Маленькие женщины. Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, сэр. У неё есть некоторый опыт, и она получила приз за рассказ в «Знамени Камня Красноречия».
– О, неужели? – И мистер Дэшвуд бросил на Джо быстрый взгляд, который, казалось, отметил всё, что на ней было надето, от банта на шляпке до пуговиц на ботинках. – Ладно, можете оставить это, если хотите. У нас на руках подобных вещей больше, чем мы можем сейчас пристроить, но я просмотрю это и дам вам ответ на следующей неделе.
Джо уже расхотелось «оставлять это» здесь, потому что мистер Дэшвуд ей совсем не понравился, но в сложившихся обстоятельствах ей ничего не оставалось, как поклониться и уйти, выглядя особенно величественной и гордой, как она обычно делала, когда была уязвлена или смущена. В этот момент она испытывала смешанные чувства, ибо по понимающим взглядам, которыми обменялись джентльмены, было совершенно очевидно, что её выдумка о подруге была сочтена хорошей шуткой, а смех, вызванный каким-то чуть слышным замечанием редактора, когда он закрывал за ней дверь, довершил её замешательство. Почти приняв решение никогда больше не возвращаться в это место, она отправилась домой и дала выход раздражению, энергично зашивая передники, и через час-другой достаточно остыла, чтобы посмеяться над случившимся, и стала с нетерпением ожидать следующей недели.
Когда она снова пришла, мистер Дэшвуд был один, чему она обрадовалась. Мистер Дэшвуд был гораздо бодрее, чем в первую встречу, что было приятно, и мистер Дэшвуд не был настолько поглощен сигарой, чтобы забыть о своих манерах, поэтому вторая беседа была гораздо менее напряжённой, чем первая.
– Мы примем это (редакторы никогда не говорят «я»), если вы не возражаете против некоторых исправлений. Рассказ слишком длинный, и если опустить отмеченные мной отрывки, он станет как раз подходящей длины, – сказал он деловым тоном.
Джо с трудом узнала свою собственную рукопись, настолько скомканными и исчёрканными были её страницы и абзацы, но, чувствуя себя как любящий родитель, которого просят отрезать ножки своему ребенку, чтобы он мог поместиться в новую колыбель, она посмотрела на отмеченные отрывки и с удивлением обнаружила, что все нравоучительные размышления, которые она бережно добавила, чтобы уравновесить большое количество романтических эпизодов, были вычеркнуты.
– Но, сэр, я думала, что в каждой истории должна быть какая-то мораль, поэтому я позаботилась о том, чтобы некоторые из моих грешников раскаялись.
Редакторская серьёзность мистера Дэшвуда сменилась улыбкой, потому что Джо забыла о своей «подруге» и говорила так, как мог говорить только сам автор.
– Люди хотят, чтобы их развлекали, а не поучали, знаете ли. Мораль не продаётся в наши дни. – Что, кстати, было не совсем верным утверждением.
– Значит, вы считаете, что этот рассказ сгодится с такими изменениями?
– Да, сюжет неизбитый, довольно хорошо проработан, язык неплохой и так далее, – любезно ответил мистер Дэшвуд.
– Что вы… то есть какое вознаграждение… – начала Джо, не совсем зная, как лучше выразиться.
– Ах да, ну, мы даём от двадцати пяти до тридцати долларов за произведения такого рода. Плата после публикации, – ответил мистер Дэшвуд, как будто этот момент он упустил. Говорят, что такие мелочи нередко ускользают от внимания редактора.
– Очень хорошо, можете его опубликовать, – сказала Джо, возвращая рассказ с довольным видом, потому что после работы по доллару за колонку даже двадцать пять долларов казались хорошей платой.
– Могу ли я передать моей подруге, что вы возьмёте ещё одну рукопись, если у неё найдётся что-то получше этого рассказа? – спросила Джо, не сознавая своей маленькой оговорки и ободрённая своим успехом.
– Хорошо, почитаем. Не могу обещать, что примем. Скажите ей, чтобы она сделала его короче и острее, и пусть забудет про мораль. Каким именем ваша подруга хотела бы его подписать? – спросил он небрежным тоном.
– Никаким, если можно, она не хочет, чтобы упоминалось её имя, и у неё нет псевдонима, – сказала Джо, невольно краснея.
