Ужасы: Последний пир Арлекина - Рэмси Кэмпбелл

Небрасец ободряюще покивал.

— Эти трое парнишек, у них был старый мул, воронам на обед. Один был полковник Лайтфут — тогда, конечно, никто еще не называл его полковником. Другого звали Крич, а третьего… — Старик умолк, почесывая жидкую бороденку. — Нет, не помню. Раньше помнил. А ладно, само всплывет, когда никто уже не захочет слушать. В общем, его-то мул и был.

Небрасец снова кивнул:

— Трое молодых людей, верно, мистер Тэкер?

— Точно, и у полковника Лайтфута как раз был новый ствол. А у третьего — он был кореш моего деда, что ли, — была вообще лучшая в округе пушка, ну, так говорили. А Лейбан Крич сказал, что и он умереть не встать какой меткач, в общем, тоже за ружьем сбегал. А, так это ж его мул и был-то. Теперь вспомнил… Короче, вывели они этого кабысдоха в поле и поставили шагах в полусотне от кустов. Ну, как положено. Крич пальнул и засадил скотине прямо в ухо, тот сразу с копыт долой, лежит и не дергается. А полковник Лайтфут достал тесак и вспорол ему брюхо, ну и они засели втроем в кустах, ждать ворон.

— Понятно, — сказал небрасец.

— Они, значит, наладились стрелять по очереди и вели счет. И вот уже начало темнеть, полковник Лайтфут с его новым ружьем и этот третий парнишка с призовым стволом шли вровень, а Крич отставал на одну ворону. Всего там ворон в овраге было, наверно, под сотню. С воронами же как — думаешь, одну подстрелишь и сразу еще прилетят? Хрена лысого! Они смотрят и мерекают: «Оба-на, приятель-то нарвался. Нет уж, я туда ни в жизнь, благодарю покорно».

— Соображают, — усмехнулся небрасец.

— Хе, историй про них навалом, — сказал старик. — Ага, спасибочки, Сара.

Его внучка принесла два высоких стакана лимонада. Затем помедлила на пороге и, вытирая руки о передник в красно-белую клетку, с робкой тревогой покосилась на небрасца, прежде чем вернуться в дом.

— Тогда-то этих всяких лизалок и в помине не было, — сказал старик, тронув кубик льда в стакане костлявым и не очень чистым пальцем. — И когда я был мальцом, тоже не было, до Ти-ви-эй.[119] Нынешним-то если скажешь: «Ти-ви-эй», подумают, о канале каком речь. — Он махнул своим стаканом. — Я тоже иногда смотрю.

— Телевидение, — подсказал небрасец.

— Ну да. Вон когда Бад Бладхэт к праотцам отправился, вот уж была жара так жара. Вам такого и не снилось, мистер Купер. Птицы все раззявили клювы, летать ни-ни. У нас, помню, в один день два борова окочурились. Папаша все думал хоть мясо спасти, да куда там. Говорил, они как будто еще на ногах прогнили, боровы-то. Он даже собакам это мясо побоялся дать, такое было пекло. Ну да все равно они под крыльцом дрыхли и ни за что не вылезли бы.

Небрасец подумал, как бы вернуть разговор к стрельбе по воронам, но инстинкт, выработанный тысячами часов таких полевых записей, подсказал ему лишь кивнуть и улыбнуться.

— Н-ну, и они, значит, понимали, что закопать его надо как можно быстрее, так? Короче, обмыли его, привели в божеский вид, одели в лучший костюм и сидели все слушали панихиду, но пекло было жуткое, и вонять он стал — буэ-э-э, так что я тишком-молчком да наружу. За мной-то никто не следил, да? Бабы все голосили да волосы драли, а мужики только думали, как бы закопать его поскорее да стакан накатить.

Вдруг стариковская палка упала с громким стуком. Нагибаясь за ней, небрасец мельком увидел за дверью бледный профиль Сары.

— В общем, я вылез на крыльцо, жарило там градусов под сотню[120] точно, и все равно было по-любому свежее, чем внутри. Тут-то я его и увидел, через дорогу. Он спускался под горку, перебежками из тени в тень, и сам был как тень, только еще чернее. Я сразу понял, что это душеед, и перепугался, не за моей ли он мамой. Я заревел, мама выскочила на улицу и повела меня к роднику попить, и больше никто его не видел, ну, насколько знаю.

— Почему вы назвали его душеедом? — спросил небрасец.

— Потому что этим он и занимается, мистер Купер, — ест души. Призраки-то не только у людей бывают. Ну да, обычно мы видим людские привидения, но вообще-то они могут быть и собачьи, и лошадиные, и какие угодно. Ладно, возьмем человека, чтобы, значит, без лишней трепотни. Призрак — это ж его душа, да? Какого ж хрена она тут делает, а не в раю псалмы поет или у чертовой бабушки на сковородке жарится, как и положено, а? Какого хрена тут околачивается, ну, там, где ты ее увидел, а? Однажды мой пес увидел привидение, ну, собачье привидение. Я-то не видел, а вот он — уж точно, ежели судить по его повадке. И какого, спрашивается, хрена оно тут делало?

