Третий Проект. Том II "ТОЧКА ПЕРЕХОДА". - Максим Калашников

Яременко, доказывая все это, говорил будущим «реформаторам»: так какой же рынок вы собираетесь делать в России? У нас же ничего не отрегулировано, тогда как вертикально структурированная экономка предполагает технологическое регулирование ресурсов. Рынок — всего лишь один из элементов экономики. Причем, чем выше этаж, тем меньше функций там берет на себя рынок и тем больше — согласительная, плановая экономика. И как только вы одномоментно введёте рынок в России — так мы свалимся на самые нижние этажи экономики. Первое, что случится — нижние, примитивные этажи производства постараются отнять ресурсы у верхних, самых сложных и высокотехнологичных. Вы просто разрушите технологический сектор русской экономики. Если вы запустите дикий рынок в верхних ярусах, то им — крышка.

История России 1992 — 2000-х годов подтвердила правоту Яременко. Примитивная экономика нефти и газа сожрала передовые отрасли: авиакосмос, электронику, машиностроение, биотехнологию.

Будущее против прошлого

Четвертая метаморфоза нейрономики уже совсем причудлива. На наших глазах исчезают… привычные деньги.

Все школы экономики соглашаются, что деньги выполняют «священные» функции — меры стоимости, средства платежа и средства накопления учетной единицы и сокровища. Что деньги — это посредник, который делает экономику экономикой. Школы экономической науки различаются прежде всего тем, как они определяют, что лежит в основе цены товара. «Количество труда!» — говорят марксисты. Другие считают, спрос покупателей. Третьи — что все определяется соотношением кривых спроса и предложения. Кто-то исповедует теорию «предельной полезности». И самое удивительное — все школы исходят из реальных обстоятельств. В физике в начале ХХ века Гейзенберг открыл принцип неопределенности. Он доказал, что невозможно измерить одновременно скорость и массу элементарной частицы. То есть, нужны два измерения. Отсюда вытекал принцип дополнительности: любое явление надо описывать с разных точек зрения: они не конкурируют, а дополняют друг друга.

В конце ХХ века выяснилось: все экономические теории дополняют друг друга и просто рассматривают одни и те же явления с разных сторон. Но все они в конечном счёте исходят из того, что цена — это способ сбалансирования издержек производства с одной стороны, и потребностей рынка — с другой. Потребности же материализуются в спросе. Причем в основе предложения лежат издержки, в основе спроса — потребности. А деньги — лишь инструмент, который соединяет, коммутирует все это.

Казалось бы, ясно. А вот на самом деле начались странные вещи. Оказалось, что в ХХ веке главная валюта мира, доллар, одну за другой сбрасывал с себя связь с любыми носителями. Рвал зависимость от привычных для денег экономических параметров. Он терял привязку к производству как таковому и в итоге к началу 2000-х годов оказался обеспеченным только одним — властью США над миром. То есть, политическим, информационным, военным и научно-технологическим могуществом Америки.

В начале 1990-х на поверхность вышел ещё один процесс. Никто не мог понять тайну оценки компаний на фондовом рынке через их капитализацию. Ну, складывали стоимость всех зданий и сооружений, оборудования и технологий компаний, их товарные запасы, соотношения между кредитами и «дебиторкой» с одной стороны. С другой — учитывали общую цену акций фирм на рынке. В итоге величины не просто не совпадали — они расходились разы, а то и на порядки! Например, капитализация «Майкрософт» превосходила стоимость ее материальных активов на пике почти в 25 крат!

Вот по всему миру действует корпорация «Кока-кола», есть у нее сотни заводов, где она разливает в бутылки свой сиропчик. Но когда знаменитую корпорацию оценили, оказалось: все ее материальные активы стоят единицу, а капитализация акций — восемь единиц. То есть, семь восьмых ее стоимости — нематериальные активы, имя-брэнд, интеллектуальная собственность, рецепт сиропчика и все такое.

Бред? Но бред до ужаса реальный… На этом бреду построена вся современная экономика.

Вот пример из той же оперы. Знамение нашего времени — интеллектуальная собственность. Давным-давно Маркс сказал (а современный Интернет еще раз подтвердил), что интеллектуальную собственность очень сложно выразить в привычных стоимостных оценках. В ней нет эквивалентного обмена. Ее практически невозможно оценить традиционными методами. Почему мы нематериальные активы одной компании оцениваем в один миллиард долларов, а другой — в пятьсот миллионов? Только на основе своих представлений, только на основе прогноза будущего. Но ведь вся история человечества кишмя кишит несбывшимися предсказаниями завтрашнего дня! То есть, весь современный рынок построен на ожиданиях, которые зачастую несбыточны. Значит, все экономические отношения сегодня строятся не на показателях спроса и сделанных затрат, а на параметрах прогноза, который то ли сбудется, то ли нет.