– Конечно, как ей будет угодно. Рассказ опубликуют на следующей неделе. Вы зайдёте за деньгами сами или мне их куда-то отправить? – спросил мистер Дэшвуд, который испытывал естественное желание узнать, кто его новый автор.
– Я зайду за деньгами. Хорошего дня, сэр.
Когда она ушла, мистер Дэшвуд задрал ноги и сделал изящное замечание:
– Бедная и гордая, как обычно, но сойдёт.
Следуя указаниям мистера Дэшвуда и сделав миссис Нортбери своим прототипом, Джо опрометчиво нырнула в пенистое море сенсационной литературы, но благодаря спасательному кругу, брошенному ей другом, она снова вынырнула и не стала вести себя намного хуже, чем перед тем, как нырнула.
Подобно большинству начинающих бумагомарателей, она искала своих героев и декорации за границей, и разбойники, графы, цыгане, монахини и герцогини появлялись на её сцене и играли свои роли с такой точностью и живостью, как можно было ожидать от них. Её читатели не придавали особого значения таким мелочам, как грамматика, пунктуация и правдоподобие, и мистер Дэшвуд любезно разрешил ей заполнять колонки в его газете по самой низкой цене, не посчитав нужным сообщить ей истинную причину его благоволения, а именно то, что один из его писак, получив более высокий гонорар в другом издании, подло бросил своего редактора в беде.
Вскоре Джо стала испытывать интерес к своей работе, потому что её исхудавший кошелёк стал наполняться, а небольшие накопления, которые она откладывала, чтобы отвезти Бет в горы следующим летом, медленно, но верно росли с каждой неделей. Единственное, что омрачало её радость, было то, что она ни о чём не рассказывала своим домашним. У неё было ощущение, что отец и мать не одобрят её поведения, и предпочла сначала поступить по-своему, а затем покаяться. Было легко сохранить всё в тайне, потому что ни один её рассказ не был подписан её именем. Мистер Дэшвуд, конечно, очень скоро узнал, как её зовут, но пообещал молчать и, как ни странно, сдержал своё слово.
Она думала, что это не причинит ей никакого вреда, потому что она искренне хотела не писать ничего такого, чего бы ей пришлось стыдиться, и успокаивала все уколы совести предвкушением счастливого мгновения, когда она покажет дома, сколько заработала, и посмеётся над своей так хорошо хранимой тайной.
Но мистер Дэшвуд отвергал всё, кроме рассказов, вызывавших трепет, и поскольку трепета нельзя добиться иначе как путём терзания душ читателей, то для этой цели должны были быть подробно изучены история и любовные романы, происшествия на суше и море, наука и искусство, полицейские отчёты и пациенты психиатрических клиник. Джо вскоре обнаружила, что её невинный жизненный опыт дал ей неполное представление о трагическом мире, скрытой стороне общества, поэтому, рассматривая это с деловой точки зрения, она принялась восполнять свои лакуны со свойственной ей энергичностью. Стремясь найти материал для рассказов и будучи вынужденной сделать их оригинальными по сюжету, если не виртуозными в исполнении, она искала в газетах сообщения о несчастных случаях, происшествиях и преступлениях. Она возбуждала подозрения служащих публичных библиотек, спрашивая книги о ядах. Она изучала лица людей на улицах и характеры – хорошие, плохие и посредственные – всех, кто её окружал. Она копалась в пыли древних времён в поисках фактов или вымыслов, настолько старых, что они были всё равно что современные, и познакомилась с глупостью, грехом и страданиями, насколько ей позволяли её ограниченные возможности. Ей казалось, что она успешно преуспевает, но подсознательно начинала порочить некоторые черты характера, которые относились к самой сути женственности. Она жила в дурном обществе, пусть и воображаемом, её затронуло его влияние, потому что она питала своё сердце и воображение вредной и пустой пищей и быстро стирала налёт невинности со своей натуры преждевременным знакомством с тёмной стороной жизни, которая рано или поздно и так становится нам знакома.
Она начинала скорее чувствовать, чем понимать это, потому что частое описание страстей и эмоций других людей заставляло её изучать и размышлять о своих собственных – болезненное развлечение, которому здоровые молодые умы добровольно не предаются. Проступок всегда влечёт за собой наказание, и Джо была наказана, когда больше всего в этом нуждалась.
Я не знаю,
