Тонкая красная линия - Джеймс Джонс

Через некоторое время они вышли к району, по которому велась артподготовка. До высоты «Морской огурец» оставалось не более сотни метров.

Казалось просто удивительным, какой мизерный урон нанесла американская артиллерия этому району. К тому времени уже немного рассвело, можно было хоть что-то различить впереди и вокруг. Да только что там можно было видеть! Несколько сбитых снарядами верхушек деревьев, и больше ровным счетом ничего. Сержант Бек перед этим приказал Доллу вывести свое отделение в голову взвода, и Долл поспешил исполнить приказ, сам двинувшись впереди бойцов. Но как только он увидел следы артиллерийского обстрела, немедленно остановился.

Накануне вечером он, конечно, не ходил к лейтенанту Бэнду, чтобы похлопотать за Файфа. Сперва-то он направился в сторону ротного КП, да только потом его охватила такая злость на этого Файфа, такое негодование за то, что этот ловкий прохиндей едва не околпачил его, попросившись к ним в отделение, что он тут же изменил свое намерение. По правде сказать, когда он вчера подошел к Файфу, чтобы посочувствовать ему, у него и в мыслях не было предлагать тому перейти к ним в отделение. Даже непонятно, как это Файфу удалось так сделать, что он вдруг пообещал ему похлопотать о переводе. Ну и мерзкий же тип! Вог хитрюга! Нет чтобы честно попроситься, а то вон как повернул! Чтобы немного успокоиться, Долл остановился переброситься словечком с Калном. Разумеется, о Файфе он не сказал ни слова. Тем не менее, когда через несколько минут они снова двинулись вперед, решение его в отношении Файфа было уже прочным.

Чувство озлобления на Файфа сохранилось у него и теперь, когда он с двумя гранатами в руках осторожно двигался во главе своего отделения. Его усиливала мысль, что он едва не поставил под удар своего солдата, который фактически был его заместителем, но почему-то никак не пропускался начальством в капралы. Долл решил впредь быть более твердым и настойчивым, может быть, поэтому он и попросился идти головным во взводе. Теперь же, выйдя, как ему казалось, к началу опасного участка, он обернулся к отделению, подал команду остановиться. В тот же момент впереди громко застучал японский пулемет.

Будто раскиданные какой-то невидимой силой, солдаты попрыгали в гущу подлеска, кто вправо, кто влево. Сам Долл бросился в укрытие с такой силой и скоростью, что не рассчитал движения и с маху врезался головой в ствол дерева. Наполовину оглушенный ударом, он свалился мешком на уже лежавшего здесь солдата по имени Кэрри Арбр, очень похожего на девушку и часто поэтому подвергавшегося насмешкам других солдат.

У Долла звенело в голове, он не сразу понял, что случилось, когда же наконец понял, то рывком отбросил свое тело вправо, не забыв при этом упереться в землю прикладом, чтобы не забить грязью ствол винтовки. И в эту самую секунду они отчетливо услышали быстрое, похожее на шепот смерти «ш-ш-шу» падавшей на них мины. Тут же грохнул взрыв, за ним еще и еще. Мины рвались вокруг, разбрасывая комья земли, срубленные ветки, траву и листья, рядом вдруг кто-то истошно завопил, а потом и еще. С трудом переведя дыхание, Долл, все еще не пришедший в себя от удара головой о дерево, пытался разобраться, что происходит. Первым ощущением, доставившим ему своеобразное удовлетворение, было чувство физической легкости, ощущение потери чувствительности: тело стало будто чужим, онемевшим, невесомым, душу постепенно охватывало успокоение, но голова оставалась ясной, только болела немного. А может быть, все это было и раньше, не уходило после тех первых боев, только он не замечал? Эта нечувствительность и легкость охватывали его все сильнее, было такое ощущение, что его всего покрыли какой-то плотной пленкой, ставшей преградой между душой и страхом, мертвой хваткой схватившим сердце, сдавившим горло.

Он попытался прикинуть, где находится пулемет, но не смог. А может, рискнуть с парой солдат подобраться ползком к нему и забросать гранатами? В этот момент он почувствовал, что кто-то с силой дергает его за ногу, и, оглянувшись, увидел подползшего сержанта Бека.

Когда Долл незадолго до этого остановил свое отделение, а с ним и взвод, Бек сразу же поглядел на компас, причем сделал это так ловко, что недавно назначенный к ним командиром взвода молоденький лейтенант Томмс даже позавидовал ему. Большая, крайне неряшливо составленная карта, которой они пользовались, вряд ли могла помочь им сейчас. Правда, они помнили кое-что из того, что рассказывали после разведки Калп и лейтенант Пейн, однако Бек относился с подозрением к чужим рассказам. Он считал, что лучше всего в таком деле — собственные глаза, а они ему подсказали, что взвод находится где-то совсем рядом с высотой «Морской огурец». Когда же начали рваться мины, он окончательно укрепился в своем мнении и быстренько пробрался вперед, чтобы уточнить, с чего это вдруг Долл решил остановиться, да еще до того, как раздалась первая пулеметная очередь.