А это значит, что стоимостная форма в прежнем виде приказала долго жить! Ведь стоимостная форма — уже сделанные тобой затраты, скорректированные на потребности. А что же пришло взамен стоимостной формы? Фьючерсная! Теперь мы измеряем потенциал, и, исходя из него, даем оценку.

То есть, в нынешние дни система измерения в принципе изменилась. Теперь мы меряем не прошлым, а будущим. Ибо стоимость была ни чем иным, как овеществленным прошлым, уже сделанными затратами, которые клались в основу сделки в данный момент времени. А сейчас на рынке берут будущие возможные результаты (в которых как-то учитываются прошлые затраты) и выстраивают на них сегодняшнюю сделку. Это означает, что все экономические теории действуют лишь на нижних «этажах» вертикальной экономики, тогда как на высших ее ярусах жизнь идет по абсолютно другим законам.

Почему всё пошло по этому пути? Нынешние экономисты даже не пытаются обсудить это удивительное явление. Мы же выдвинем одну гипотезу. Наверное, на нашей планете уже действует некий интегральный интеллект финансового рынка. Спекулянт Сорос ошибочно считался себя умнее всего рынка, но глубоко заблуждался. «Коллективным разумом» можно манипулировать — но лишь в краткий период времени и в ограниченных пределах. Попытка рулить финансовым рынком в более долгой перспективе всегда заканчивается плачевно. Тот же Сорос потерял две трети своего состояния.

Да и словосочетание «финансовый рынок» теперь сильно устарело. Это — уже не рынок в привычном смысле сего слова. Это — поистине «финансовое действие», finance action, сотканное как производное от коллективного сознания, которое улавливает то, что не улавливает разум отдельных людей. И это можно смело считать первым явлением нейрономики, экономики сознания. Соединённые компьютерными телекоммуникациями, финансовые центры Земли и ее биржи сегодня действительно превратились в некий сверхразум, в подобие мыслящего океана из «Соляриса» Станислава Лема. А люди-финансисты стали клетками-нейронами этого супермозга, которые даже не понимают, что они — всего лишь частички огромного целого. Что, впрочем, совсем не мешает этому надчеловеческому разуму успешно работать.

Во второй половине 1980-х начался процесс смены оценки прошлого оценкой будущего, и этот процесс теперь находится в полном разгаре. Своего апогея он достигнет на пороге Нейромира. На место стоимости пришла фьючерность, венчурность.

Случилось, видимо, вот что: по многим показателям традиционный мир подошел к своим границам. Всё, что этим миром накоплено, однажды может обесцениться. Приближение к точке перехода означает в худшем случае конец нынешнего миропорядка, в лучшем — уход его на нижние «этажи». Значит, если ты продолжаешь мерить богатство по старинке, прошлым, то волей-неволей очутишься в самом хвосте. Ты просто станешь вкладывать деньги в то, что потеряло ценность.

Что идет на смену старому миру? Нейромир и есть качественный гиперскачок, «завтра, которого не ждали», мир после сингулярности, царство чудесных технологий, мир многослойных сетей. Мир, где высшие блага будут получать не те, у кого много денег, а те, кто имеет на это право, те, кто посвящен, допущен в круг избранных. Кажется, рынок начинает вырабатывать механизм, в котором наиболее дорого оценивается то, что завтра может быть принципиально выведено из денежной сферы, оказавшись на верхних «этажах» в системе «экономики доступа».

Конечно, нынешний финансовый рынок далеко не всегда справедлив в оценках. Кого-то недооценивает, а кого-то — переоценивает. Но ведь и старый рынок грешил тем же. В общем же балансе процесс, как говорится, пошел. Фондовый, сверхчеловеческий «мозг» понимает, куда идет психоистория. Это сложнейшая система только формируется. Она ещё, образно говоря, не сверхзвуковой Ту-160, а угловатый «гадкий утенок» вроде аэроплана братьев Райт. Но процесс начался! Чем дальше, тем больше оценка по стоимости будет уходить, а оценка по фьючерсности и венчурности — оставаться.