Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери! - Елена Княжина

– Куда? – выдохнула ошеломленно, утопая в золотистых омутах.

– Увидишь. Там красиво, разве что прохладно. И суровое море бьется о скалы. Тебе понравится, колючка, – шептал, торопливо щекоча губами веки, виски, скулы, подбородок…

Я чуть не задохнулась от хлынувшей в меня нежности. Неужели это все происходит на самом деле? Со мной?

– И там… там все будет. Когда захочешь. Когда сама захочешь.

Глава 36

Глава 36

Ноги еще дрожали, когда я выбралась из палаты Рэдхэйвена. Я надула и сдула щеки, пытаясь прийти в себя. Уффф… Последние дни (и ночи!) очень непохожи на все, что случалось со мной ранее.

Дежурный целитель, что потревожил нас с Даннтиэлем, уже ушел. Я заскользила пальцами по стенке, ориентируясь на экран впереди, прикрывающий вход к Мюблиуму. Там, за ним, начиналась воздушная галерея, что вела в спальное крыло. Если топать в этом направлении, рано или поздно я попаду в свою постель.

Проходя мимо палаты старого профессора, я услышала недовольное бормотание. Кто-то ходил, шаркая, по комнате и чему-то возмущался. Экран был сдвинут в сторону, оставляя щель для ночных дежурных, и я не смогла побороть любопытство. Да-да, то самое, которое убило каффу. И, вероятно, не одну.

– Профессор Мюблиум? Как вы? – тонко прошептала в светло-серую дымку, заполонившую палату.

Меня еще пошатывало от головокружительного поцелуя, и все вокруг казалось немного нереальным. Туман шел от артефакта, напоминавшего высокий узкий чайник. Внутри него побулькивало белое зелье, а создаваемый пар пах целебными травами.

– Какой же я идиот! Расшатался… Разболтался… – бубнил он, путаясь и в ногах, и словах. Ничего вокруг не замечая, профессор запинался о собственную кушетку, разворачивался и возвращался к окну. – Он теперь закрыт! И все из-за меня… Ой, нет, не то. Как наоборот, душечка?

Он резко обернулся и посмотрел прямо в глаза, и я изумленно распахнула рот. Не факт, конечно, что Мюблиум меня признал. Может, вообще за призрака принял в этом тумане. Но поинтересоваться моим мнением это ему не помешало.

– Открыт? – подсказала осторожно, заходя внутрь.

Надо, наверное, уложить его обратно в постель и позвать дежурного целителя, пока он себе чего-нибудь в тумане не разбил.

– Точно! Или раскрыт… А может, разверзнут? – он почесал седой висок и устало наморщил лоб. Словно не первый час пытался решить сложную задачку, что никак ему не давалась. – И он такой весь… Как объяснить? Ох, не помню слово! Дырявая голова!

Я сочувственно вздохнула и поднесла ему стакан с водой. Это самое страшное, что может случиться с великим умом. Забвение.

– Помоги, душечка, – вдруг схватил меня за локоть и подтянул к самому своему носу. Вперил в меня безумные водянистые глаза, пытаясь разглядеть. – Тусклый… но только наоборот.

– Блестящий?

– Умница! Ух, как он сверкает! – воскликнул тот восторженно и отпустил наконец мой локоть. – Но тот, другой, тоже хочет себе такой блеск. Понимаешь, душечка… оно ведь каждому хочется. Да не каждому дано.

– Не понимаю, но очень сильно пытаюсь, – заверила старика, у которого от напряжения уже жилка на виске вздулась.

– Но когда спешишь, все выходит плохо. Никогда не торопись, делая что-то важное, душечка! – он строго погрозил мне дрожащим пальцем. – Ему пришлось… пришлось поторапливаться… Видишь ли, она потерялась. Ах, нет же…

– Нашлась? – я уже уловила «обратную» систему. Многие слова он помнил наоборот.

– Нашлась! Обнаружилась сама по себе, представляешь, деточка? – его изможденное старческое лицо озарилось ликованием. – Небывалое!..

– Кто обнаружился, профессор?

– Яра…

– Яра? – наморщила лоб.

– Не просто «яра»! Не перебивай, душечка, – сердито пропыхтел профессор и пустился в обратный путь к окошку, сбивая углы. – Ира… Ния…

– Все три нашлись? – догадалась радостно.

– Ирнийяра! Какой запах… Ммм… – он помахал над чайником-артефактом, направляя душистый пар себе в ноздри. – Нашлась… нашлась…

Я попятилась к выходу, а он продолжал бормотать незнакомые слоги, переплетая их между собой и создавая новые «яррины», «нииряны» и «ирянии».

***

Утром я быстро умылась, оделась в свежее и впихнула в себя пару крекеров, позаимствованных у Фиджа. И сразу направилась знакомым маршрутом.

Даже секунды не потратила на попытку переубедить ноги, чтобы те повели меня… ну, скажем, на завтрак. Или в библиотеку. Да хоть на полигон! Знала, что дело гиблое. И спустя некоторое время оказалась перед заветной дверью варховой палаты.

Даннтиэль нашелся у окна с чашкой кофе. Он уже был переодет в свою привычную черно-золотую одежду с эмблемами в самых неожиданных местах. И загар как будто вернулся на место.

– Мисс Ламберт, – задумчивое лицо хитанца тронула улыбка, и мне показалось, что он по-настоящему рад меня видеть. – А я уж было решил, что вы начнете меня избегать. Собирался отправиться на поиски, как только допью кофе и получу официальную выписку.

– Я подумывала об этом, – призналась без увиливаний.

Правда подумывала на рассвете, проснувшись с кружащейся головой. Та всю ночь не останавливала вращение.

– Хорошо, что передумали.

– Я вчера, когда… когда ушла отсюда, – потерла щеки, уговаривая их не краснеть, – виделась с профессором Мюблиумом. Он говорил что-то странное, может, хоть вы поймете.

– Что именно? – Даннтиэль поставил чашку и сделал два шага ко мне. – Я наведывался к нему не раз, но Финиус все время спал или неразборчиво бредил в постели.

– Вчера он ходил по палате! Сам. И пытался вспомнить слова, – призналась ему, присаживаясь на кресло у небольшого кофейного столика.

Палата Рэдхэйвену досталась просторная, чистая, но вчера мне запомнилась только кушетка. И потолок. И сползающая с Даннтиэля простыня.

– Какие слова, Эйвелин?

– Что-то про открытый блеск и каких-то Нию, Иру и Яру, которые вдруг нашлись и теперь вкусно пахнут. Но, может быть, пахли и не они, – я развела руками. – Там еще чайничек был. С травками.

– Ир-Нийяра? – лицо Рэдхэйвена заметно побледнело, и загар снова сбежал. Какой непостоянный, ей Варху!

– Точно! Она самая. Что за очередное исчадие Тьмы? – наморщила нос, вспоминая морок Кхи-Гарда. У них у всех имена – язык сломишь. – И чем она пахнет?

Данн задумался и молчал не меньше минуты, изучая пальцы на своих босых ногах. Обуться он не успел, ботинки стояли у кровати. Затем решительно взлохматил волосы