Искатели неба (сборник) - Сергей Лукьяненко

Рассуждая вслух, говоря то, что и без того мне было понятно, я пытался тем временем придумать, что же делать. Да так придумать, чтобы Луиза и Хелен даже слова не сказали против!

Впрочем, они и так смотрели на меня жалобными глазами. Выручай, Ильмар!

В этот миг я неумелых соглядатаев готов был расцеловать и в лучшем ресторане Аквиникума званым обедом угостить. Что там я недавно думал про солдата, домой вернувшегося? Да, может, и крутил кто-то с женой его шашни… и собака нюх потеряла… и дети от рук отбились… Только проходит день-другой – и жена ужом вьется, лишь бы угодить, собака сапоги лижет, а дети у пса эти сапоги отбирают, чтобы начистить как следует.

– Здесь наверняка есть мужская одежда, – сказал я. – Для меня, Антуана и Петера. Тащите, живо!

И Хелен и Луиза беспрекословно вылетели из комнаты. Я глянул на Антуана – и поймал в его взгляде насмешку. Все он понял. И то, что для меня важно не только от погони уйти, а еще и научить уму-разуму свою распустившуюся команду.

– Иначе никак, – сказал я виновато. – Видишь же сам, чего они натворили!

– Я понимаю, – спокойно ответил Антуан. – Командуй, Ильмар. Тут твоя епархия.

Тогда я повернулся к Петеру и сказал:

– Ты понимаешь теперь, почему мы следуем за Маркусом… и помогаем ему скрыться. Просить я тебя ни о чем не вправе, да и не нужно это. Ты и так нам помог. Но если хочешь присоединиться…

– Я даже не видел его… – растерянно произнес Петер.

– Ты можешь пойти с нами, увидеть и поговорить. Но если не хочешь выбирать этот путь – лучше не вступай на него.

Я не думал, что он решит сразу. И то, что он сказал, меня поразило:

– Второй день я не могу понять, почему именно на меня снизошло чудо исцеления. Я… я ведь не праведник, и не раскаявшийся грешник, я самый обычный человек. Я сказал Илоне, что должен совершить паломничество в Иудею, чтобы понять себя. Теперь я знаю, почему я должен идти с вами.

Бывает так, что в запальчивости люди говорят высокие слова, а через минуту уже в них раскаиваются. Даже если речь идет всего-то о пожертвовании на храм или благодарственном посте. Но в голосе Петера была настоящая убежденность. Не минутный порыв, а твердое решение.

– Мы будем рады тебе, Петер, – сказал я.

Вышли мы через парадное, поскольку за черным ходом тоже велось наблюдение.

Я шел впереди. Иудеем я уже не был. Скорее, местным сумасшедшим, одевшимся по моде начала века. В узких брюках, помилованных молью по причине нестерпимого запаха нафталина, в длиннополом сюртуке, галстуке-бабочке, черных остроносых ботинках. Изящная шляпа, на чей счет я немного сомневался – мужская ли она, дополняла гардероб.

Под руку со мной шла Хелен. Ее-то одежда в глаза не слишком бросалась – есть такая особенность, что очень старая женская одежда кажется, напротив, модной. Разве что зонтик, перекинутый через локоть, могла бы носить и матушка Хелен.

Луиза и Антуан, следовавшие за нами, щеголяли нарядами, созданными в другую эпоху. Одно лишь пышное жабо, из которого торчала тощая шея Антуана, чего стоило! Позаимствовал он и шпагу, принадлежавшую, наверное, прадедушке баронессы. Причем шпага была старинная, из отличной стали, искусной испанской работы… у меня глаза загорелись при одном взгляде на нее. Раньше бы, украв такую, я месяц жил безбедно…

Петер был в ливрее лакея. И шел он следом за нами, неся на вытянутых руках поднос с бокалами, бутылью шампанского и дымящейся сигарой в пепельнице.

У парня, что следил из окна за парадным, при нашем появлении отвисла челюсть.

Церемонно раскланиваясь со встречными, немало потешавшимися при виде нас, мы подошли к двуколке. Возчик аккуратно сложил свою газету и лишь после этого оцепенел на козлах.

– Поедем, милейший, – сказал я.

Несколько мгновений возчик боролся с желанием вытянуть лошадь вожжами да и смыться подальше. Но любопытство победило.

Мы загрузились в экипаж: мы с Хелен спиной к движению, Антуан и Луиза – лицом, а Петер вообще уселся на пол между нами, крепко сжимая поднос. Антуан разлил шампанское, все взяли бокалы, а я еще и сигару. Выпустил клуб дыма и велел:

– Трогай!

Прием это старый, но действенный. Если уж никак не удается уйти тихо и незаметно, так уходи шумно! С песней, с цветами в петлице, с медной трубой в руках, с птицей-попугаем на плече, с тявкающим из кармана щенком. Чем нелепее – тем лучше. Пусть ломают себе головы соглядатаи, ища смысл в том, где смысла нет и не было. Любая заминка, любая несуразица идут на пользу.