— Понятия не имею, мистер Тэкер, — покачал головой небрасец.

— Так я вам скажу, какого хрена. Когда человек умирает, или, там, псина, или лошадь, да по фиг кто, он должен покинуть юдоль земную и айда на Высший суд. Господь Иисус Христос нам судия, мистер Купер. Только вот иногда эта душа — задерживается. Может, суда боится, может, здесь какие дела недоделанные остались, ну или она так думает, вроде как деньги прикопанные кому показать. Со многими так бывает, между нами девочками, при случае могу такого порассказать… Но коли никаких особых дел нет, коли душа просто боится, прямо тут она и останется, собственную могилу навещать. Такими душеед и кормится, если найдет. А если он совсем оголодал — и на живого человека напрыгнет, и тому, значит, биться надо что есть мочи, не то капец. — Старик помолчал, смочил губы лимонадом и уставился на маленькое семейное кладбище за домом, на сухое кукурузное поле и на далекие лиловые холмы, где ему уже не поохотиться. — Отбиться выходит нечасто, совсем нечасто. А первым, наверное, был индеец, я так думаю. Или вроде того. Я рассказал, как Крич подстрелил эту тварь?

— Нет, мистер Тэкер, не рассказали. — И небрасец отхлебнул из своего стакана освежающе терпкий лимонад. — Очень хотелось бы услышать.

Старик молча покачался в своем кресле — пауза тянулась довольно долго.

— Н-ну, — произнес наконец он, — палили они там целый день, это я уже вроде говорил. Долго, в общем, палили. И значит, полковник Лайтфут с этим Купером шли ноздря в ноздрю, а Крич на одну ворону отставал. Как раз была его очередь стрелять, и он все просил их остаться подождать, пока еще одна подлетит, и тогда, мол, попадет или промажет, — все одно уходим. Так что они сидели и ждали, только вот с воронами была незадача, они небось перебили всех чертовых ворон на много миль вокруг. Уже темнело, и этот Купер говорит, ну, мол, хватит, Лейб, темень такая, что никто никуда не попадет, признавайся, ты проиграл.

А Крич ему: «Но мул-то мой был». И тут они видят, как что-то черное, больше любой вороны, вприпрыжку подбирается к дохлятине. Знаете, как вороны иногда прыгают? Вот так же. Ну, Крич и вскинул ружье. Полковник Лайтфут потом говорил, хрен бы он увидел мушку в такой темноте — наверняка просто глядел вдоль ствола и так наводил. Горные охотники зачастую так делали и недурно били в цель, скажу я вам.

Значит, он выстрелил, и эта тварь упала. «Ты выиграл», — сказал полковник Лайтфут и хлопнул Крича по спине, теперь, мол, пора. Только Купер, он понимал, что никакая это не ворона, не бывает таких больших ворон, и пошел посмотреть. И там было, ну, вроде человека, только перекореженного — ноги колесом, шея кривая. Не человек, но вроде, да? «Кто в меня стрелял?» — спрашивает оно, и у него полный рот червей. Могильных червей, да?

Кто, значит, стрелял? Ну, Купер так и сказал, что Крич, а потом как завопит Кричу и полковнику Лайтфуту, гляньте, мол. «Парни, — говорит полковник, — надо это похоронить». Крич идет, значит, домой, приносит заступ и старую лопату, больше у него и не было ничего. И они аж лязгают друг о дружку, так он трясется, да? Ну, полковник Лайтфут и этот Купер видят, что копать ему никак, и сами взялись. Только смотрят потом, а Крич куда-то делся, и душеед с ним.

Старик сделал драматическую паузу.

— Так что потом, если душеед появлялся, это был уже Крич. Выходит, его-то я и видел, ну или другого такого же. Короче, мой вам совет, молодой человек: если железно не уверены, в кого стреляете, нечего и стрелять.

Словно по сигналу, в дверях возникла Сара.

— Ужин готов, — объявила она. — Я и на вас накрыла, мистер Купер. Папа сказал, что вы останетесь. Вы-то сами не против? Разносолов не обещаю…

— Премного вам благодарен, мисс Тэкер, — отозвался небрасец, вставая.

Сара помогла старику подняться. Правой рукой опираясь на палку, слева поддерживаемый внучкой, он медленно прошаркал в столовую. Небрасец зашел следом и выдвинул для него стул.

— Папа сейчас помоется и придет, — сказала Сара. — Он менял масло в тракторе. Прочтет молитву перед едой. Не надо выдвигать стул для меня, мистер Купер, я дождусь папу. Просто сядьте.

— Спасибо.

Небрасец сел напротив старика.

— У нас есть окорок и сахарная кукуруза, печенье и картошка. Не званый обед, но…

— Пахнет все восхитительно, мисс Тэкер, — совершенно честно ответил небрасец.