Весна на Одере - Эммануил Казакевич

Лубенцов согласовал с пришедшими вскоре артиллеристами сигнал открытия огня: красная и зеленая ракеты.

К двум часам ночи все было готово.

- Клаус, - сказал Лубенцов, вставая. - Вы знаете, что вас ожидает в том случае, если вы нас обманете?

Клаус встал, выслушал Оганесяна, который слово в слово перевел вопрос гвардии майора, и сказал:

- Яволь.

Он был сосредоточен, но спокоен.

Лубенцов засунул за пазуху маскхалата две гранаты, вынул из кобуры пистолет, и они покинули землянку.

Небо было полно звезд. В траншее сидели на корточках разведчики и солдаты стрелковой роты.

Командир роты, старший лейтенант, доложил Лубенцову, что рота готова следовать.

Лубенцов приказал:

- Вещмешки, котелки и все прочее оставьте здесь. Теперь вы не пехотинцы, а разведчики.

Солдаты послушно бросили свое имущество на дно траншеи.

Лубенцов объяснил им порядок движения. Впереди идет немец - солдаты взглянули на немца, - за ним Лубенцов, и следом, гуськом, идут разведчики, а потом стрелки. Шествие замыкает старшина Воронин, являющийся заместителем Лубенцова. Его приказы выполняются так же беспрекословно, как и приказы гвардии майора. Как только в небе появляется осветительная ракета, все ложатся и лежат, не шевелясь, до соответствующей команды.

Клаус вопросительно посмотрел на Лубенцова. Гвардии майор кивнул.

Пошли. Сначала шли по дороге, потом свернули влево, в кустарник.

- Не отставать! - передал Лубенцов шедшему за ним Митрохину; Митрохин передал дальше по цепочке:

- Не отставать!

Слышалось тихое поскрипывание колес пулемета.

Клаус повернулся к Лубенцову и показал рукой на землю. Лубенцов понял: вокруг чернели еле заметные кочки - мины.

Клаус пошел медленнее. Потом он мгновение постоял и зашагал уже решительно, держа курс на резко выделявшуюся на фоне неба заводскую трубу. Трещали пулеметы, и трассирующие пули светящимися язычками проносились в воздухе.

Клаус резко повернул направо и сказал:

- Leise!

- Тише! - передал Лубенцов Митрохину, и тот передал дальше:

- Тише!

Пошли по картофельному полю. Клаус изредка останавливался, приседал и снизу, чтобы лучше видеть, смотрел на очертания домиков предместья Франкфуртского форштадта. Потом в небо взмыли ракеты, и все легли на землю. Лубенцов приподнял голову и посмотрел на лежащих людей. Над ними мерцал зеленоватый свет. Они были похожи на бугорки серой земли, но Лубенцов все-таки удивился, как это немцы ничего не замечают. Но противник, по-видимому, слишком был уверен в неприступности своих минных полей, в том, что если кто-нибудь ночью полезет сюда, взрывы мин немедленно выдадут смельчака.

Когда свет погас, двинулись дальше. Затем Клаус остановился, присел на корточки и стал что-то искать на земле.

- Ложись! - прошептал Лубенцов.

- Ложись! - прошептал Митрохин.

Картофельное поле кончилось, начинались огороды, поросшие высокой мягкой травой. Клаус пополз по краю поля, разыскивая что-то. Лубенцов неотступно следовал за ним.

Клаус что-то искал и не находил. Он очень осторожно ощупывал траву. Наконец он тихо произнес:

- Hier*.

_______________

* Здесь.

Он нащупал узкую тропку, почти совсем прикрытую травой.

Лубенцов сказал:

- Пошли.

Митрохин передал:

- Пошли.

- Ползком, - сказал Лубенцов.

Митрохин передал:

- Ползком.

Опять взмыли в небо ракеты. На этот раз немцы, видимо, что-то заметили. Заработал пулемет. Зажглась еще одна ракета. Что-то взорвалось. Раздался стон. Лубенцов вынул из-за пазухи ракетницу и выстрелил в небо. Красная ракета высоко взвилась над ним. Он выстрелил второй, зеленой. Почти моментально заработала наша артиллерия, и Лубенцов громко крикнул:

- Вперед!

Голос его прозвучал хрипло. Он еще раз крикнул то же самое слово и пустился бежать по тропке вперед, увлекая за собой Клауса. Впереди огненными вспышками взрывались снаряды. Загорелся один дом, потом другой. Сзади тяжело дышали солдаты. Слышен был голос Воронина, негромко твердившего:

- Вперед, ребята, вперед!

Разведчики, в отличие от стрелков привыкшие к ночным действиям, были сравнительно спокойны. Пехотинцы же суетились и подбадривали себя криками.

При ярком свете ракет они миновали огороды, и здесь Клаус громко и облегченно сказал:

- Ende! *

_______________

* Конец!

Минные поля кончились. Рота развернулась в цепь и пошла вперед, нестройно стреляя на ходу из автоматов и винтовок.

Ворвались в первые дома. Было светло, на этот раз не от немецких ракет - ракетчики, по-видимому, были убиты или бежали, - а от зарева пожаров, зажженных нашей артиллерией. Разведчики и Клаус, которого уже не охраняли, - он вроде как бы стал своим солдатом, - побежали обратно.

Рота за ротой бегом переправлялись через минные поля по дорожке, показанной Клаусом.

На рассвете началась общая атака. С севера в город вступила соседняя дивизия. То тут, то там завязывались короткие схватки с засевшими в домах немецкими солдатами. Лубенцов с разведчиками пробирался огородами и садиками все дальше к северу. Шум боя постепенно отдалялся, потом стало совсем тихо. Где-то слышались гудки автомашин и хриплые человеческие голоса.

Разведчики перелезли через ограду и очутились в садике, полном цветущих фруктовых деревьев. Они сели передохнуть в маленькой беседке, и тут Лубенцов обратил внимание на земляную насыпь, похожую на омшаник родных приамурских деревень. Что-то в насыпи зашевелилось, открылась маленькая деревянная дверца. Разведчики выхватили и приготовили гранаты. Показалась вихрастая голова, и на поверхность земли вылез веснушчатый мальчуган с кошкой на руках. Он посмотрел во все стороны, даже будто принюхался курносым носом, действительно ли прекратилась стрельба, потом крикнул пронзительно:

- Alles ruhig..*

_______________

* Все спокойно!..

Мальчик был так похож на русского парнишку, вылезающего из омшаника!

Он не заметил разведчиков. Из убежища следом за ним вышли старик и молодая женщина. Они направились вместе с мальчиком к дому и тут, заметив русских, испуганно отпрянули.

- Alles ruhig, - повторил Лубенцов.

Да, всюду стало тихо. Немцы прекратили сопротивление.

Горожане робко выглядывали из окон; наконец они высыпали на улицу. Робко озирались. Медленно подходили к расклеенным политработниками на стенах домов советским листовкам.

В этих листовках цитировались сталинские слова: "Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское - остаётся".

Даже теперь, после таких потрясений, немцы повторяли первую половину этой фразы вполголоса, со страхом озираясь, - не стоит ли поблизости какой-нибудь "блоклейтер":

- Die Hitler kommen und gehen...*

_______________