ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика - Евгений Федосов

Вообще в этой войне было очень много странного, например, достаточная вооруженность боевиков российскими боеприпасами и оружием. В Чечне у сепаратистов были образцы военной техники, которые по существу еще не поступали на снабжение федеральных войск. Поражала и хорошая осведомленность о готовящихся с нашей стороны операциях. Даже «засекречивание» наших летчиков говорит о многом. Средства массовой информации, особенно «демократической» направленности, по сути, работали на боевиков. Корреспонденты газет и телевидения беспрепятственно брали интервью у руководства Чечни, а наши спецслужбы не могли почему-то установить места их пребывания. Имея контакты со многими летчиками, руководителями спецслужб ВВС, я чувствовал недовольство с их стороны. Вслух это не произносилось, но в воздухе висело слово «измена». Да и само мирное соглашение, подписанное Березовским и Лебедем в Хасавюрте, пахло изменой. Ясно было всем, что сепаратисты получали передышку. В дальнейшем это подтвердило, но это уже относится ко второй чеченской войне.

Создание системы государственных научных центров

Одним из первых указов Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина было упразднение отраслевого управления. Были ликвидированы оборонные министерства и Военно-промышленная комиссия, которая координировала всю деятельность, связанную с оборонным комплексом. ВПК четко организовывала всю производящую цепочку вооружений - от фундаментальных исследований институтов Академии наук до прикладных, которые вели научные центры в отраслях промышленности, конструкторских разработок в ОКБ и производства на серийных заводах. В процесс были вовлечены десятки тысяч предприятий, начиная, как говорят, «от руды» до выпуска сложного наукоемкого продукта.

Ликвидация ВПКразрушила всю вертикаль управления. Начался процесс акционирования в условиях отсутствия необходимой нормативной базы. Все очень быстро перемешалось в разных формах собственности, распались производственные связи между предприятиями, стали преобладать узкие интересы отдельных руководителей. Об интересах государства никто не вспоминал.

В наиболее трудном положении оказалась отраслевая прикладная наука. В каждой отрасли были головные научные центры. В авиационной промышленности это были ЦАГИ, ЦИАМ, ГосНИИАС, ЛИИ, ВИАМ, которые отвечали за свои научные направления, и в этих центрах была сосредоточена уникальная экспериментальная база в виде аэродинамических труб, стендов, летно-испытательных аэродромов, полигонов, моделирующих комплексов и т. д.

В судостроении таким центром был институт им. Крылова, в электромашиностроении - Всесоюзный энергетический институт, в атомной промышленности - научные центры Арзамас-16 и Челябинск-70, в ракетно-космической области - ЦНИИМАШ и Центр им. Келдыша и т. д.

Общим для всех этих научных центров было наличие очень энергоемкой, сложной, уникальной экспериментальной базы, предназначенной для отработки сложных технических систем, создаваемых в промышленности. Для «чисто» научных исследований она была явно избыточна. А ОКБ, как правило, не имели подобных уникальных установок. Эта экспериментальная научная база создавалась десятилетиями, на нее был потрачен не один десяток миллиардов рублей, и по существу это было общенациональное достояние. Но руководство страны об этом просто забыло. И центры были предоставлены сами себе, хотя никакая коммерческая деятельность не способна содержать такую сложную экспериментальную базу. Нужна помощь государства.

Пользуясь статусом академика и имея достаточные контакты с руководителями научных центров, я решил их собрать в ГосНИИАС. На мой призыв откликнулись начальник ЦАГИ академик Свищев, начальник ЦИАМ доктор технических наук Огородников, начальник ВИАМ член-корреспондент Шалин, директор НИИ экспериментальной физики (Арзамас-16) академик Негин, директор ЦНИИМАШ академик Уткин, директор института им. Крылова академик Пашин и другие.

