а Ругер уже топталась рядом с «Тойотой», поэтому Стэн задвинул сомнения поглубже и сунул ключ в замок. Раздался щелчок, и дверца приветливо распахнулась. Окаменев лицом, Стэн уселся на водительское место.
- Куда поедем, мэм?
Ругер плюхнулась в кресло, поерзала, зачем-то сунулась в бардачок, чуть не похоронив салон под ворохом парковочных талонов.
- Давайте для начала к Национальному музею американских индейцев.
И Стэн дал.
***
Учить меня было некому. Я читал конспекты и книги отца, но все, что там было, требовало изначального присутствия магии. А у меня ее не было. И тогда я начал искать. Пока другие подростки проводили вечера в шумных компаниях, я не вылезал из библиотек. И читал, читал, читал… Я собирал знания по крупицам, составляя из обрывков огромный многоцветный паззл.
Важна была любая деталь: время и место ритуала, форма сигиля, толщина линий, состав благовоний. Я лично следил за тем, как ковали мой нож – потому что сделать это надо было на седьмой день убывающей луны, в третий час пополуночи, и остудить лезвие в свежей гусиной крови. Не думаю, что мастер соблюдал бы все эти странные требования, несмотря на тройную оплату. Но я не позволил ему нарушить правила.
Сотни прочитанных томов, тысячи экспериментов, бесконечные горы тетрадей, исписанные результатами моих наблюдений… Но самым сложным было не это. Самым сложным было зарезать курицу. Она была теплая и дышала, под невесомыми шелковыми перьями я чувствовал биение ее пульса. Курица испугано моргала круглыми, как пуговицы, глазами, и странно вытягивала шею. Как будто понимала, что ее ожидает.
Я гладил черные с зеленоватым проблеском перья и успокаивал ее как мог. А потом будильник на мобильнике пропищал, и я взял нож – пятнадцать дюймов в длину, из чистого железа, с рукоятью из елового дерева. Руки у меня дрожали, а на глаза наворачивались слезы. Мне было жаль эту курицу. Но я перерезал ей горло.
Получилось это удивительно легко. Отточенный до бритвенной остроты металл разъял кожу и тонкие, слабые мышцы, перерезал трахею и вены. Кровь плеснула пульсирующим потоком, и я подставил под него хрустальную чашу. Курица дергалась и загребала лапами, как будто пыталась убежать, крылья у нее дрожали, а клюв открывался медленно и беззвучно. Я не знаю, что она хотела: закричать или вдохнуть. В любом случае она не сделала ничего.
Курица просто умерла. Я хотел бы обойтись без этого, но таковы правила Искусства. За силу и знания мы платим горячей, пульсирующей, трепещущей жизнью, и последние минуты ее – страдание и несбыточная надежда на избавление.
Мой первый обряд не пришел к логическому завершению. Я сказал все нужные слова, выполнил все действия и сжег столько благовоний, что комната на долгие недели провонялась паленым иссопом. Но те, кто слушали меня с другой стороны, не пришли. Но стояли они так близко, что я ощущал натяжение Завесы. Она колыхалась и дрожала, готовая расступиться, и сила текла сквозь нее широкой рекой. Комната наполнилась магией. Моей магией.
Глава 6
Когда Стэн подъехал к дому, в окнах уже горел свет. Стэн припарковал машину, достал из-под сидения смятый кофейный стаканчик и медленно поднялся на крыльцо. Перед дверью он постоял, глядя, как гаснут на небе последние чахоточные блики заката.
Мимо проехал «Фольксваген Пассат». Мистер Робинсон возвращается домой с работы.
Откуда-то из темноты, слева, залаяла собака. Фолксы гуляют со своим старым ретривером.
В доме напротив миссис Бриггс подошла к окну и задернула шторы – так же, как делала это каждый вечер в течение вот уже пятнадцати лет.
На этой улице никогда ничего не меняется. Как будто смотришь одно и то же скучное кино.
Когда-то Стэн был персонажем этого фильма. Он тоже выходил из дома в одно и то же время, двигался по графику от пункта к пункту: школа – хоккей – уроки – друзья – ужин – кровать. Все было просто, легко и понятно. А потом Стэн ушел
