Взгляни на дом свой, ангел - Томас Вулф

И город и страну снедала патриотическая лихорадка — бурная, бестолковая и бессмысленная. Сыны свободы должны сокрушить («истребить»,— как выразился преподобный мистер Смоллвуд) семя Аттилы. Военные займы, боны свободы, речи, разговоры о призыве — и тоненькая струйка янки, льющаяся во Францию. Першинг прибыл в Париж и заявил: «Лафайет, мы здесь!» Но французы все еще ждали. Бен пошел на призывной пункт и был забракован, «Слабые легкие,— сказали ему решительно. — О нет, не туберкулез. Предрасположение. Истощение». Он выругался. Его лицо стало еще больше походить на клинок, стало тоньше, серее. Складка между нахмуренными бровями залегла глубже. Он словно стал еще более одиноким.

Юджин вернулся в горы и застал их в пышной прелести юного лета. «Диксиленд» был наполовину полон. Прибывали все новые постояльцы.

Юджину было шестнадцать лет. Он был студентом. Вечером он бродил среди праздничной толпы в веселом возбуждении, радостно отвечая на дружеские приветствия, испытывая удовольствие от бездумных шуток.

— Говорят, ты там на поле первый, сынок, — кричал мистер Вуд, толстенький молодой аптекарь, которому никто ничего не говорил. — Это дело! Задай им жару! — И он бодро проходил дальше по цветущему оазису своей аптеки. Жужжали вентиляторы.

В конце концов, думал Юджин, дело обстоит не так уж плохо. Он получил первые раны. Он выстоял. Он познал горькую тайну любви. Он жил в одиночестве.

XXX

В «Диксиленде» поселилась девушка по имени Лора Джеймс. Ей шел двадцать второй год. Но выглядела она моложе. Когда он приехал, она уже жила там.

Лора была стройная девушка среднего роста, но выглядела высокой. Ее отличала упругость форм, и она всегда казалась свежей, умытой, чистой. Густые совсем прямые белокурые волосы плоским обручем охватывали маленькую голову. По белому лицу были рассыпаны мелкие веснушки. Глаза у нее были ласковые, искренние, по-кошачьи зеленые. Нос, чуть широковатый для ее лица, был вздернут. Она не была хорошенькой. Одевалась она просто и элегантно в короткие плиссированные юбки и вязаные шелковые кофточки.

Кроме нее, молодежи в «Диксиленде» не было. Юджин разговаривал с ней стеснительно и надменно. Он находил ее скучной и некрасивой. Но он все чаще сидел с ней по вечерам на веранде. Почему-то он начал ее любить.

Он не знал, что любит ее. Когда они сидели рядом на веранде на деревянных качелях, он хвастал и задирал нос. Но он вдыхал чистый аромат ее чудесного юного тела. Он попал в капкан жестокой нежности ее ясных зеленых глаз, запутался в легкой паутине ее улыбки.

Лора Джеймс жила на востоке штата, — еще дальше и востоку, чем Пулпит-Хилл, в маленьком городке, стоявшем на соленой реке, рассекающей большую приморскую равнину. Отец ее был богатый оптовый торговец. Девушка была его единственным ребенком и тратила деньги, не считая.

Как-то вечером Юджин сидел на перилах веранды и разговаривал с ней. Раньше он только кивал ей или цедил сквозь зубы одно-два слова. Вначале они запинались с болезненным смущением, ощущая каждую паузу.

— Вы ведь из Литтл-Ричмонда? —спросил он.

— Да, — сказала Лора Джеймс. — Вы кого-нибудь там знаете?

Да, — сказал он. — Я знаю Джона Байнума и еще Фиклена. Они ведь из Литтл-Ричмонда?

А! Дэйв Фиклен! Вы его знаете? Ах, да! Они же оба учатся в Пулпит-Хилле. Вы там учитесь?

Да, — сказал он. — Там я с ними и познакомился.

А двух Барлоу вы знаете? — сказала Лора Джеймс.

— Он видел их. Они были футболистами, важными шишками.

— Да, я знаю их,— сказал он.— Рой Барлоу и Джек Барлоу.

— А «Снукса» Уоррена вы знаете? Он третьекурсник.

— Да. Их у нас называют выжималы, — сказал Юджин.

— А к какому клубу вы принадлежите? — сказала Лора Джеймс.

Ни к какому, — сказал он неохотно. — Я ведь был первокурсником.

Некоторые из моих лучших друзей не вступили ни в какие клубы, — сказала Лора Джеймс.

Они начали встречаться все чаще, не условливаясь заранее, и вскоре по молчаливому соглашению уже проводили вместе на веранде все вечера. Иногда они прогуливались по темным прохладным улицам. Иногда он неуклюже сопровождал ее в город, в кино, и со смущенным воинственным задором юности вел ее мимо праздных бездельников у аптеки Вуда. Часто он водил ее на Вудсон-стрит, и Хелен предоставляла в их распоряжение прохладное уединение веранды. Она очень привязалась к Лоре Джеймс.