Мы решили обратиться с коллективным письмом в правительство с просьбой об организации специального бюджетного фонда для поддержания уникальной экспериментальной базы. Премьер-министром первого правительства Российской Федерации был И. С. Силаев. Поскольку я был И. С. Силаеву достаточно хорошо известен, то меня и делегировали к нему. Иван Степанович сразу поддержал наше обращение, так как много лет сам работал в авиационной промышленности и отлично отдавал себе отчет о роли научных центров. Он поручил аппарату подготовить соответствующие распоряжения. Но буквально через месяц И. С. Силаев ушел со своего поста. Мы потеряли надежду, что его поручение будет выполнено. Но, к счастью, ошиблись. Новый вице-премьер в правительстве Гайдара и одновременно министр науки и технологии Б. Г. Салтыков неожиданно решил поддержать отраслевые научные центры. Он подготовил соответствующее постановление правительства о введении статуса Государственного научного центра (ГНЦ) для ряда отраслевых институтов. Это было мудрое решение, так как для ГНЦ, кроме прямой финансовой поддержки для проведения поисковых и прикладных исследований, вводилась и целая система преференций, включая освобождение от налогов за землю, за имущество, давалось поручение коммунальным властям ввести льготные тарифы за электроэнергию и тепло (это поручение не было выполнено). Государственные научные центры могли использовать средства, полученные от сдачи в аренду свободных площадей, на поддержание и развитие экспериментальной базы. Была создана довольно представительная комиссия, которая должна была выбрать и представить для утверждения в правительство список тех институтов, которые достойны статуса ГНЦ. Единственная слабина, которую допустил Б. Г. Салтыков, - это отсутствие четкого критерия, по которому надо было отбирать претендентов. А желающих получить статус ГНЦ было предостаточно. Я входил в эту комиссию и предложил в качестве критерия использовать понятие «системообразующий институт», т.е. институт, проводящий комплекс исследований, связанных с тем или иным техническим направлением общегосударственного значения и обязательным наличием научной школы. Салтыков настаивал на более широком подходе, который включал бы и решение узких научных проблем, а также учитывал географию распространения ГНЦ. Из первоначального списка в 200 наименований в результате были отобраны и утверждены 63 центра. Это было, конечно, много. Небольшие средства, которые выделялись в бюджете на ГНЦ, были размазаны тонким слоем. Но все же благодаря этому шагу правительства государственные научные центры выжили в труднейшей обстановке 90-х годов.

Наш институт также вошел в состав утвержденных центров и впоследствии каждые два года подтверждал этот статус. Мы как ГНЦ получали ежегодно около 24 миллионов рублей, что, конечно, было для нашего института не очень большой суммой, но благодаря этому мы платили нашим сотрудникам за научные степени, оплачивали заграничные научные командировки, имели возможность проводить поисковые и фундаментальные исследования, которые оплатить из других источников не было возможности.

Освоение информационных технологий

Для того чтобы институт мог сохраниться в условиях рыночной экономики, необходимо было иметь объем собственных затрат не менее 300-400 миллионов рублей в год, а с учетом смежников и услуг этот объем достигал 500-600 миллионов рублей в год. Это были очень большие суммы, поэтому мы все время находились в поиске дополнительных источников финансирования. Помимо экспортных заказов, которые нам приносили основную долю средств, мы стали искать чисто коммерческие направления, не связанные с бюджетом.

Мой первый заместитель, доктор технических наук Борис Сергеевич Алешин, развернул работы в области информационных технологий. Борис Сергеевич был выпускником нашей базовой кафедры МФТИ, прошел достаточно хорошую школу в области бортовых вычислительных машин, занимая последовательно разные инженерные должности, затем в 80-е годы был назначен моим заместителем, курирующим компьютерные и информационные технологии. Поскольку переход к рыночной экономике в России начался с бурного развития торговли, мы, естественно, попытались найти там свое место. Обратили внимание на внедрение в процесс торговли компьютерной техники. Оно связано с введением так называемой кодообразующей документации. На расфасованный товар или на отдельные предметы, подлежащие продаже, наклеиваются бирки с нанесенным штриховым кодом, который несет информацию о товаре и его цене. При прохождении кассы специальные оптические датчики считывают код, и тем самым информация о товаре вводится в цифровой кассовый аппарат, который производит расчет с покупателем. Но это только часть работы «электронного кассира», которую видит покупатель. Кроме того, в памяти компьютера кассового аппарата накапливаются данные о выручке за смену, за неделю или за месяц - все зависит от типа аппарата. Многие из них снабжались печатающим устройством на формат стандартного машинописного листа, и в результате можно получить распечатку итогов торговли за определенный период. Обычно кассовые аппараты в крупных супермаркетах объединялись в единую информационную систему, позволяющую автоматизировать вообще весь бухгалтерский учет. Компьютеризация торгового процесса делала его достаточно «прозрачным» как для руководства торговой сети, так и для фискальных органов. Иногда такая компьютерная сеть охватывала несколько магазинов, принадлежащих одной торговой фирме.