Прах человеческий - Кристофер Руоккио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же легко многократно начинать все заново!
Но, как мы с вами прекрасно знаем, у всего есть конец.
В который раз мне хочется выбросить весь свой труд в море. Каким же неполноценным кажется мне этот документ! Жалким, испорченным моими слабыми, человеческими руками и глазами. Недостойным памяти тех людей, которых я знал.
Моих товарищей.
Даже оставшись один, я не хочу продолжать.
Как тогда мне не хотелось отвечать на сообщение.
Но я ответил.
И теперь я попытаюсь продолжить.
Глава 31
Посланец
Первые вдохи всегда болезненны. Жидкость в легких, в носовых пазухах, во рту. Пусть она и насыщена кислородом, наш животный разум все равно паникует, все равно верит, что мы тонем. Медтехники перевернули меня на бок, и я отрыгнул голубую жидкость на белый пластик операционного стола. Процесс был не менее суров и унизителен, чем на Дхаран-Туне. А как иначе? Я был гол, дрожал от холода и непроизвольно мочился.
Затем наступила тьма.
Затем – свет.
– Где?
– Спокойно, милорд, – по-матерински ласково произнесла медтехник. – Не дергайтесь.
– Ничего не вижу.
– Скоро пройдет.
Я был в постели. Чистый. Сухой. В белом медицинском халате. На мне лежали тяжелые одеяла. Временная слепота после фуги была обычным явлением. В морозилке глаза часто деформировались. Мое зрение постепенно возвращалось; тьма тянулась к свету. Еще немного, и я смогу различить силуэт медтехника и очертания приборов в медике «Бури», похожих на статуи в тумане. Затем пройду тесты на восприятие и выпью положенный стакан имитированного апельсинового сока.
Начнется новая жизнь.
– Сираганон? – спросил я, повернув голову в направлении серой фигуры, которую принял за медсестру.
Я ожидал, что она кивнет. Но она помотала головой:
– Фидхелл.
– Фидхелл?
Я оставил указания не будить меня, пока мы не прибудем в конечный пункт нашего маршрута. В мысли проникла чернота темнее той, что перед глазами.
– Почему?
Никто ничего мне не объяснил, но я начал догадываться, что случилось. Один медик с кислой физиономией ввел мне стимулятор и приказал одеваться. На мой вопрос о Валке он ответил, что та еще в фуге, а Бассандер Лин и прочие офицеры постепенно пробуждаются. С Фидхелла пришел приказ переправить меня с «Бури» на станцию, как только я буду в состоянии совершить это недолгое путешествие.
– Разбудите доктора Ондерру, – сказал я медику.
– Приказ касается только вас, – ответил тот.
– А я даю вам новый приказ! – огрызнулся я; адреналиновый коктейль уже начал действовать. – Если на Фидхелле желают видеть только меня, я отправлюсь один, но доктора вы все равно разбудите. Ясно?
Он сглотнул.
– Милорд, распоряжения получены от более высокой инстанции, чем вы.
– Где трибун Лин?
– В медике, – ответил офицер с таким видом, будто только что отвечал на этот вопрос. – Он еще не пришел в чувство.
Я буркнул нечто нечленораздельное, подбирая слова. Прошла эпоха, когда я командовал Красным отрядом. Экипаж этого корабля и этот человек не подчинялись мне.
– Мы с вами еще поговорим, когда я вернусь, – процедил я после напряженного молчания.
Мне не понадобилось много времени, чтобы одеться и вооружиться кинжалом и пистолетом. Четверка легионеров в белых масках встретила меня в коридоре и, клацая подметками, сопроводила по темным коридорам и латунным лифтам к пусковой шахте, где дожидался шаттл.
Время тянулось, словно в серой дымке. От препаратов, которые мне ввели, чтобы разбудить и предотвратить головную боль и тошноту после фуги, я чувствовал себя так, будто моя душа и тело разделились. Я как будто смотрел на Адриана Марло – нелепую, похожую на ворона фигуру с черно-белой гривой волос – со стороны. Он пристегнулся в кресле ближнемагистрального шаттла класса «Цапля».
Мы мигом отделились от «Бури». Направляющие огни внутри шахты стремительно пронеслись мимо, уступив место звездам – белым, серебристым и красным самоцветам на фоне тьмы.
Фидхелл сиял бело-голубым светом – холодный снежок, вращающийся вокруг отдаленной желтой звезды. На темной стороне мерцали редкие огни шахтерских поселений, а вот светлая выглядела почти нетронутой человеком. Там раскинулась безграничная тундра.
Станция «Фидхелл», напротив, блестела впереди скоплением серебристых башен. Одни тянулись ввысь, другие словно падали вниз. Некоторые под прямыми углами торчали из центрального кольца, как спицы громадного колеса. Вдоль кольца на якоре стояли корабли, по сравнению с «Бурей» казавшиеся крошечными.
Мои сопровождающие почти всю дорогу молчали. Следуя их примеру, я тоже молча сидел у иллюминатора и наблюдал за приближающейся станцией. Мне были хорошо знакомы темные ромбы кораблей шахтерской гильдии и длинные мачты судов консорциума со сложенными серебристыми парусами. Многие корабли, и большие, и малые, отличались по форме, а их ливреи и отличительные знаки были мне незнакомы.
Вопреки моим ожиданиям, мы не пришвартовались у кольца, а направились к черному кораблю, стоявшему недалеко от станции. Он не был пришвартован по правилам, вместо этого соединившись с вращающейся станцией с помощью рукава, в котором размещался топливопровод. Даже с большого расстояния я узнал матовую черную окраску корабля легионов.
Он был невелик. Я пересчитал двигатели: два термоядерных, один варпенный, три ионных. Очевидно, перехватчик или малый эсминец, длиной около полумили от носа до кормы. В лагере на Картее таких было много. В отличие от «Бури» или «Тамерлана», они не были предназначены для перевозки большого количества солдат, на них служили небольшие экипажи.
Когда мы поравнялись с кораблем, Фидхелл и прожекторы нашего шаттла осветили латунные люки трюмов. Прищурившись, я разглядел над закрытыми створками остатки орудийной башни. Искореженные куски металла торчали так, будто башню с корнем вырвала чья-то могучая рука.
Черный ужас, поселившийся во мне с минуты пробуждения, шире распахнул пасть.
Наконец мы достигли открытого ангара. Включились парковочные двигатели, и мы оказались внутри.
Через несколько минут открылся шлюз, и мне навстречу вышел потрепанный мужчина с тяжелыми мешками под глазами. По его лицу и красной униформе я сразу все понял.
Это был не сотрудник АПСИДЫ, которого мне приказали ожидать. Меня вызвали сюда по иной причине.
– Лорд Марло?
Голос мужчины был грубым, словно у говорящего камня. В каждом слоге чувствовалась усталость. Он ударил себя кулаком в грудь и