— Она хорошая девушка. Милая девушка. Мне она нравится. Ну, а приза на конкурсе красоты она, конечно, не получит, ведь так? — И она засмеялась с добродушной насмешкой.

Это его рассердило.

— Ничего подобного, — сказал он. — Она вовсе не так некрасива, как ты намекаешь.

Но она была некрасива — чистой и привлекательной некрасивостью. Лицо ее по носу и вокруг рта усыпали веснушки, черты лица были живые, непосредственные, вздернутые кверху неправильно и задорно. Но она была изумительно сложена и ухожена: в юных линиях ее тела жила весна — расцветающая, легкая, девственная. Она была, как что-то быстрое, крылатое, порхающее по лесу — где-то среди оперенных деревьев, непойманное, невидимое.

Он пытался облечься перед ней в броню. Он выламывался перед ней. Может быть, думал он, если он покажется ей великолепным, она не заметит уродливого хаоса и убогости мира, в котором он обитает.

По ту сторону улицы на широком газоне «Брауншвейга» — того большого кирпичного дома с мансардами, который некогда служил предметом вожделений Элизы,— мистер Пратт, пресмыкавшийся в убожестве жалкого мирка, составляющего удел мужа владелицы пансиона, поливал из шланга зеленую траву. Сверкающие струи воды вспыхивали в красном сиянии заката. Красный свет падал на его бритое заострившееся лицо, мерцал на пружинных браслетах, поддерживающих его рукава. По ту сторону дорожки, на соседнем зеленом прямоугольнике группа мужчин и женщин играла в крокет. С увитой виноградом террасы доносился смех. В соседнем доме, у Белтонов, постояльцы собрались на крыльце и оживленно болтали. Пришел актер-комик из «Скитальцев Юга» с двумя хористками. Это был маленький человечек с лицом хорька и без верхних зубов. На нем была соломенная шляпа с полосатой лентой и голубая рубашка. Постояльцы окружили его. Тотчас же раздался визгливый смех.

Джулиус Артур промчался в автомобиле вниз по холму, отвозя домой своего отца. Он косо ухмыльнулся и помахал рукой. Преуспевающий адвокат с любопытст-вом повернул ван-дейковское пухлое лицо на сухой шее. Он не улыбнулся.

В «Брауншвейге» негритянка несколько раз ударила в японский гонг. На террасе раздалось шарканье; игроки в крокет побросали молотки и быстро направились к дому. Пратт наматывал шланг на деревянную катушку.

На неторопливый звон колокола белтоновские постояльцы, толкаясь, ринулись к двери. Вскоре раздался стук тяжелых тарелок и громкое чавканье многих ртов. Постояльцы на крыльце «Диксиленда» стали качаться быстрее, недовольно бормоча.

Юджин разговаривал с Лорой в сгущающейся тьме, закутывая свою боль покровом высокомерия и равнодушия. Лицо Элизы — белый мазок в темноте — возникло за сетчатой дверью.

— Идите сюда, миссис Гант, подышите воздухом,— сказала Лора Джеймс.

Да что вы, детка. Я сейчас не могу. Кто это с вами? — воскликнула она в явном волнении и приоткрыла дверь. — А! Э? Вы не видели Джина? Это Джин?

Да, — сказал он. — В чем дело?Пойди-ка сюда на минутку, милый, — сказала она.Он вошел в холл.Что случилось? — спросил он.

— Подумать только, сын! Я прямо не знаю. Ты должен что-нибудь сделать, — прошептала она, выгибая руки.

Да в чем дело, мама? О чем ты говоришь?— раздраженно воскликнул он.

Ну… Только что позвонил Жаннадо. Твой отец опять запил и идет сюда. Детка! Он может натворить бог знает что. А у меня полон дом людей. Он разорит нас. — Она заплакала. — Попробуй остановить его. Уговори его как-нибудь. Отведи его на Вудсон-стрит.

Он быстро взял шляпу и выбежал в дверь.Куда вы идете? — спросила Лора Джеймс. — Разве вы не будете ужинать?Мне надо в город, — сказал он. — Я скоро вернусь. Вы подождете меня?Да, — сказала она.Он выскочил на дорожку как раз в тот момент, когда его отец, пошатываясь, вошел в калитку и побрел вдоль высокой зеленой изгороди, которая отделяла «Диксиленд» от обширного двора прокуратуры. Гант выписывал губительные петли среди лилий бордюра, потом через газон направился к веранде. На нижней ступеньке он споткнулся, выругался и растянулся на лестнице. Юджин бросился к нему и, почти протащив огромное пьяное тело по ступенькам, с трудом поставил его вертикально. Постояльцы сбились в кучку, испуганно задвигав стульями. Он приветствовал их презрительным воющим хохотом:

— А, вы здесь? Я говорю, вы здесь? Подлейшие из подлых, пансионные свиньи! Боже милосердный! Какая насмешка судьбы! Насмешка природы! Вот до чего дошло дело.