Зигмунд Фрейд - Пол Феррис

Почему же не подать в суд за клевету, мягко осведомился Фрейд. Ответ содержался в письме Джонса Путнаму в Бостоне, где дается другая версия истории. Женщина шантажировала его, и он заплатил ей пятьсот долларов «во избежание скандала» «Джонс признавался, что его интересовали женщины, но не сообщал особых подробностей. В его мемуарах „Свободные ассоциации“ объясняется, что описание его эротической жизни в них „совершенно правдивое“, но неполное. Возможно, женщина с револьвером была бывшей женой разгневанного мистера Коллинза.». Многие в Лондоне наверняка сказали бы, что другого от Джонса трудно было ожидать.

С профессором ничего подобного никогда не случалось. Его жизнь была совершенно другой и неизменной: самодисциплина, пациенты, семья, ученики, стопки исписанной бумаги, необходимый отдых. После пятидесяти он стал особенно нуждаться в перемене обстановки летом. В апреле 1910 года он говорил Ференци: «Я отсчитываю восемьдесят один день до начала отдыха», – и предлагал ему отправиться в конце сезона в Сицилию. Психоанализ – это тяжелая работа, война с демонами, которая все осложнялась. Теперь перенос эмоций пациента на аналитика считался важнейшим элементом анализа, который устанавливал между обоими эмоционально напряженные отношения, вызывавшие призраки из детства, которые пациент или пациентка должны были увидеть и понять.

Среди новых пациентов Фрейда в 1910 году оказался обеспокоенный молодой человек, Серж Панкеев, будущий Волчий Человек. На его анализ ушло четыре года. Из письма Фрейда Ференци о Панкееве видно, как это было сложно:

В целом я просто машина для зарабатывания денег и последние несколько недель работаю до пота. Один богатый русский, за которого я взялся из-за тенденции к навязчивому неврозу, признался в следующем эмоциональном переносе после первого же сеанса. Этот еврейский жулик хотел бы использовать меня сзади и испражниться мне на голову. В возрасте шести лет у него появился первый симптом – богохульство, когда он называл Бога свиньей, собакой и т. п. Когда он увидел на улице три кучки дерьма, у него возникли неприятные ассоциации со Святой Троицей и он с тревогой начал искать четвертую, чтобы разрушить эту ассоциацию.

Пришло лето. Адольф Гитлер, теперь живший в общежитии Бригиттенау, занимался продажей акварелей под лучами солнца. Юнг отправился в путешествие по озеру Констанс на своей яхте. Фрейд попрощался с Панкеевым и остальными до осени и отправился на побережье Голландии, под Гамбург, где Марта могла посетить старую госпожу Бернейс на смертном одре, хотя та прожила еще до осени.

Ровные пляжи в Нордвике не нравились Фрейду. С балкона пансиона «Нордзее» он смотрел на закат и думал о своей теще и смерти. С Северного моря дули холодные ветры. Если целый день плыть вдоль берега на северо-восток, где цепь островов из голландской становилась немецкой, можно было попасть в воды, где храбрые британцы расстроили планы «Гансов» в уже известной нам книге «Загадка песков».

С конференции в Брюсселе прибыл Джонс и ненадолго остановился на вилле в Нордвике, принадлежавшей сестре Канн. («Мое терпение к канадской цивилизации неожиданно достигло предела, и я сбежал в Европу».) Они долго гуляли по пляжу, и Фрейд ковырял водоросли тростью. Джонс спросил его, что он хочет там найти. «Что-нибудь интересное, – отвечал Фрейд. – Заранее никогда не знаешь».

Он нашел время, чтобы написать мрачное письмо Юнгу, «моему дорогому сыну и преемнику», чтобы сказать, что он, Фрейд, слишком спешил организовать международную ассоциацию. Первые месяцы правления Юнга «не слишком хороши» из-за недостаточной серьезности со стороны Юнга: «Тот, кто хочет управлять, должен научиться искусству привлекать людей на свою сторону». Фрейд не замечал, что Юнг не хотел быть правителем по образу и подобию старшего. Он получил дружеский ответ, что его приободрило.

Фрейд на время позволил работе прервать его отдых, когда композитор Густав Малер – который жил от него в нескольких трамвайных остановках в Вене, хотя они никогда там не встречались, – прислал ему телеграмму с просьбой срочно увидеться. Этот человек был слишком важен, чтобы получить отказ, но, когда Фрейд согласился встретиться с ним, Малер начал отменять встречи. В конце концов им удалось увидеться в ресторане в Лейдене у самого побережья, и во время прогулки по городу Фрейд провел нечто вроде анализа. Малер, женатый на молодой женщине со сложным характером, как говорят, страдал импотенцией. Фрейд утверждал, что обнаружил за один день «сосредоточенность на образе матери» и «многого достиг». Интересно, как при нехватке времени годы анализа можно свести к нескольким часам.

Настоящий отдых начался для Фрейда в сентябре вместе с Ференци, в Сицилии. Но ему не удалось расслабиться так, как он хотел. Проблема была связана с Ференци, который, как большинство людей из круга Фрейда в то время, не был в восторге от подчинения такой фигуре отца. Все они слишком много знали о теории родительских комплексов и вели себя соответственно – как актеры во фрейдистской драме.

В случае Ференци явного мятежа не было. Он просто стремился продемонстрировать свою зависимость и всегда подвергал ее анализу. У него было что-то общее с Джонсом, но валлиец относился к власти Фрейда с практической точки зрения, подчинялся ей и не волновался по этому поводу. Ференци, более оригинально мыслящий, чем Джонс, не умел так себя вести.

В Сицилии, когда они осматривали развалины по приезде из Палермо, он был разочарован, что Фрейд, объект его восхищения, вел себя как турист, стремящийся поразвлечься. Ференци мечтал о проникновенных беседах с профессором, в которых они сказали бы друг другу правду обо всем. А Фрейду просто был нужен попутчик.

Среди книг, которые он взял с собой, были мемуары немецкого судьи апелляционного суда, Поля Шребера, который страдал от периодического умопомешательства, но успел во время просветления написать автобиографию, после чего его состояние стало необратимым. В 1910 году он был в психиатрической больнице и приближался к концу жизни. Фрейд хотел проанализировать его на основе мемуаров. Ференци надеялся работать над этим проектом вместе с Фрейдом, но в первый же вечер, когда Фрейд захотел, чтобы тот сыграл роль секретаря и написал под диктовку его мысли о Шребере, Ференци надулся и ответил, что ожидал лучшего задания. После этого Фрейд стал работать по вечерам один. Во время путешествия обратно он писал Юнгу из Рима, что Ференци «милый парень, но досадно мечтательный, отношение [которого] ко мне инфантильно».

В Сицилии он был плохо настроен. В общем Фрейду нравилось теплое отношение Ференци (и, возможно, даже его подхалимство – если рядом никого не было) и то, что тот поверяет ему свои тайны. Он выслушивал жалобы Ференци на здоровье и его сексуальные признания Ференци был давно удручен романом с матерью и дочерью одновременно, Гизеллой и Эльмой Палос, и многие месяцы не мог решить, на которой жениться. Фрейд был всегда готов – даже слишком, если подумать, как эгоистично вел себя его друг по отношению к несчастным женщинам, – помочь ему советом и ободрительным словом. Несмотря на все это, Фрейд относился к Ференци серьезно, потому что тот был умелым аналитиком и интуитивно находил подход к пациентам. А самым большим его достоинством в глазах Фрейда было то, что его лояльность, как, впрочем, и лояльность Джонса, не вызывала сомнений.