Безмолвный пациент Клинической Больницы - Наталина Белова

скромную непонятливость, но как вы себе представляете лечение Элисон, если она даже не разговаривает и ни на что не реагирует? — редко проговорил он, обращаясь к Дринде.

— А вы не знаете терапия никак не ограничивается беседой, — спокойно пояснила она. — В первую очередь нужно создать безопасную благоприятную среду. А что касается живого общения, основной поток коммуникации происходит через невербальные источники — это вы и без меня прекрасно знаете.

— Ну удачи, тебе приятель, — буркнул Крист, вскинув на меня недоброжелательный взгляд. — Она тебе ещё понадобится.

4.

— Добрый день, Элисон! — поздоровался я.

Прошло лишь всего несколько дней с тех пор, как Элисон снизили дозу седативного препарата, но эффект был всё — же очевидным. Движения стали быстрее, с глаз словно спала белая пелена — взгляд сделался чётче и намного яснее. Элисон превратилась в совершенно другого человека.

Элисон стояла на пороге кабинета с Юрцевым и смотрела на меня во все открытие глаза, словно видела меня впервые: изучала каждую мою черточку, явно прикидывая, что я за человек. Интересно, что в тот момент творилось в голове Элисон? Судя по всему, вердикт мне вынесли положительный: она решилась зайти внутрь и даже села в кресло без какого — либо приглашения. Я кивнул Юрцеву, давая понять, что он наконец свободен. Медбрат ещё немного постоял в кабинете, а потом вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мы с Элисон сидели напротив друга. И какое-то время молчали. За окном барабанил дождь, и в неполной тишине было слышно, как по стеклу барабанят капли дождя.

— Как вы себя чувствуете Элисон? — спросил я.

Глава 10

На мой поставленный вопрос я не услышал ответа от Элисон. Широко распахнутые глаза Элисон смотрели на меня в упор, не мигая. Я уже собирался задать очередной вопрос, когда меня тут — же осенило: нужно перебороть соблазн заполнить пустоту словами. Просто поддерживать молчание, сидя рядом с ней. Я должен был наладить общение с Элисон каким-то другим, нелиберальным, путём. Необходимо было донести до неё мысль, что говорить было не обязательно, что мы можем вот так спокойно сидеть рядом, что здесь безопасно и я не причиню никакого ей вреда. Только завоевав доверие Элисон, я смогу двигаться дальше. И это займёт время, процесс не будет долгим и рутинным. Дело пойдёт на лад. Медленно, но в итоге мы сдвинемся с мёртвого пути как айсберг.

Мы с Элисон сидели в тихом молчании. В висках у меня начинало неприятно пульсировать. Первый вестник начинающейся головной болью. У меня какой-то красноречивый симптом. На ум пришла одна лишь фраза Рутины: «Хороший психотерапевт восприимчив к чувствам пациентов, но присваивать их себе нельзя». Получалось, что пульсация в моей голове — вовсе не моя головная боль. Она принадлежала Элисон. И тут на меня накатила угрюмая волна тоски, осталось единственное желание — умереть, умереть, умереть… Я прекрасно понимал, что и это вовсе не мои переживания. Я ощущал то, что происходит с Элисон. Сидел и молчал, а голова раскалывалась от жуткой адской боли, желудок скручивался в тугой узел… Казалось, прошла целая вечность. Наконец я взглянул на часы: сорок шесть минут уже истекли.

— На этом мы пока завершим, — произнес я.

Элисон опустила голову и уставилась на колени. И я больше не выдержал.

— Я здесь, чтобы помочь тебе! — горяченно, искренне прошептал я. — Пожалуйста, Элисон довертись мне! Я хочу открыть вам глаза на правду.

«Вы никогда не сможете мне помочь! — кричали в ответ её глаза. — Взгляните на себя: вы едва справляетесь с самим собой! Притворяетесь таким мудрым, будто знаете всё на свете, а на самом деле лечить нужно вас! Вы безумец! Подлый обманщик! Лжец! Лжец…»

Я долго смотрел в глаза Элисон — и внезапно понял, что весь сеанс не давал мне покоя. Психотерапевты довольно быстро учатся распознавать признаки душевного расстройства: от особенностей поведения до речи и нехорошего блеска в глазах. Мы сразу подмечаем слишком тревожный взгляд, страх, помешательство. В случае с Элисон, несмотря на долгие годы лечения, на всё то, что она сделала и пережила, её глаза оставались такими — же чистыми, словно в небе в ясный летний день. Элисон не была сумасшедший! Так что же тогда с ней случилось? Что читалось во взгляде этих голубых глаз? Я никак не мог подобрать верного слова. Ее глаза… Сводили меня с ума.

Прежде чем я сумел сформулировать свою мысль, Элисон вскочила с кресла и бросилась на меня, хищно вытянув руки. Я даже не успел отодвинуться в сторону, и мы упали на пол. Я с грохотом стукнулся затылком Элисон, обрушившись сверху всем своим весом, в исступлении схватила мою голову руками и начала бить об пол: ещё, и ещё, и затем ещё. Потом стала царапать моё лицо, давала пощечины. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы сбросить её с себя.

Я отполз к столу и наконец добрался до портативного датчика сигнализации. Однако нажать на кнопку я не успел — Элисон выбила устройство из моих рук.

Её пальцы, будто клещами, сдавливали моё горло, душили я начал задыхаться.

— Элисон… — Прошипел я, тщетно пытаясь дотянуться до заветной кнопки.

Её руки ещё сильнее сомкнулись на моей шее. Я тянулся к устройству, но не мог достать до неё. Её пальцы сжались ещё сильнее — у меня не хватило дыхание. И вдруг мне каким-то чудом удалось извернуться. Я схватил устройство и нажал на кнопку. Оглушительно взвыла сирена. Будто сквозь вату я услышал, как открылась дверь и Юрцев прокричал, что тут нужна помощь. Элисон оттащили, разомкнув её руки, и я жадно глотнул воздуха.

Чтобы скрутить Элисон, понадобилось три медсестры — Элисон извивалась, дралась и брыкалась, как словно одержимая. В тот момент Элисон ничем не напомнила человека — скорее какого-то дикого зверя, разъярённого чудовища. В кабинет ворвался Крист и сделал ей укол. Элисон потеряла сознание. Наконец-то всё стихло…

— Сейчас немного пощиплет, — предупредил Юрцев, открыв флакон и пропитывая жидкостью марлевую салфетку.

Мы сидели в «апларинариуме», и Юрцев собирался обработать мои кровотачище царапины. Едкий запах напомнил мне о школьном медицинском кабинете, куда я часто попадал с содранными локтями и коленками после «сражений» на игровой площадке. До сих пор помню ощущение чудесного тепла и уюта, когда школьная медсестра обрабатывала и забинтовывала мои боевые раны, а потом в подарок за мою храбрость вручала леденец из жженого сахара.

Обжигающая боль от антисептика резко вернула меня к суровой действительности. Увы, мои нынешние