Благосостояние для всех - Людвиг Эрхард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, здесь говорит министр народного хозяйства, которому приходится ежедневно снова убеждаться в том, что его работа протекает не в сфере «чистой экономики», а в области «политической экономии». Поэтому он постоянно должен стремиться находить синтез, сочетать, с одной стороны, экономический здравый смысл и научные выводы с политической, а часто и партийно-политической волей, с другой стороны.
Уже в названии книги «Благосостояние для всех» скрыта целая проблематика, ибо из моих убеждений никак нельзя сделать вывода, будто с достижением этой цели – благосостояние для всех – немецкий народ обретет счастье и удовлетворенность и будто бы одного «благосостояния всех» достаточно для того, чтобы обеспечить общественные гармонию и порядок.
Но нельзя «все» взваливать на «одного»; этим я хотел бы сказать, что означало бы требовать слишком многого от министра народного хозяйства, если переключить на него также и ответственность за душевное благополучие целого народа. Верно, конечно, что после восьми лет успешного восстановления Германии, несмотря на повсеместно еще встречающуюся нужду, мы не так уже страдаем от материальных стеснений и затруднений и что в этом направлении и следовало бы искать подлинных и окончательных решений для обеспечения счастливого будущего нашему народу; но нет, – мы охвачены чувством неуверенности, причем не только наши умы, но и наши сердца и души пришли в смятение. Может быть, – или, пожалуй, даже наверное, – многих из нас оказавшаяся необходимой концентрация всей энергии на восстановлении и обеспечении материальных основ нашей жизни направила на неверный путь, в результате чего была утрачена способность правильно воспринимать иерархию ценностей. Сможем ли мы этот поставленный нам неизбежный вопрос счастливо разрешить – это решит нашу судьбу.
Не хлебом единым…Я обязан признанием этой истины моему старому учителю Вильгельму Ферсхофену. Когда я напрягал все усилия, чтобы разбудить крепнущие силы нашего народного хозяйства, я все же постоянно указывал, что – хотя назначение экономики состоит единственно в том, чтобы служить потреблению (правда, не только в примитивном материальном смысле), – все же это еще не является заодно единственной конечной целью хозяйственной деятельности. Свой смысл экономика черпает из всей всеобъемлющей сферы жизни народа, и это осмысление уходит поэтому своими корнями в область определения последних, конечных ценностей, рациональным путем не постигаемых. Другими словами, мы не имеем возможности исходить в настоящее время, по меньшей мере в сфере западной цивилизации, из единого и общепринятого понимания смысла жизни. Мы подвержены опасности стать жертвой мании сводить к легко решаемым формулам также и окружающие нас качественные ценности и понести их на рынок, но узнаем при этом, что счастье все же не является чем-то, что можно было бы «купить».
Находимся ли мы, однако, в безнадежном и безвыходном положении? Я имею смелость ответить и на этот вопрос отрицательно, ибо я верю и чувствую, что в сознание многих людей закралось сомнение и что внутреннее беспокойство все больше заставляет людей образумливаться. Это стремление, по моему убеждению, затмевается, а иногда даже и удушается коллективными волеизъявлениями, которые ничего не знают и не желают ничего знать о таких внутренних душевных порывах, чтобы не нарушить столь прославленную незыблемость «единых фронтов» в нашей общественности. Очевидно нельзя очень утонченную человеческую совесть привести к внутренней гармонии с устремлениями к могуществу и власти коллективов тех или иных организаций. Поэтому мы и наблюдаем, что в общественных выступлениях говорят только на одном языке, а именно на языке жалоб и требований; но этот язык лишен внутренней правдивости. Эти соображения приводят нас, однако, снова к практике политической жизни.
Конечно, министр народного хозяйства был бы не на месте, если он не принимал бы всерьез, заботы занимающихся хозяйственной деятельностью людей, заботы, относящиеся к самым различным отраслям и группировкам, и не пытался тщательно их рассмотреть. В частности, он охотно согласится, что не лишены оправдания, например, требования, касающиеся повышенной обратимости (ликвидности) средств, большего обеспечения надежной экономической устойчивости, освобождения от чрезмерного налогового бремени, справедливого распределения национальной продукции или обеспечения за каждым его места работы. Тем не менее, он должен постоянно предостерегать от чрезмерных требований и вызывать у предъявляющих такие требования сознание, что после такого совершенно исключительного развала не все плоды могут созревать уже сегодня, и что у нас есть ведь еще предстоящее нам «завтра».
Но как раз эта мудрость и скромность, которые не должны, конечно, парализовать наши силы, но могли бы их скорее даже укрепить, не принадлежат к числу немецких добродетелей. Скорее, наоборот, при улучшении нашего материального благосостояния нас все больше охватывает самонадеянная заносчивость и мы теряем чувство меры в отношении того, что возможно и что нам приличествует. Хотя никто и не посмеет отрицать, что за последние восемь лет мы достигли почти невероятного в области восстановления и что правительство ГФР искренне старалось приобщить все слои нашего народа к пользованию плодами прогресса и благосостояния, все же недовольство высказывается повсеместно чуть ли не хором. Во избежание кривотолков, я хотел бы ясно подчеркнуть, что эти выражения заносчивости, о которых здесь шла речь, исходят не из тех кругов, где дохода как раз только хватает, чтобы удовлетворить самые необходимые жизненные потребности. Само собой разумеется, что там не может быть никакого повода к самонадеянной заносчивости. Для дальнейшего постоянного улучшения экономического положения именно этих слоев населения, насчитывающих еще миллионы, совершенно необходимо следовать и дальше проводимой нами экономической политике. Поэтому надо дать твердый отпор всем встречающимся на этом пути опасностям, которые проистекают также и из указанной самонадеянной заносчивости.
Свобода требует жертвК этому сводится первая и самая большая моя забота в отношении судьбы Германии и немецкого народа. С вещами и делами можно справиться, если только умы поддаются обузданию. Не забудем при этом, что мы не одни живем на свете, и что наше благополучие или неблагополучие зависит от нашего умения включиться гармоническим образом в общество свободных народов, а также от дружбы и доверия между народами. Мне уже представляется, что глядя на нас со стороны, нас уже не вполне понимают и что, быть может, мы даже производим впечатление народа, который, находясь в состоянии сытого эгоизма, способен утратить чувство общей ответственности и общей солидарности свободного мира.