Едва двуколка завернула за угол, как я остановил возницу. На наше счастье, район был не слишком-то людный, редкие прохожие таращились, смеялись, но столпотворения зевак не возникло.

Ждать пришлось недолго. Послышался цокот копыт, и с Кальмана выехал всадник.

Я почему-то ожидал, что в погоню будет пущен экипаж. Но на нет и суда нет.

Поманив наездника пальцем, я стал ждать, покуривая сигару. Совершенно очумевший всадник приблизился. Лошадь у него была хорошая, в седле он держался крепко, но вот лицо оказалось таким растерянным, что я едва не расхохотался.

– Милейший, – брезгливо сказал я, протягивая бокал. – Попробуй-ка!

Бокал он взял таким характерным жестом, что у меня сомнений не осталось – лакей. Следить за домом отрядили прислугу…

– Ну? – поторопил я.

– Шампанское… Сладкое шампанское… – на скверном романском сказал соглядатай.

– В том-то и дело! – рявкнул я. – Шампанское должно быть сухим! Езжай к старшему и передай ему это. Да побыстрее, пока не выдохлось!

Никто не додумался дать слуге указания на такой интересный случай. А самому ему сейчас хотелось чего угодно, только не скакать вслед за нами с бокалом шампанского в руках. Слуга оторопело кивнул, развернул лошадь и двинулся назад. Вино все-таки расплескалось… вряд ли довезет хоть каплю.

– А теперь вперед! – велел я вознице. – К купальням «Рудаш»!

Да, вся маскировка, все легенды пошли коту под хвост. Но теперь уж ничего не поделать.

Зато наш след утерян.

Купальни «Рудаш», куда собирались пойти Арнольд и Маркус, были старинными. Построили их еще османы, в ту пору, когда Паннония была под ними. Османов давным-давно прогнали, но кое-что от них мадьяры переняли – например, любовь к острому перцу и османским баням.

Ясное дело, что Луиза и Хелен с нами пойти не могли. Были в Аквиникуме купальни, в которые разрешался вход мужчинам и женщинам – в приличествующих купальных костюмах, были и такие, где мужчины и женщины разделялись по своим бассейнам и парным. Но в «Рудаш» женщин никогда не допускали, такая уж тут была традиция.

Поэтому, не доезжая до «Рудаш», мы с Петером высадили женщин и Антуана, так, чтобы им легко было добраться до «Геллерта», к Жерару Светоносному под крылышко. Я бы и Петера с собой не брал, но куда мне, безъязыкому, в Аквиникуме?

– Я проверю, может быть, приехали Жан с Йенсом, – сказал мне Антуан напоследок.

Кивнув, хоть и были у меня большие сомнения в такой расторопности старого лекаря, я стал объяснять Петеру, как и что будем делать в купальне. Никаких сомнений, что и там за ними следят, я не испытывал. И почти наверняка друзья-товарищи Арнольда такого момента не упустят. Во-первых, в бане, в полутьме и клубах пара, легко похитить Маркуса. Во-вторых, даже если Арнольд уследит и кинется отбивать парнишку, никакого оружия у него с собой не будет. А кулаками, пусть даже такими могучими, как его, против толпы не отобьешься. Сомнут. Только в пьесках романтического склада встречаются герои, что в одиночку десятерых валят.

Насчет себя я тоже заблуждений не питал. Ну, умею подраться, так кто ж этого не умеет, дурное дело – нехитрое. Так что брать придется не силой… умом.

И в этом плане мне Петер представлялся союзником весьма уместным.

Озадачив его своими догадками, я стал докуривать сигару. Двуколка выехала на набережную, покатила вдоль Дуная. А я, по старой привычке, попробовал подумать наперед: что станем делать, если сейчас все пройдет гладко, и мы выберемся из купален. По всему выходило, что, не получив свое, родичи Арнольда решат урвать хотя бы клок награды – и кинутся к Страже.

Значит, надо будет покидать Аквиникум. Жалко, ох как жалко. Бегство у нас не продумано, с контрабандистами я не связался, фальшивых бумаг нет… а власть Жерара Светоносного развеется вмиг, едва лишь станет известно, что он нас укрывает.

Но тут уж ничего не поделать.

Глава четвертая,

в которой я открываю тайну банного фартука, но от самой бани удовольствия не получаю

Самая страшная баня, в которой я побывал, была в Руссийском ханстве. Ясное дело, в Руссии я особо не задерживался и уж тем более работой воровской не занимался – законы ханства строги, а охранка бдит и неподкупна. Но по пути из Китая, уже в облике обеспеченного и добропорядочного торговца, не удержался, провел два дня в Московии. Там и поддался на завлекательные посулы толмача – «исконно руссийская забава, пропустите – всю жизнь жалеть станете!».