Золотой сокол - Елизавета Дворецкая

— Что-бы коро-ва! По ведру дои-ла! — дико орал «козел». — Что-бы кобы-ла! Два воза вози-ла!

Едва держась на ногах от смеха, Зимобор прислонился к тыну, жадно хватая ртом холодный и такой сладкий воздух.

Кто-то страшный, косматый с ревом прыгнул на него и выхватил из-за пояса рукавицу; Зимобор вдохнул и бросился в погоню. Напавший на него был весь обернут серыми и белыми козьими шкурами, огромная голова была украшена длинными белыми рогами, а на берестяной рябой личине с черным «румянцем» щерилась пасть с оскаленными волчьими зубами. На спине у «козы» был высокий горб, длиннющие руки почти подметали снег, и похищенную рукавицу она почему-то держала локтем. С диким визгом, хрипло дыша, «коза» прыгала вдоль по улице; Зимобор догнал ее и схватил за плечи, но она вырвалась и побежала дальше. При этом он убедился, что на самом деле плечи у чудища гораздо меньше, чем на вид, и само внутреннее чувство, обостренное всем буйством этой ночи, подсказывало, что перед ним женщина.

Зубастая «коза» заманила его в самый край улицы, где за последним двором уже был пустырь, а потом вал и тын городка. Заслонка на окошке крайней землянки была отодвинута, на окне стояла накрытая миска с кашей и горела рядом лучина — уже осталось совсем чуть-чуть. Было тихо — хозяева где-то веселились, и только их деды и бабки невидимыми тенями чинно сидели за накрытым для них столом.

«Коза» хотела завернуть за угол дома, но запуталась ногами в своих шкурах и упала. Она уже почти встала, но тут Зимобор поймал ее и с размаху прижал к стене. «Коза» вскрикнула женским голосом, а потом вдруг вцепилась в его медвежью личину и сорвала ее вместе с шапкой.

Видя, что добыча не вырывается — то ли устала, то ли не прочь быть пойманной, — Зимобор выпустил ее и сдвинул огромную маску. Казалось, что он снял с чудища саму голову. Отбросив козью личину, он сжал ее лицо в ладонях и торопливо поцеловал, пока добыча не отдышалась и не начала брыкаться. Перед глазами его все плыло, он только чувствовал тепло ее частого дыхания, прохладу нежных девичьих губ — добыча ему попалась что надо. Быстро нашарив края двух серых шкур, он рванул их в разные стороны и запустил обе руки в тепло под шкурами. Ни о каких опасениях он не помнил: в нем кипела сила божества, этой темной ночью обновляющего мир.

И чуть не упал — перед ним было лицо Дивины. Она тяжело дышала приоткрытым ртом, вцепившись в его запястья, и смотрела прямо ему в лицо. Голова кружилась, и казалось, что это лицо — морок, еще одно чудо этой безумной и священной ночи. Зимобор провел пальцами по щеке девушки — это по-прежнему Дивина, только на щеке у нее появился черный след золы.

Все его бурлящее возбуждение разом схлынуло, ноги ослабели, голова закружилась.

— Ты мне мерещишься? — прошептал он, готовый к тому, что она сейчас исчезнет.

Вместо этого она слегка покачала головой, потом сказала:

— А в общем, да. Мерещусь.

— Это как?

— Я вроде как здесь, а вроде как меня нет.

— Но ты же здесь. — Зимобор взял ее за плечи и слегка встряхнул. — Я тебя столько искал... И дальше думал искать после праздников. Где же ты была?

— Я теперь опять у Леса Праведного живу. Он меня назад к себе забрал. А сейчас сам на праздник пришел угощение собирать, и я с ним выпросилась. Повезло Ольховне — сам Лес Праведный им урожай заклинает, а как он скажет, так и будет: в поле скирдами, на столе пирогами.

Она улыбнулась, и до Зимобора, наконец, дошло, что это и правда не видение.

— Так тот старик с решетом — это и есть Лес Праведный?

— Он самый. Он меня привел, он и обратно с собой заберет.

— Постой! Подожди! — Зимобор никак не мог собраться с мыслями, но помнил, что должен сказать ей что-то очень важное. Но что именно, никак не мог сообразить: само то, что он опять видит ее перед собой, казалось важнее и чудеснее всего на свете. Он не мог понять, сон это или явь, голова кружилась, мысли разбегались. — Послушай! Я у твоего отца теперь в дружине. Настоящего отца, ты знаешь! Ты сама хоть знаешь, кто твой отец?

— Отец? — Дивина нахмурилась. Она, похоже, не могла понять, о чем идет речь.

— Ну, родной твой отец, настоящий! Это князь Столпомир! Полотеский князь! И я уже был с тобой обручен когда-то, много лет назад, а ты потом пропала, и все думали, что ты погибла, а мы с тобой встретились и снова обручились — значит, это судьба! Я сам не знал, узнал теперь только, недавно. Твоему отцу сон о тебе приснился, и он поехал тебя искать. А у меня и половинка перстня моего сохранилась, того, который моя мать разрубила, когда ты пропала.

Зимобор сам не понимал, что говорит. Хотелось сказать сразу много, но он не мог сообразить, что из этого Дивина знает и помнит, а что ей нужно узнать.

— Ты был со мной обручен? Раньше? Когда? — Дивина смотрела на него в полном изумлении.

— Когда ты еще маленькой была, да и я тоже... Я сам почти не помню. Отцы нас сосватали, чтобы помириться, наконец, они же столько лет воевали.

— Отцы?

— Твой отец — Столпомир полотеский, и мой — Велебор смоленский.

— И ты — сын смоленского князя? Что ты говоришь?

— Я — сын смоленского князя. Там сейчас моя сестра правит, но я...

— Перстень! — Дивина что-то вспомнила и положила руку на грудь, где висела в ожерелье вторая половинка перстня. — Постой! У меня же свой перстень есть! Мой обручальный перстень. Я его носила, а потом Лес Праведный мне половинку принес и сказал, что от прежнего обручения я свободна. А у меня же... Погоди!

Она вытащила из-под одежды тонкий ремешок, на котором висело что-то маленькое.

— Вот! — Она показала небольшое, рассчитанное на тонкий девчачий пальчик, золотое колечко. — Вот это мне подарил... жених... И это ты? — Она подняла на Зимобора изумленные глаза и смотрела на него каким-то новым взглядом. — Я ничего не помню, ничего! Но если мой родной отец обо мне вспомнил, отдай ему и скажи, что я жива и к нему вернусь... может быть.

— Конечно, вернешься! — Зимобор схватил ее за плечи и прижал к себе. — Я тебя не отпущу! Он сейчас в Радегоще, он ждет тебя! Ты же у него одна осталась, одна от всего рода!

— Нет, до весны мне к вам нельзя. — Дивина покачала головой. — Пока снега не сойдут, реки не вскроются и земля не оттает, мне к людям не выйти. А как весна придет, приходи за мной.

— Куда?

Зимобор крепко держал ее за плечи, но и девушка, и стена, возле которой они стояли, и снег вокруг, и даже сам себе он казался каким-то ненастоящим, зыбким и полубессмысленным, как сон. Вот сейчас этот сон кончится, и он не успеет узнать самое важное.

Лицо Дивины было прямо у него перед глазами, но казалось неверным, бесплотным, как отражение в воде. Пока снега не сойдут и земля не оттает... Так могла бы говорить весна, плененная Велесом богиня Леля...