Лучший друг девушки - Вера Кауи

Чуть дальше по коридору, в спальне ее матери, дневная сиделка, внимательно осматривая свою пациентку, тотчас обнаружила в ней перемену, которую незамедлительно внесла в историю болезни, находившуюся у нее под рукой. По всем признакам, ей уже недолго оставаться на этой работе. Вопрос теперь был только во времени, и времени этого оставалось в обрез. Необходимо уведомить членов семьи. По счастью, все они налицо, за исключением старшего сына. Если он хочет застать свою мать в живых, ему следует поторопиться.

14

Ливи Банкрофт умерла, как и жила, с присущей ей исключительной грацией, сохраняя верность себе до последнего вздоха: ее лицо являло собой вершину творчества визажиста, так как сама она не могла удержать в руках даже губную помаду. Находясь в полубессознательном состоянии последние двадцать четыре часа, она нашла в себе силы и мужество, чтобы оттолкнуть кислородную подушку, когда у нее начались трудности с дыханием.

– Не мешайте ей, – приказала Роз, не обращая внимания на Билли и желая только одного: чтобы поскорее прекратились страдания матери. Билли не возражал. Как парализованный, он молча сидел у постели умирающей жены, по обе стороны от него его сын и дочь держали в своих руках его руку. Муж Дианы стоял тут же, у них за спиной. Диана плакала, но не навзрыд, а тихонько и не переставая.

По другую сторону огромной широкой кровати как изваяние застыла Розалинда Рэндольф. Одна. Она давно уже выплакала свои слезы. Сейчас ее терзало только одно – чтобы быстрее кончились эти непомерно затянувшиеся страдания матери. И еще она знала, что должна сохранить достаточно сил и присутствия духа для предстоящей борьбы. Она начнется, как только наступит смерть. Ливи предупредила ее:

– Если первый удар не нанесешь ты, он сам сделает это, а потом, поверженную, станет пинать тебя ногами. Поймай его врасплох, быстро наноси второй удар, пока он еще не очухался от первого. Я сделала все, чтобы вложить тебе в руки мощное оружие, потому что он не преминет воспользоваться своим, а ты сама знаешь, как безмерно он силен. Но и ты не из слабаков. Из всех моих детей ты самая сильная. Билли об этом знает, потому и ненавидит тебя.

– Он сказал, что мне следовало родиться мужчиной.

– Еще бы! женщины для него – это секс и дети, поэтому он никогда не примет тебя как свою ровню, но хочет он этого или нет, так оно и есть на самом деле. Я в этом убедилась за последние месяцы. Теперь я поняла, как много сама потеряла, разрешив тебе так рано уйти из дома. Если бы я была тебе хорошей матерью... – Вздохнув, она зло заметила: – Как много времени выброшено зря... – А потом сказала, довольная: – Но зато в последние месяцы мы ведь и вправду лучше узнали друг друга, да? Стали наконец настоящими матерью и дочерью, хотя раньше даже не знали, как это сделать?

Розалинда утвердительно кивнула, говорить она не могла, так как в горле ее застрял ком. Тонкими пальцами Ливи смахнула слезы с длинных ресниц своей дочери:

– Не печалься обо мне. Борись за меня. Сделай так, чтобы восторжествовала справедливость. Я позволила ему управлять своей жизнью, не дай ему управлять моей смертью.

И вот теперь, держа холодеющую руку матери, Розалинда молча повторила данное ей обещание. Взглянув на маленькие, из горного хрусталя часики у изголовья постели, она увидела, что вот-вот должен прибыть Джонни. Она вызвала его, как только врач сказал, что конец уже близок, и, словно чувствуя, что любимый сын уже в пути, Ливи цепко держалась за жизнь. Не успела Роз подумать о Джонни, как он, тяжело дыша, словно от быстрого бега, почти вбежал в спальню. Роз встала ему навстречу, брат и сестра обнялись, затем Роз отстранилась, чтобы он мог нагнуться к матери.

– Ма? Это я, Джонни.

Он взял ее руку в свои и приложил к щеке. Веки Ливи затрепетали и медленно раскрылись, словно тепло его ладоней придало ей новые силы. Когда она увидела, кто это, глубоко запавшие глаза ее просияли и она улыбнулась ему, ласково и с любовью. Губы ее шевельнулись, но ничего нельзя было разобрать. Джонни приложил ухо прямо к ее губам, внимательно слушая и что-то говоря ей в ответ, отчего она вновь просияла и даже попыталась ему кивнуть, но веки ее закрылись – на этот раз навсегда.

Он все еще не выпускал ее руки из своей, пока не почувствовал, что рука эта тонкая, как птичья лапка, стала другой. Тогда он сказал:

– Она умерла.

Билли бросил вопросительный взгляд на сиделку, поспешившую к постели из глубины комнаты, чтобы пощупать пульс на руке, которую все еще держал Джонни.

– Леди Банкрофт скончалась, – подтвердила сиделка.

Диана без чувств сползла со своего стула на пол. Брукс поднял ее на руки и вынес из комнаты. Джонни поднес руку матери к своим губам, затем поцеловал ее в обе щеки. Розалинда и Дэвид сделали то же самое. Потом все они вышли, оставив Билли наедине с умершей.

Внизу Роз повела своих братьев в библиотеку. Она распорядилась разжечь там камин, но не потому, что было холодно, а потому что в мокрый сентябрьский день пламя его хоть как-то обогревало душу.

Дэвид как потерянный остановился посреди комнаты, словно погруженный в тяжелые мысли, затем сказал:

– Не верится, что ее уже нет. Конечно, все эти месяцы я понимал, что рано или поздно это должно случится – все мы это понимали, – но все равно не могу принять, что ее уже нет с нами. – Неожиданно он попросил: – Я бы хотел выпить. – И обернулся к своему единоутробному брату: – А ты, Джонни?

– Нет, спасибо.

– Роз?

Роз отрицательно качнула головой. Дэвид налил себе двойную порцию виски и залпом выпил.

– Бедный па, – вздохнул он, глядя в пустой стакан. – Как же он теперь будет без мамы?

Произнеся это, Дэвид искоса взглянул на Роз, но та безмолвно уставилась на огонь. Они молчали, пока в библиотеку, ведомый под руки Дианой и Бруксом, не вошел Билли. У Роз мелькнула мысль, что означает этот жест – клятву верности или он действительно не стоит на ногах?

Шел он медленно и тяжело, как глубокий старик, каким, в сущности, и был. Лицо его, заметно осунувшееся, походило на обтянутую кожей маску, и только сейчас Роз обратила внимание на то, как сильно он похудел. Как и сын, он с трудом верил, что в конце концов случилось непоправимое. Дэвид подошел к отцу, отец и сын молча и крепко обнялись. Первые слова отца были повторением слов сына:

– Не верится, что ее уже нет.

Оба они одинаково отказывались принять то, чего не признавали: смерть не испугалась могущественных Банкрофтов.

– Может быть, нам взять на себя все необходимые организационные приготовления? – как всегда стремясь услужить своему тестю, предложил Брукс. – Чтобы снять с вас хоть какую-то толику вашей тяжкой ноши.