Бек тоже, как и Долл, почувствовал уже знакомое ему ощущение, ощущение того, что тело стало каким-то чужим, посторонним и словно живет само по себе. Что ж, пожалуй, это было неплохо, и, наверное, так будет теперь всякий раз, когда станет грозить опасность, — никакого тебе страха, никаких чувств, и не нужно никакой надбавки за ощущения. Здорово, что ни говори! А неплохо было бы выхлопотать такую надбавку. С каким удовольствием он бы потряс этих чертовых финансистов и всех, кто за ними прячется, — пускай раскошеливаются! Мы ощущаем, а вы денежки нам гоните за это. Да вот только как их заставить?

Было совершенно ясно, что минометный огонь ведется откуда-то из района «Большой вареной креветки», поэтому Бек сразу же приказал солдату-радисту, которого Бэнд прикомандировал к ним, передать в штаб, чтобы они дали указания обстрелять этот район:

— Скажи им, чтобы лупили из всего, что у них есть… И чихать на то, что большой расход боеприпасов. Надо весь район накрыть. А главное, минометы эти подавить.

Где-то за спиной у него сквозь грохот минометных разрывов послышался новый вскрик раненого, скорее, даже не вскрик, а какой-то удивленный и негодующий утробный вопль:

— А-а-а!

Бек продолжал ползти вперед, натыкаясь на лежащих тут и там солдат своего взвода, пробираясь сквозь лежащие на земле обломки деревьев, лианы, какие-то корневища… Да, попали, видно, крепко. Ничего не попишешь, влипли серьезно! Эта мысль проскользнула где-то по краю сознания, не ужаснув, а лишь слегка напугав его. Да и что он мог сделать? Война есть война. Грязная, поганая, мерзкая война, и деться им тут уж некуда!

Когда он дернул лежащего Долла за ногу и тот обернулся, Бек лишь спросил:

— Как обстановка?

Лицо у Долла было все в мелких морщинках, будто ворона проложила по нему свои цепочки следов. Такие же лица были и у других, да и у Бека, наверное, тоже. Долл очень удивился вопросу взводного сержанта:

— Обстановка? Не знаю…

— Почему же ты тогда остановился? И нас всех задержал…

— Ах, ты вот о чем… — Долл протянул руку вперед: — Видишь, что вокруг… Думаю, что это наша артиллерия поработала. Да и подъем покруче стал. Вот я и решил, что мы к высоте вышли…

— Может, и верно… Пожалуй, если б ты не остановился, мы бы все под огонь угодили. Под эти пулеметы. — Бек немного помолчал. — Что же нам теперь делать? Будь оно неладно! Да еще этот Бэнд куда-то пропал.

Все это Бек говорил вслух, но словно рассуждая сам с собой, нежели для Долла. Тем не менее Долл вмешался.

— Да черт с ним, с Бэндом. Я вот что хочу тебе сказать, Милли… — Он решил воспользоваться своим правом младшего командира называть другого по имени (Бека звали Миллард), хотя не был уверен, что это понравится взводному сержанту. — Мы же запросто можем уничтожить этот пулемет. Он ведь все время бьет у нас через голову. Слышишь?

Бек пропустил панибратское обращение мимо ушей. А может, и правда не заметил — все это время он пытался разглядеть что-то сквозь дым, образовавшийся от разрывов мин.

— Думаешь, сможем?

— А то как же! Мы ведь тут у него в мертвом пространстве. Я возьму пару парней, каждому по три-четыре гранаты, да и поползем туда. А как подавим пулемет, вы сразу вперед. Выберетесь из этого мешка, и порядок. — Голос его звучал излишне возбужденно и громко, особенно когда вдруг наступала пауза между разрывами мин.

Милли Бек помолчал, обдумывая предложение. К чему спешить, когда вот-вот должен появиться ротный, который сможет взять на себя ответственность? Но того, как на грех, все не было.

— Ну ладно, — наконец решил он. — Но только погоди, пока я взвод разверну. Выбирай себе двоих, и с богом. Могли бы, дьяволы, и сами за это время развернуться…

Повернувшись назад, он принялся что-то орать, размахивая для убедительности руками. Конечно, он знал, что никто сейчас на него не смотрит, но так ему было легче: