Позади Москва - Сергей Анисимов

— Закрываю?

— Давай.

Снова полумрак. Кряхтящий впереди Рома погладил мину на ее ложе. Лицо у него было правильное. Не пацифистическое. Парень уже доказал, на что способен. И Дима — который попроще, — он тоже доказал. Аж в рукопашной. И это было жуткое, сюрреалистическое зрелище. И сам он доказал, хочется верить. И себе, и ребятам. Даже майор доказал, причем очевидно и доходчиво. «Рау Grade ЕЗ», — все же, что это может означать?

— Садимся. Разбираем день.

Три минуты шуршания и позвякивания. Каждый укладывает свое оружие поудобнее. Мина напротив входа — это правильно, часа на ее установку совершенно не было жалко. Но мину можно и снять, и обойти. А они тут в сарае тепленькие. В переносном смысле. Костер разводить нельзя, даже самый маленький, из страниц книги. Два десятка спиртовых таблеток на ночь решили бы эту конкретную проблему, но их тоже нет. Значит, как обычно. Теплый дом с печкой позади, теперь мерзнем. Копим злость.

— Гуще их стало.

Как обычно, после первой фразы все молчат.

— Два эвакуационных транспортера за сутки мимо нас. Это много?

— Не особо.

— Тогда что это означает?

— Думаю, то же, что и остальное. Мы уже в глубоком тылу. Эвакуационный транспорт доходит до нас медленно и пунктиром. И я думаю, не с линии фронта.

— А откуда тогда?

Майор криво ухмыльнулся. Это было видно даже в почти полной темноте, и капитан-лейтенант ухмыльнулся и сам.

— Кто-то работает на полдороге. На трассах. В Афганистане, в Чечне этой вашей засадная тактика была наиболее эффективной по соотношению «причиненные/понесенные». Не считая боев в застройке. Даже если один к десяти… При их-то ноктовизорах, беспилотниках таких и сяких… Все равно стоит того. Ну а нам сам бог велел.

— Вы кого-то уговариваете, товарищ майор?

— Не себя и не вас. Удачу.

— Удачу — это правильно…

Снова молчание в темноте. Кислое, наполненное мыслями. Ожиданием того боя, который будет утром.

— Мы не о том говорим. Вообще не о том. Мы уже все решили. Такой шанс… Кому он еще выпадет из наших? Может быть, на сто километров вокруг ни у кого из наших ребят ничего тяжелее драного «РПГ-7» нет. А мы…

— Как, по-вашему, они действительно Питер взяли уже и к Москве подходят? — тихо спросил Рома из дальнего угла. — Или врут?

— Думаю, что не врут.

— И я тоже так думаю.

Все замолчали, снова «как обычно». Можно было не сомневаться, думали все сейчас об одном и том же. О том, почему рушится оборона страны. Да, из-за дефицита боеспособной бронетехники, авиации, наземных средств ПВО, из-за очевидного отставания в электронике на многих имеющих отношение к военному делу направлениях… Из-за открытого — с заявлениями по радио — и полускрытого предательства нескольких членов правительства и генералов разных рангов. Но и это было не главное — каждого лейтенанта и сержанта не купишь и не запугаешь. Хуже было другое. Наряду со всем этим над всеми нависало страшное отражение происходившего в самой России столько лет подряд. Совершаемого с нашего собственного попустительства. Настолько безоглядного, что теперь это не давало возможности почувствовать себя правым. Разделить фронт на две четкие стороны: вот это «наши», мы, а вот это они, чужие, напавшие на нас. Наше дело правое, враг будет разбит…

Сложно сказать, кто рассчитывал число листовок на квадратный километр, число часов радиотрансляций на сутки эфира. На таких волнах и на других: на УКВ, на КВ, на средних… Там, где еще был Интернет, — там почти наверняка все было забито тем же самым. Что касается листовок, то было такое ощущение, что их разбрасывали даже стратегическими бомбардировщиками… Листовок не жалели. Их были многие десятки в пределах видимости, куда ни глянь. Тонны. Напечатать и разбросать их столь невозможно много наверняка стоило десятки, если не сотни миллионов. Это окупилось.

Убийца сына Катерины Тэтц, лидера партии «Справедливость». Его признания. Его комментарии к признаниям. Комментарии к его комментариям. Комментарии к расшифровке исходно непонятных неспециалистам деталей признаний. Обстоятельства, которые привели к тому, что он дал эти показания. Факторы, подтверждающие полную достоверность всего этого, не дающие даже самым твердолобым отрицать: да, это правда. К сожалению. Ожидаемая. Понятная и так. Но вылезшая на поверхность прямо сейчас, в самый больной момент. В момент, когда десяткам тысяч профессионалов и новичков в форме нужно решать, нужно ли им рисковать своей жизнью ради вот такого, ради того, чтобы это продолжилось, — или нет? И иногда они решали так, а иногда иначе. И уходили, открывая беззащитный бок тем, кто решил по-другому и кто рассчитывал на них. Или просто сидели на месте, дожидаясь, пока все решится без них. Это тоже был вариант.

Человек, которому до сих пор при нашей «законной власти» не задали ни одного неудобного вопроса. Который совершенно не считал себя виноватым ни в чем. Ни в этом, ни в чем-то другом. И который совершенно точно не был виноват в том, что оборона Москвы на уже ближних подступах свелась к номинальным попыткам сопротивления разрозненных частей и подразделений, к действию подготовленных или импровизированных групп. И если верить радиопередачам, пусть и поделенным в отношении достоверности всемеро, — к отходу остатков уничтоженной на две трети еще с воздуха 4-й гвардейской Кантемировской. К тому, что рассеченная на четыре неравных части Отдельная дивизия оперативного назначения Внутренних войск дралась в полном окружении, пока не сдавшись, но наверняка не надеясь уже ни на что. Разве может быть в этом виноват один человек? Имя которого ничего не скажет подавляющему большинству из нас? Помнящих из верхней части «списка Форбс», «списка Финанс» и «списка Фокус» только Рабиновича, Абрамовича и внезапно, говорят, повесившегося неделю назад Березовского? Мы все отлично понимали, что это не так, что от одного человека не может зависеть так много, будь он хоть сто раз миллиардером. Но в этих листовках и в этих передачах группы тех самых ответственных, «виноватых», причем виноватых по-настоящему, по закону, были названы поименно и с доказательствами. С каждым следующим параграфом этого страшного текста, с каждым новым разделом радиопередачи эти списки становились все длиннее. И вот если не эти имена, то должности в этих списках были нам всем знакомы.

Олигарха с порядковым номером, состоящим из одной цифры, Ивана Алибегова, арестовали не в Москве. Не год назад, когда он в очередной раз убил человека. И не полгода, и не хотя бы неделю назад, когда многим уже все становилось ясно, и когда еще можно было что-то сделать. И не «наши». Его арестовали «они», наши враги, на своей территории. И он не проник туда тайком, чтобы что-то делать, передавать информацию, вести пропаганду изнутри, как человек с весом, как мультимиллиардер, владелец многих тысяч «рабочих мест» здесь и многих и многих сотен там, в нескольких европейских странах. Ни хрена. У него был израильский паспорт, чешский паспорт и вид на жительство в Гибралтаре. И вот там-то, прибыв туда через Испанию, он и был арестован. Зачем прибыл? Что за странный вопрос? Сами себе можете на него ответить? Ну и незачем спрашивать тогда…

Как известно, в 1963 году Верховный суд США постановил, что признание, полученное под влиянием «сыворотки правды», является неконституционным принуждением и поэтому недопустимо. После этого использование таких препаратов в США резко сократилось. Однако после терактов 2001 года тот же Верховный суд заключил, что необходимо «благосклонное отношение к решениям государственных отраслей относительно вопросов национальной безопасности». И пентотал натрия, амитал натрия и несколько иных препаратов с индексами вместо названий снова прочно заняли свое место в арсенале средств получать достоверные показания. Важные для национальной безопасности, демократии, прав человека во всем мире и так далее. Ничего такого нового в этом, разумеется, нет. И ничего плохого нет тоже. Наоборот, будь у нашей родной власти сила воли использовать такие препараты «по требованию», насколько проще было бы жить всем. Насколько богаче и безопаснее стала бы жизнь для всех нас.

Сын вовсе не бывшей тогда партийным лидером, да и вообще никому, кроме студентов-технарей, не известной доцентши Тэтц был не первым убитым господином Алибеговым в Москве человеком. Если считать «по порядку», то четвертым из четырех. «В зачет» шли только убитые им лично. Двое за рулем: он любил водить машину. Один застрелен: нелояльный человек из числа «почти высшего» руководства его собственной компании. Одна задушена. Ни одного раза из всех ему не было за это абсолютно ничего. Как не было ничего за еще нескольких, убитых не им лично, а по его приказу. За гораздо большее число сломанных его бизнес-решениями судеб. Уж за это у нас сроду никого не судили. В первый раз он не считал себя виноватым совершенно, потому что сел за руль хорошо выпившим. Он сам рисковал этим, риск погибнуть был, а значит, вину надо было делить пополам. Какой-то придурок перебегал дорогу в неположенном месте, и он сшиб его всей массой своего броневика, успев вывернуть руль и ударить в тормоз, но не успев отвернуть из-за своей скорости. А если бы отвернул, если бы врезался в стену дома? И его самого не спасли бы подушки безопасности и ремни, и сама конструкция стоящего миллионы автомобиля? Кто был бы виноват? Он, что ли? Понятно, что не он, а придурок, выбежавший на дорогу. Вот и все. Он тогда остановился, дождался приехавших «представителей власти». Несмотря на уговоры охранников, между прочим. Раньше «представителей» и медиков приехала собственная «группа поддержки». Тут же объяснившая ему, как оно было на самом деле. Посадившая за руль одного из своих, трезвого как стеклышко, с честными глазами. Переписавшая немногочисленных по темному времени свидетелей и доходчиво объяснившая им, что с ними будет, если посмеют хоть в «Одноклассниках» написать об этом, хоть одно слово. Сделавшая то, что было нужно сделать, чтобы эти объяснения дошли четко и без вариантов в отношении «сбудется или не сбудется». Когда тебе спокойно, прижав втроем к стене дома, отрубают фалангу пальца, ты запомнишь данное тебе обещание или нет? Почти так делали при посвящении в рыцари: давали крепкую пощечину, в значении «а это — чтобы ты запомнил сказанное». И японская якудза что-то такое тоже делала, даже смешно. Приехавшим людям в погонах тоже объяснили правильную версию случившегося и тоже их простимулировали, хотя и другим способом. Противоположным. К нему самому они даже не подошли, и Иван смотрел на это все через опущенное окно со своего сиденья в другой, сменной машине. Со стороны, как кинофильм. С огромным интересом, который ему запомнился. Который он потом поделил натрое, потому что был уже на трезвую голову, но который не ушел до конца. Кино он любил и до сих пор смотрел ключевые новинки и лучшее из прошлого, изредка урывая часы от занимающей его всего работы-. Это было остро. Последствий не было никаких, ни малейших.